Крики преследователей стали совсем редкими, но грохот сапог и не думал затихать. Фабио подумал: «А куда я, собственно, бегу?» Он как раз приближался к высокому островерхому дому из красного кирпича, который стоял в конце Якорной улицы. Его называли Дом Секции. В нем размещались Председатель и комитеты Секции Гавани и заседал Трибунал Секции. Можно было, конечно, заскочить прямо туда и попросить защиты, но Фабио сам слышал, что у солдат был официальный приказ об аресте. Он решил, что как раз в Трибунале от приказа его могут и не защитить: «Ну, может, найдут мне адвоката, только мне ведь нужна свобода, а не адвокат».
Фабио было некогда подумать об этом дальше. А между тем, если бы у него было время, он бы додумался до таких вещей, которые ему бы, скорее всего, не понравились. Дело в том, уважаемый читатель, что как-то так выходило, что Революционные Трибуналы, когда они судили обвиненных в преступлениях против народа, почти никого и никогда не оправдывали. Они даже не очень внимательно выслушивали оправдания обвиняемых и их защитников. Пока Фабио был зрителем таких процессов, ему это, конечно, нравилось – ведь получалось, что ни один враг народа не уйдет от возмездия и не сможет своими хитрыми уловками запутать справедливый и строгий Суд Народа. Теперь же, когда он стал жертвой несправедливого обвинения врагов Революции, ему бы совсем не показалось правильным, что никто в Трибунале не станет слушать его оправдания. Но мы возвращаемся к Фабио, который приближался к двум расходящимся улицам.
Улица, идущая направо от Дома Секции, вела прямо в Гавань. В Гавани, конечно, можно было легко спрятаться среди складов и сложенных на пристанях грузов. А Фабио, надо вам сказать, очень любил играть с друзьями в прятки, и именно в Гавани. Он совсем было собрался повернуть направо. Однако тут ему пришло в голову, что прятки выйдут не вполне честными. Одно дело, когда все ребята прячутся, а водящий их ищет. И совсем другое, когда прятаться будет один Фабио, а искать его – целых сто человек. Так можно было и проиграть.
Фабио решил, что он, конечно, спрячется, но перед этим нужно оторваться от погони. Он свернул налево и оказался на улице Павших Моряков, бывшей Сельдевой. Пахла она так, как будто и теперь была Сельдевой, и вела к Рыбному рынку. Прохожих здесь было много больше. Фабио рассчитывал добежать до рынка и затеряться в толпе покупателей. Но случай скрыться от преследователей представился ему уже на улице. Среди женщин в серых платьях и цветных косынках, идущих с рынка с корзинами рыбы, как-то оказался невысокий черноволосый гражданин в шляпе с бело-синей кокардой Комиссариата Порядка. Гражданин шел, опираясь на трость. Он заметно хромал. Это-то и было нужно Фабио. Он не успел придумать ничего другого, как еще раз, уже, как сказал бы гражданин Хорес, предумышленно, устроить то, что на Якорной улице вышло само собой. Он немного притормозил, чтобы преследователям показалось, что они его вот-вот поймают, и побежал прямо на хромающего гражданина. Женщины вокруг того взвизгнули и прыснули в стороны, а гражданин остался на месте. Он удивленно посмотрел мальчишке прямо в лицо, указал на него тростью и вскрикнул: «Гражданин Фабио! Немедленно…»
В этот момент Фабио метнулся вправо и тут же влево, как бегущий от охотников заяц. Он обогнул человека с тростью, так что тот оказался точно между ним и первым из преследователей. Тот бы, наверное, смог остановиться, если б ему под ногу не подвернулась плоская желтая камбала, которая выпала из корзинки одной из бежавших гражданок. Камбала под солдатским сапогом выпучила глаза и отчаянно пискнула. А солдат поехал на рыбе, как по льду, и въехал прямо в объятия хромого. Вместе они секунды две как будто исполняли какой-то иностранный танец, а потом наконец стали падать. Фабио крутанулся на пятках, выбрал место, где широкие юбки отскочивших на тротуар женщин колыхались сплошным серым занавесом, и отчаянно бросился прямо сквозь занавес, как опоздавший актер, пробежавший прямо через зал перед самым началом спектакля. Он вынырнул уже в сумрачном переулке, уводящем в сторону от улицы, свернул в другой, потемнее, в третий, где вовсе была еще ночь, – и наконец не услышал топота сапог за спиной. Тогда Фабио нашел под мышкой свой зеленый колпак, нахлобучил его посильней на глаза и зашагал дальше спокойно.
Между тем погода начала портиться. С моря пришел ветер. Ветер вытолкал с улиц летнюю жару и наполнил их свежестью и холодом. Фабио пришлось развернуть старую отцовскую штормовку и набросить ее на голову и плечи. Остальную одежду он переложил за пазуху.
Но ветер не унимался. На его свист из-за горизонта примчались любопытные облачка. Вслед за ними к Столице потянулись и осторожные серые тучки. Воздух стал набухать и сочиться по краям первыми каплями дождя.
