Вышли мы на конечной, тащимся под арку такие две маленькие лошадки, заворачиваем за угол, а у нашего подъезда диспетчер Женя стоит с газетным свёртком, по виду подозрительно напоминающим упакованный цветочек. Крайне глупая получилась ситуация.
Но дурацкими положениями нас же не испугать, правда? Второй раз живём! О, так гораздо актуальнее звучит.
– Здрассьте! – глупо-жизнерадостным голосом сказала я. – А нам как раз помощь нужна. Вы умеете люстры вешать?
– Оля! – покраснела мама.
– Умею, конечно! – бодро ответил диспетчер Женя. – Вы позволите вам помочь?
Он принял у мамы коробку, в освободившуюся руку вложил газетку: «Это вам!» – и забрал ковёр.
– Я вторую дверь подержу! – бодро пропищала я и прошмыгнула в подъезд.
Дома вкусно пахло пирогами. Бабушка встретила наш приход немножко заполошно, засуетилась, начала греметь кастрюлями. Вазы у нас тоже не оказалось, и слегка застывшая розочка была помещена в стеклянную трёхлитровую банку.
– А я вот совсем неромантичная, – объявила я, водружая банку на стол в зале, – всем цветам предпочитаю конфеты. В крайнем случае, торты.
– В следующий раз я обязательно это учту, – сказал Женя.
– Оля-а... – сделала большие глаза мама.
– А шо такова? Мы тут все интеллигентные люди, просто делимся взглядами на жизнь.
Мама сказала: «Ц!» – и покачала головой.
– А инструменты у вас есть? – спросил Женя.
Базовый набор инструментов имелся в доме у каждого уважающего себя советского человека. И вообще, нас, например, починить розетку и выключатель в четвёртом классе на уроках труда учили. Это уж потом я расслабилась...
Женя встал на табуретку и почти упёрся макушкой в потолок. Крындец. Как они такие большие живут? Мне с такой высоты даже вниз смотреть страшновато.
Шучу, ладно. Не поэтому я не люблю каблуки.
Короче, пока люстра обретала своё постоянное место жительства, бабушка напекла пирогов, и мы дружно пили чай с ягодными открытыми пирожками, ватрушками и перемячами* (на что, подозреваю, товарищ Женя в свой первый заход даже и не рассчитывал). Потом он интеллигентно откланялся, напоследок предложив маме назавтра поход в кино.
*Татарские круглые пирожки
с мясной начинкой
и небольшим отверстием сверху.
Мы всегда жарили в масле.
Мама задрала нос и сказала, что если завтра не случится никаких внезапных планов...
Тогда Женя сказал, что заедет и узнает: появились планы или нет. Часов в пять.
Я слушала их из зала и с трудом воздерживалась от того, чтоб ничего не выкрикнуть, так меня подмывало на комментарии. Еле дождалась, пока ухажёр окончательно ушёл (убедилась методом визуальной фиксации через окно), и говорю:
– И что ты собираешься завтра делать, мам? Сидеть, на меня глядеть? Вот ещё высокоинтеллектуальное развлечение! У меня лично на завтра большие творческие планы. А ты давай, в кино езжай.
– Так-то ничё мужик, рукастый, – посмотрела на люстру бабушка. – И симпатичный.
– А у тебя, вообще-то, есть в чём пойти? – спросила я. – Платье надо красивое.
– Какое платье? – закрутилась перед стеклянными створками мама. – Мы же в кино идём.*
*Да, в кинотеатрах зимой
топили весьма условно,
все сидели в шубах.
– Ха! – возмутилась я. – И что, в халате идти? А если он тебя после кино в кафе пригласит, мороженого поесть, например? Надо всегда при параде быть.
– Праильно! – поддержала меня бабушка. – Солидно надо.
У меня, правда, были некоторые свои представления о платьях для свиданий, далёкие от понятия «солидно». Думаю, мама вообразила себе вообще что-то третье. Посмотрим, чем дело кончится.
Чрезмерно толкать матушку во второй брак мне никак не хотелось. Мы ж этого мужика всего-то три раза видели, так? Может, он психидорошный или, наоборот, зануда?
