- Маггиль требует расследования.
- Господин гауптштурмфюрер? Какой принципиальный человек. Ай-ай! - Целлариус снял телефонную трубку. - Соедините меня со службой безопасности. Алло! Добрый день, гауптштурмфюрер... - Целлариус рассмеялся и подмигнул Шлоссеру. - Ладно, ладно, что вы хотите за своего дохлого унтера? Плачу по-королевски. Хотите получить голубую папку? Да, да, ту самую. Я всегда говорю серьезно. Можете приехать в любой момент. Да, барон у меня.
Шлоссер следил за разговором и никак не мог понять, почему фрегатен-капитан изменился. Новости из Берлина? Все разговоры о дружбе не стоят и пфеннига. Просто ветер с другой стороны?
- Что за голубая папка, Александр? - спросил он, когда Целлариус закончил разговор.
- Не будь любопытным. - Целлариус достал бутылку русской водки и рюмки. - Сейчас прибудет великий муж, мы по русскому обычаю помянем покойника.
Через пять минут Маггиль вошел в кабинет, и Целлариус с шутливым поклоном протянул ему тоненькую голубую папку. Гауптштурмфюрер развязал тесемки, быстро просмотрев содержимое, захлопнул папку.
- Отлично, я улажу дело. Много свидетелей, но ничего. - Маггиль хотел сохранить серьезный тон, но не выдержал и рассмеялся. - Бедняга Вальтер. Господа, - он принял от Целлариуса рюмку водки, - раз вы так платите, то, может быть, вам нужен мой заместитель? Кстати, очень неприятный человек, пишет на меня доносы. Маггиль выпил, поднял руку в партийном приветствии. - Спешу, господа. Всегда рад видеть!
Целлариус подождал, пока не стихнут его грузные шаги, и покачал головой.
- Клинический идиот! Прости меня бог! - Он перекрестился. Знаешь, что я ему всучил?
Шлоссер взял горсть маслин и пожал плечами.
- Дело, которое я по приказу Канариса завел на полковника Редлиха. Во-первых, оно может лопнуть. Я тебе не желаю зла, Георг, но ведь может случиться. Во-вторых, что за работа - арестовывать невинных немецких офицеров? В-третьих, неизвестно, как на арест и расстрел Редлиха посмотрят завтра.
Шлоссер молчал, а Целлариус, сделав паузу, закончил:
- Адмирал будет в восторге, что дело удалось спихнуть службе безопасности. А Кальтенбруннера хлебом не корми, дай разоблачить штабиста. Георг, представляешь сенсацию? В генеральном штабе разоблачен русский шпион!
Пока Шлоссер улаживал отношения со службой безопасности, Скорин и Лота сидели в гостиной. Скорин устроился в кресле у камина. Лота, сидя на диване, чуть в стороне, испуганно смотрела на него.
- Что вы наделали, капитан? А еще говорили, что не смельчак?
- Чтобы убить человека, смелость не нужна. С моей стороны это была скорее слабость. - Скорин подхватил выпавший из камина уголек, прикурил от него, бросил в огонь. - Лота, к сожалению, господа бога нет, нам, грешным, приходится брать в руки карающее оружие.
Вдалеке захлопали двери, раздались быстрые энергичные шаги, Шлоссер буквально ворвался в гостиную.
- Вы родились в рубашке, капитан! - сказал он с порога.
- Идите вы к черту! - спокойно ответил Скорин.
- Я только что спас вам жизнь. - Шлоссер понял, что зря впал в напыщенный тон. - Хватит об этом... - Он взглядом указал Лоте на дверь, девушка встала, но Скорин взял ее за руку, усадил на место.
- Не вы спасли мне жизнь, а я сегодня защитил вашу честь, барон. - Скорин кочергой поворошил угли, и они вновь занялись голубоватым огнем.
- Я устал от вашего фанатизма...
- Подайте в отставку.
- Лота, распорядитесь, чтобы нам подали кофе.
Скорин положил ладонь на руку девушки, и она беспомощно взглянула на Шлоссера.
- Человек с чистой совестью не боится свидетелей, - сказал Скорин. - Палач-садист Вальтер и Георг фон Шлоссер - союзники. Блестящий союз! - Лота почувствовала, что барон не простит ей присутствия при таком разговоре, высвободила руку и вышла. Скорин посмотрел ей вслед. - Очаровательная девушка. Парадокс! Как при фашизме живут такие наивные люди? Если вы Лоту не защитите, барон, она может кончить жизнь в застенках гестапо. - Скорин, хотя и обращался к Шлоссеру, но говорил таким тоном, словно был один. - Я давно вам собирался сказать, зря вы мой арест поручили Маггилю. Зря, барон! - В его голосе звучала явная угроза. - Я человек злопамятный.
Шлоссер стоял за спиной Скорина, и видеть его Скорин не мог. Барон пожал плечами, взглянул на Скорина, как на больного ребенка, усмехнулся.
- Для разведчика вы излишне самонадеянны, барон, - продолжал, не оборачиваясь, Скорин. Казалось, он видит усмешку Шлоссера.
