Лукас опять подошел к какому-то стражнику, рассказал, что ищет дочь.
— Среди раненых женщин нет, — коротко отрезал тот. — Была одна тетка с обожженной рукой, да и та домой к себе утопала.
— А ты, я смотрю, не из местных? — вдруг обратился к Лукасу молоденький солдат.
Художник кивнул головой. Парень почему-то опустил глаза.
— Ты иди за конюшню на задний двор, — чуть слышно проговорил он. — Там девушку из лесу привезли. Спрашивали, может, кто опознает. Да никто не признал, не здешняя, видать.
У Лукаса потемнело в глазах. Все дальнейшее происходило как будто в тумане. Куда-то его вели, мимо стонущих раненых солдат, затем дальше, на задний двор, где было, наоборот, очень тихо.
Возле подводы, на которой лежало накрытое полотном тело, Лукаса оставили одного.
Художник дрожащей рукой приподнял пропитанную кровью тяжелую ткань и тут же, не выдержав, заплакал.
Слава Гилфингу, это была не Мона.
Когда Лукас возвращался домой, бледное, словно восковое лицо убитой девушки стояло у него перед глазами. Вроде он уже видел ее когда-то, и даже не просто видел, а писал на заказ портрет. Или ему только показалось? Эта мысль молнией пронеслась в голове и тут же исчезла. До того ли сейчас было, когда Мона, может, вот так же где-то лежит, вся в крови, с безжизненным восковым лицом…
Художник не помнил, сколько времени бродил по лесу и громко звал дочь. Потом, уже ни на что не надеясь, вышел на тропинку, ведущую к дому. Обогнул заросли, заслонявшие строение, и застыл на месте, боясь поверить своим глазам. В проеме распахнутых ставень горела свеча. Мона ждала его, как и обычно, сидя возле окна, и увидев отца, выбежала навстречу.
Художник крепко обнял дочку. Мона неловко ткнулась ему в щеку. Губы ее показались Лукасу очень холодными, будто ледяными.
— Ты что, замерзла?
Девушка отрицательно покачала головой. Художник вдруг заметил, что взгляд Моны стал каким-то другим… И сама она сильно изменилась, побледнела, осунулась.
«Впрочем, неудивительно, натерпелась ведь нынче страху, — подумал Лукас. — Разбойник сбежал-то небось прямо на ее глазах».
— Бедная, как ты, должно быть, сегодня напугалась! — заботливо проговорил он. — Если б я знал, что такое случится, ни за чтоб не оставил тебя одну.
— А что случилось? — спокойно спросила Мона.
— Ты разве не слышала, что разбойник сбежал? — изумился Лукас. — В городе раненые, убитые…
— Ах вот оно что, а я и не видела ничего из-за толпы, — чуть слышно ответила Мона.
Девушка вздохнула и опустила глаза.
— Вдруг паника началась, шум, крики, народ помчался куда-то. Я даже не поняла, что произошло. Просто решила, что торговли сегодня больше не будет, ну и отправилась домой. Спешила вернуться до полудня, пока не очень жарко.
— Так ты давно уже дома? — изумленно воскликнул Лукас.
Мона быстро кивнула и вышла из комнаты.
Художник ничего не мог понять. Он попытался вспомнить события сегодняшнего вечера, но все как-то разом смешалось в голове. Перед глазами стоял старинный фолиант и несколько полуобгоревших листков, вложенных зачем-то в середину книги. Он помнил, как, позабыв о времени, листал исписанные непонятными знаками пожелтевшие страницы и при этом будто проваливался куда-то. Реальная жизнь отступила, словно перестала существовать. Затем внезапно начавшиеся сумерки, дорога домой, запертая снаружи дверь… Неужели ему это только приснилось? Невероятно!
Лукас вдруг понял, что просто не в силах сейчас об этом думать. Хотелось поскорее забыть все кошмары сегодняшнего дня. А еще ужасно хотелось рисовать. Вот прямо сейчас дописать портрет Моны, к которому уже несколько недель даже не приближался. Столько раз собирался его закончить, да все почему-то времени не находилось. Каждый день то одно, то другое… А тут вдруг кинулся к палитре, смешал краски и работал полночи, словно одержимый. Причем писал по памяти, чего раньше никогда не делал. Беззаботная улыбка Моны, сияющие глаза, нежный румянец на щеках сами собой появлялись на портрете. Нет, так он никогда не рисовал! Счастливый художник, уже закончив картину, все продолжал сидеть перед ней, не в силах оторвать взгляд. Любовался, не смыкая глаз, до самого утра, и не заметил, как в комнату вошла Мона. Опомнился, лишь почувствовав на плече руку дочери.
— Чудесный портрет, спасибо, папа!
Лукас обернулся. Перед ним стояла его девочка, внезапно изменившаяся до неузнаваемости. Она была еще более бледной, чем вчера, глаза смотрели рассеянно, как будто не замечая ничего вокруг. Улыбка на губах казалась вымученной, неживой.
Художник потрясенно смотрел на дочь и вдруг понял, что его румяная, веселая, беззаботная девочка осталась на этом проклятом портрете. А перед ним сейчас стоит совершенно другая, почти незнакомая девушка, и той, прежней Моны, уже нет и больше никогда не будет.
Глава 22
Следующие дни прошли в напряженной работе. Художник с утра пораньше отправлялся в обитель. Теперь ему позволяли оставаться после обеда и работать в скриптории со старыми планами монастыря. Приходилось разбираться с разрозненными листами, зачастую ветхими и отсыревшими, к тому же чертежи иногда не соответствовали друг дружке, поскольку комплекс неоднократно перестраивался, планировка помещений менялась. Возвращался Лукас уже затемно, наскоро перекусывал и тут же садился за мольберт. До глубокой ночи готовил эскизы, продумывал сюжеты фресок, заполнял пустые квадраты на плане. А после нескольких часов короткого тревожного сна снова спешил в обитель.
Времени собраться с мыслями да как следует обдумать происшедшее не оставалось. Ближе к ночи иногда накатывали воспоминания. Перед глазами стояло возвращение в пустой дом, поиски Моны, отчаяние, страх. Но Лукас не позволял себе долго об этом думать. Опять уходил с головой в работу, словно укрывался под одеялом от навязчивого кошмара. И тогда тревога отступала. Жизнь снова становилась простой и ясной, все шло своим чередом. А опасения, что вновь объявится в этих краях разбойник Марольд, казались нелепыми и смешными. Зачем лиходею возвращаться туда, где его ищут? Мало ли в Мире других мест…
Между тем поиски сбежавшего разбойника продолжались. Теперь по дороге в город Лукас нередко встречал стражников. Да еще по настоянию матушки Ганы возле монастыря постоянно дежурили солдаты. Ну а заодно и по окрестностям прохаживались, иногда до самого дома художника доходили. Спокойней стало жить в лесу, значительно спокойней.
Лукас вскоре знал многих стражников в лицо. Молодые совсем ребята, еще молоко на губах не обсохло, недавно в стражу набрали. Ходят по своему маршруту с ужасно важным видом, разговаривают неспешно, обстоятельно. В первые дни художник лишь обменивался с ними короткими приветствиями да несколькими ничего не значащими фразами. Но неделю спустя случилось уже и поболтать немного, городские новости разузнать. Солдаты рассказали Лукасу, что начальство из-за побега разбойника шибко сердится, пособников Марольда всюду ищет. Только простым-то людям это все без разницы. Мало ли где злодей теперь по лесам скитается. Кончилась его власть в городе, можно вздохнуть наконец свободно, торговать спокойно, без опаски и дань бандитам больше не платить. Чего же еще-то надо?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