Хотя, нет, на зануду не похож. Да и псих в диспетчерах бы не удержался. Но, так или иначе, возьмём за аксиому, что у человека рано или поздно всё равно вылезут какие-то дурацкие привычки или косяки – тупо потому что идеальных людей не бывает. Тут главное, чтобы двое людей могли взаимно сосуществовать с косяками друг друга. Вот что важно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Пришла мама из кино умеренно поздно. Явно или гуляли где-то, или в ресторане сидели, но всё было выдержано исключительно в рамках приличия.
Вообще, хочу вам сказать, общественное мнение жёстко осуждало невоздержанное поведение. У нас в подъезде на первом этаже проживала тётка, которая работала в каком-то ресторане и периодически приезжала оттуда с кавказцами (разными, да, и не всегда с одним). Так я вам хочу сказать, остальные соседки даже здороваться с ней брезговали.
НАИЛЬ
Двадцать седьмого, ровно как в прошлом году, приехал Наиль. На удивление, «отмечать» приезд не стал, просто вместе за столом посидели. А на следующий день он развил бурную деятельность. Ну, это я потом поняла, что развил, а сперва все удивились, что он подорвался с утра и куда-то помчал. В обед к дому подъехал грузовик, и мебельщики начали сгружать раскладной диван. Этот диван затащили к Наилю в комнату, а его старый выволокли на помойку. Потом затащили довольно симпатичный комод, совсем небольшую тумбочку, два скатанных рулона и цветной телевизор в огромной коробке. Последним Наиль самолично (и исключительно бережно) занёс торшер на красивой точёной ножке, с бежевым абажуром, украшенным тремя рядами кофейной бахромы. Вот теперь я поняла, что он точно, совершенно определённо женится, и женщина будет не та, что в прошлой жизни.
Бабочки истоптаны, блин...
В свёртках, понятное дело, оказались ковры. Небольшой – на пол. И второй, довольно приличный – на стену. Эта мысль была очень здравая, поскольку комната у него самая угловая, стена холодноватая.
Раскатав коврик и расставив мебель, Наиль снова умчался. Вернулся вечером, с новым костюмом, в новой норковой шапке (шик неимоверный), в дублёнке и с дядей Дизелем* в придачу.
*Да, у меня есть дядя
которого назвали в честь мотора.
У дяди Дизеля была такая штука, которая забивала старинные СССРовские дюбеля, и его периодически эксплуатировали родственники. Они навтыкали в стену дюбелей, больше похожих на гвозди-переростки, и остаток вечера Наиль пришивал к верхнему краю ковра кольца и наводил в комнатке всяческий марафет.
Кстати, цветной телевизор он подключил в зале – бабушке, а наш прежний, что поменьше, чёрно-белый, затащил к себе в комнату.
Утром он снова умчался, и бабушка, поразмыслив, вытащила из встроенного шкафа все ненаилькины вещи, включая шикарный старинный «Зингер» с ручным приводом. Зингер поселился в одном из шкафов стенки, которая, впрочем, продолжала оставаться полузагруженной.
Управились мы как раз к Наилиному возвращению. Он притащил несколько комплектов постельного белья, увязанных шпагатом, плюшевое покрывало на диван (с оленями, всегда мечтала такое иметь!), новую подушку и широкую, но невысокую хрустальную салатницу, которую сунул мне:
– На-ка, Ольга, на комод поставь, – раздеваться он не торопился. – Мама! Поехали в коопторг съездим!
Бабушка в пять минут собралась, и они упылили, оставив меня на хозяйстве. А! Я не говорила же. С того дня, как нам извещения на деньги пришли и бабушка переволновалась, я как забила на школу, так и не ходила. Сказала маме: пусть мне записку напишет, что я болею. Раз в месяц записку от родителей можно. И что я в ноябре не воспользовалась?
20. НУ ВОТ И ВОСЕМЬДЕСЯТ ТРЕТИЙ
НОВЫЙ ГОД НА ПОДХОДЕ
Наиль с бабушкой навезли из коопторга всякой вкуснятины, разложили всё это по холодильникам и ящикам на балконе, и тут Наиль сказал:
– Мам, я на новый год приглашу девушку. Хочу вас познакомить.
– Да я уж поняла, – чинно ответила бабушка. – Как зовут-то хоть девушку?