Фабио тем временем шел по улицам и думал: «Значит, Маршал Просперо, вождь „умеренных“, – вот кто враг! Он как-то узнал, что Тибул оставил Фабио свой главный секрет, и теперь хочет завладеть им. А может… может, это он и убил Тибула! Тогда он точно ни перед чем не остановится».
Одна осмелевшая синяя туча как раз залепила солнце. От этого на улице сразу потемнело. Фабио вздрогнул и поплотнее закутался в штормовку.
«Но почему же тогда солдаты Просперо в меня не стреляли? Зачем-то они хотят меня именно схватить. Ага! Наверное, Просперо нужно знать, не рассказал ли я секрет кому-то еще. Да я бы и рассказал, только как понять, кому можно верить, если даже герой Республики, первый друг народа, сам Железный Маршал оказался врагом».
Фабио стиснул зубы. «Ничего, – пообещал он себе, – я во всем разберусь. Тибул, я тебя не подведу».
Летний день наконец не выдержал тяжести принесенных ветром туч. День лопнул с таким треском, с каким дождь бьет по крышам. Вместо воздуха вокруг оказались капли, струи и потоки воды.
На другом конце Столицы, перед Дворцом Народного Собрания, гражданин Эквиа как раз произносил речь на похоронах Тибула. Он прервал речь, поднял голову и разрешил дождю намочить ему щеки.
– Смотрите, – сказал он, – сама природа оплакивает вместе с нами великого друга народа!
Маршал Просперо стоял напротив трибуны и, набычившись, глядел прямо на гражданина Эквиа. Когда Просперо услышал последние слова о природе, его глаза яростно заблестели. Казалось, он сейчас запрокинет голову и разразится тем самым громовым хохотом, от которого, как говорили солдаты, во втором сражении под Бренном остановилась атака вражеской конницы, а скакавшая впереди полка лошадь сбросила гессенского гусарского полковника прямо под ноги Железному Маршалу.
Гражданка Эквиа стояла рядом с братом. Она поймала взгляд Просперо и отвела глаза. Ее щеки были мокрыми, как у брата, хотя капюшон и закрывал их от дождевых капель.
«Алле!» – чуть слышно прошептала Суок.
Но вернемся к Фабио. Он решил найти укрытие от ливня. Оказалось, что, пока он размышлял, ноги сами принесли его на Четырнадцатый рынок, на место вчерашнего представления. Балаганчик дядюшки Бризака уже успел сложить и убрать подмостки и перегородки, но еще не уехал. Теперь все артисты попрятались от непогоды в вагончики. Фабио устремился к ближайшему вагончику, постучался, был узнан и приглашен внутрь.
Глава VII. Песенка о двух мышатах
Фабио дружил со многими из артистов. Тетя Аглая не ошибалась, когда говорила, что Фабио хотел стать циркачом. Некоторое время назад он проводил в балаганчике дядюшки Бризака целые дни, а иногда и ночевать оставался в цирке. Акробаты уже считали его своим новым учеником. Фабио и сейчас не передумал. Но после сражений за Столицу год назад он отложил карьеру артиста до того времени, когда Республика победит врагов. А пока он собирался, как только ему исполнится двенадцать лет, пойти юнгой в Народный Флот, чтобы воевать с англичанами. Вернее, так он говорил всем, но мы можем вам рассказать по секрету, что на самом деле он был намерен незаметно пробраться на военный корабль уже в навигацию этого года. Только нужно было выбрать корабль Народного Флота, который пойдет в дальний поход, чтобы Фабио не смогли сразу высадить на берег. Ну а дальше он бы сумел доказать, что достоин быть моряком уже сейчас. Пока, к сожалению, про дальний поход ничего не было слышно.
– Малыш Фабио, здорово! Давно не виделись! А мы тебя вчера ждали не дождались, думали, ты и попрощаться не придешь, – обратился к Фабио длинный человек с горбатым носом, который открыл дверь мальчику. Это был Сильвио, знаменитый наездник и акробат. Другие артисты весело поприветствовали Фабио, а ученый пес Пирожок положил ему лапы на плечи и облизал лоб.
– Здорово, Сильвио! Здорово, ребята! Привет, Пирожище! Прости, ничего тебе не принес, – радостно отвечал Фабио. Он почувствовал себя даже лучше, чем дома. Все здесь были ему рады. Он вдруг подумал, что нашел наконец место, где можно спрятаться.
Циркачи сидели вокруг стола. Их стульями были бочки акробатов и барабаны оркестра. Столом им служил большой ящик фокусника, в котором на представлении то исчезали, то появлялись его помощники. Ящик был обит черным бархатом с серебряными блестками. Среди блесток лежали хлеб и овощи и стояли оловянные стаканы. Артисты собирались перекусить, пока идет дождь. Но поскольку люди они были все веселые и почти все молодые, то вместо обеда у них вышло веселье. Жонглер Помпей снял со стены гитару, сестры-танцовщицы Ана и Мария стали петь новые куплеты, а другие хлопали в такт и подхватывали хором последние слова.
