— Да, но с ногой, согнутой, как у писающей собачки. Так что повтори его, пожалуйста, Кэти, и как следует, иначе тебе придется делать его снова и снова.
Я даже вывернула шею, чтобы посмотреть на эту новую, авторитетную Данди. Кэти выполнила все, что от нее требовалось, Джек подхватил ее и подбросил обратно на трапецию. Кэти ухватилась за нее, но не смогла раскачаться и упала в сетку с жалобным воплем.
— Это твоя вина, Джек! — крикнула ему Данди. — Ты принял ее слишком поздно, и не получилось нужного толчка.
Джек раздраженно кивнул:
— По-моему, достаточно для одного вечера. Мы устали и потому делаем ошибки.
— Давай попробуем это выполнить со мной вместо Кэти, и ты убедишься, что я была права, хорошо?
Джек согласился и стал готовиться. На дальнейшее я уже смотреть не смогла и отвернулась.
Но я слышала его «Приготовились», «Ап!», а потом падение тела в сетку и возглас Данди:
— Ты можешь повернуться, Меридон. Я уже на месте.
Спрыгнув с сетки, Данди подошла ко мне и стала обуваться.
— Как это у тебя получается? — спросила я ее. — Я думала, что здесь командует Джек.
— Но ему не видно, что делает Кэти, — пожала плечами Данди. — К тому же он такой ленивый, Меридон. Если бы он был тут главный, мы бы заканчивали работу каждый день до полудня.
Тут к нам присоединились Кэти с Джеком, и мы замолчали.
По мере приближения назначенного дня Кэти волновалась все больше и больше. Когда она показала Роберту отглаженный костюм, ее руки так дрожали, что блестки на платье тихонько звенели. Роберт с сочувствием обратился к ней:
— Не волнуйся, Кэти. Только делай трюки так, как делала на тренировке. У нее ведь все в порядке? — обратился он к Джеку.
Но вместо Джека ответила Данди.
— Она немного ленива. Но работать умеет. Я думаю, что во время выступления все пойдет лучше, чем на тренировках.
— Очень хорошо, — кивнул Роберт и повернулся ко мне. — Нервничаешь, малышка Меридон?
— Нет, — покачала я головой. — Все, что от меня требуется, — это позволить Джеку спихнуть меня с лошади. Мы проделывали это уже тысячу раз.
— Тогда я счастлив, — улыбнулся Роберт.
У него были на то причины. Гала-представление принесло ему фунты стерлингов, а пенни деревенских жителей сделали сумку тяжелой, как пара седел.
Пони вели себя очень хорошо, даже те три, что были куплены в Солсбери и никогда не выступали перед публикой. Блубелли показал себя молодцом, как всегда, Морис, правда, немного беспокоился и шевелил ноздрями, но я так туго его запрягла, что ему не оставалось ничего другого, кроме как приноровиться к ходу Блубелли. Во время нашего с Джеком номера зрители прямо плаката от смеха, и в конце, когда мы совершали заключительный круг, я — стоя на спине лошади, а Джек — вися под ее шеей, вся знатная публика повскакала со своих мест и кричала и хлопала не хуже простых зрителей.
С Данди и Кэти вовсю заигрывали во время антракта, но я видела, что моя сестра ведет себя как королева. И Роберт не имел оснований жаловаться, когда она вернулась с опустошенным подносом и кошельком, полным монет.
Мое выступление на трапеции было принято «на ура», будто оно на самом деле требовало храбрости и было опасным. Люди просто не видели такого номера прежде, но я-то знала, что стоит мне повиснуть на этой трапеции, и мои ноги окажутся не более чем в футе от земли. Для меня этого было достаточно, и я ничего не боялась.
Приступ страха охватил меня во время выступления Данди. Я даже не смогла остаться в помещении и вышла на улицу. Там я разыскала Кея, прижалась лицом к его шее и стала гадать, что же происходит на сцене.
Сперва разнесся вздох предвкушения, это означало, что Джек выполнил стойку на руках на своей платформе. Последовавший гул одобрения означал, что Данди и Кэти замерли напротив. Затем я услышала испуганный шепот — это Данди или Кэти соскользнула с платформы на трапецию. Я вцепилась руками в гриву Кея. Громкое «о-о-ох!» публики и взрыв аплодисментов означали, что одна из них оказалась в руках Джека. Опять вздох — значит, он подбрасывает кого-то из них на трапецию, она раскачивается и возвращается на платформу. Гром аплодисментов говорил о том, что эта часть номера окончена.
Четыре раза я судорожно хваталась за гриву лошади, потея на морозном воздухе, пока наконец буря оваций не возвестила о триумфальном завершении номера. Люди вызывали наше трио опять и опять, крики «браво!» не смолкали, и я слышала звон монет, бросаемых со всех сторон на арену.
— Меридон! — позвал меня вышедший из темной двери Роберт. — Все хорошо, можешь пойти посмотреть на свою сестру. Пора раскланиваться с публикой.
Они вызывали артистов опять и опять, казалось, это никогда не кончится. Роберт позвал меня еще раз и ушел раскланиваться сам.
В тот раз финал прошел без меня. Я не могла вернуться, так как меня бесконечно рвало и рвало прямо на замерзшую траву. И если б я так не боялась запачкать свои белые бриджи, я бы, наверное, потом рассмеялась от своей девической чувствительности. Но мой смех был бы горьким.
Через два дня после этого, как Роберт и планировал, мы тронулись в путь. Отправились мы рано утром, так как все было уложено еще накануне. Новое оборудование мы перевозили в свежеокрашенных фургонах. На прежней картинке, которая изображала Сноу, вставшего на дыбы перед красивой леди, ее волосы были теперь выкрашены в каштановый цвет, что, видимо, обеспечивало сходство со мной. На задней стороне фургона была изображена упряжка скачущих пони, а на противоположной стороне нарисовано, как мы с Джеком скачем бок о бок на спинах Блубелли и Мориса, значительно более диких, чем на самом деле. В правом углу красовался другой мой портрет — я в короткой красной юбке прыгаю через горящий обруч, номер, который существовал пока только в воображении Роберта. Но все эти картины были написаны по его приказу.
Кэти с Данди с завистью разглядывали все эти бесчисленные изображения, пока не увидели свой собственный фургон. На нем золотыми буквами было написано: «Изумительное воздушное шоу Роберта Гауэра» и изображалась летящая по воздуху Кэти с развевающимися белокурыми волосами.
На другую сторону фургона я почему-то не стала смотреть во второй раз. Там художник изобразил Данди, прыгающую с трапеции в сетку, но за недостатком места создавалось впечатление, что она падает с улыбающимся и счастливым лицом. «Мамзель Данди! Единственная летающая девушка в мире!» — гласила надпись, выполненная малиновыми буквами. Данди эта картина очень нравилась, так как художник наделил ее ненормально длинными ногами и полным бюстом. И написал слово «единственная».