Уверенность и сила исходили от этого сидящего неподвижно человека. Пламя отражалось в его глазах, окрашивало мерцающим красным цветом бледное лицо. У Шлоссера мелькнула нелепая мысль: может, в гостиной прячутся сообщники? Нет, черт возьми, русский один. Его жизнь в руках Шлоссера. Правда, он думает, что переиграл барона, уведомил своих об аресте. Пусть думает. Убивая гестаповца, капитан не сомневался в своей безнаказанности, зная заинтересованность в нем абвера. А может быть, этим актом он хотел реабилитировать себя в глазах соотечественников?
Барон сделал несколько шагов, заскрипели половицы. Почти бесшумно вошла Лота, оставила поднос с кофе, хотела уйти. Скорин остановил девушку.
- Посидите с нами, Лота. В вашем присутствии я становлюсь мягче. Разведчик должен уметь ненавидеть, но не допускать, чтобы ненависть довлела над разумом.
Скорин подвинул к огню второе кресло, он разговаривал так, будто был в гостиной вдвоем с Лотой.
- Нет плохих наций, и вы тому доказательство. Любой народ добр, зачастую доверчив и до поры может быть инертен. Решает судьбу нации все-таки народ. Такие, как вы, Лота. Гитлеры не могут вас победить.
- Демагогия! Набор красивых, ловко подобранных слов! - не выдержал Шлоссер. Он прекрасно понимал, что русский умышленно втягивает его в спор, собирался молчать - и вот сорвался.
Скорин повернул кресло так, чтобы не сидеть к барону спиной, теперь он и Шлоссера видел, и Лоту.
Спора не избежать, Лоту не выслать. Русский добился своего. Шлоссер собрался, будто готовился к рукопашной.
- Ответьте на один вопрос барон, и я признаю себя демагогом.
- Согласен.
- Во имя чего вы, Георг фон Шлоссер, воюете с моей страной?
Шлоссер хотел ответить, что капитан жульничает, ведь разговор идет о роли народа, но, встретившись с любопытными глазами Лоты, замялся. Понимая, что его молчание расценивается как замешательство, барон разозлился. Злость - плохая помощница в споре, он пытался подыскать точные слова.
Пауза затягивалась, становилась зловещей.
- Я вам помогу, барон. - Шлоссера окончательно вывела из равновесия спокойная наглость русского, он покраснел, резко придвинулся к капитану. Скорин улыбнулся.
- Вы говорили, что не верите в лозунг фюрера об избранности арийской расы. Естественно, иначе я бы с вами просто не разговаривал. Тезис нации номер один отпадает. - Скорин и сейчас обращался к Лоте, говорил доброжелательно, чуть снисходительно. Так учитель объясняет на уроке общеизвестные истины. - Захват необходимого жизненного пространства? Лота, каково население Германии? Подскажу: около семидесяти миллионов. С 1938 по 1941 год фашисты поработили 11 стран с населением 142 миллиона человек.
Шлоссер понимал, что теперь уже перебивать русского глупо. Пусть говорит, потом можно будет превратить все в фарс. Как? Плохо слушая капитана, барон стал подыскивать короткую точную фразу.
- Лота. - Скорин окончательно исключил Шлоссера из разговора, обращался только к девушке. Она уже с испугом поглядывала на барона, но слушала русского с интересом. - Не кажется ли вам, что пространства хватало? Третий тезис ефрейтора - на Германию возложена миссия спасти мир от красной опасности. Во-первых, порабощение и уничтожение - после разгрома фашизма станет известно, сколько миллионов французов, поляков, чехов, словаков убили наци, - несколько странная форма спасения, вы не находите? Во-вторых, мы ни на кого не нападали. Я обещал вам помочь, барон, и постарался сделать это. - Скорин выдержал паузу, давая Шлоссеру возможность высказаться. Тот продолжал молчать и Скорин закончил: - Вы можете ответить лишь одно, майор: бароны Шлоссеры - потомственные военные, они сражаются за отечество, когда оно воюет. Не важно, с кем, не важно, за что! За правое дело или неправое! Поменьше рассуждать, точно выполнять приказы! Даже если приказы отдает сумасшедший маньяк-ефрейтор. Ведь сказал же он: "Правдой или неправдой, но мы должны победить. Это единственный путь, он верен морально и в силу необходимости. А когда мы победим, кто спросит нас о методе? У нас и без того так много на совести, что мы должны победить".
Лота, испуганно вскрикнув, зажала ладонью рот, Шлоссер заставил себя рассмеяться.
- Прелестно, капитан. Ко всему у вас и отличная память.
- Да, да! Коммунистическая пропаганда! Я забыл, барон, вы предпочитаете только такой ответ. - Скорин встал, прихрамывая, пошел к двери. - Точнее, не забыл, просто считал вас способным мыслить, а не повторять истерические выкрики Геббельса. - Он задержался на пороге. В книжной лавке я видел сборник его речей, чудесный сафьяновый переплет, пришлю вам завтра же. А правду с неправдой мешать нельзя, даже если этого требуют ваши вожди. Спокойной ночи.
