несколько преувеличена напряжённость взаимоотношений русских и испанских колонистов, зато точно указаны границы их владений.
Правда, правнук Екатерины Александр II Николаевич расстался с заморскими землями (ибо опыт Крымской войны указал на затруднительность их обороны при новых противостояниях с Владычицей Морей — Британией) — зато получил от заокеанских покупателей политическую поддержку при завоевании Средней Азии: всё та же Британия, к чьим колониям на юге Азии Россия приблизилась, вовсе не радовалась новому соседу. Само же завоевание прошло сравнительно легко и быстро не в последнюю очередь благодаря громадному духовному — да и материальному — подъёму народа, вызволенного самим же Александром из крепостных пут и начавшего развитие свободной экономики.
Последнее территориальное приобретение империи — Тува — попало под российский протекторат в 1914-м, перед самой Первой Мировой. Россия ввязалась в эту войну не только по неуклюжести Николая II Александровича и его министров (и даже не только по общестратегическим соображениям, указывающим на опасность для России в случае установления в Западной Европе полной германской гегемонии, неизбежной в случае российского невмешательства в войну Германии с Францией). Куда важнее общенародное устремление, выразившееся в редкостном порыве всеобщего энтузиазма. Тот же порыв, похоже, руководил и организаторами присоединения этого горного района.
Бог дал — бог взял
Увы, после Первой Мировой пошло шагреневое сжатие территории страны.
Первая его стадия оказалась обратимой: в ходе Гражданской войны значительную часть страны удалось вернуть. Перед Второй Мировой вернулось и вовсе почти всё — включая некоторые участки, два десятилетия пробывшие в составе независимых Польши и Финляндии.
Но следующий этап распада случился в сравнительно мирной обстановке. Причём пошёл куда скорее и обширнее, чем в пору военного лихолетья. Значительная часть земель, собранных усилиями многих поколений предков, разбазарена потомками буквально в одночасье.
Дело даже не в том, что Союз феерически быстро — формально за одну ночь в Вискулях, а фактически, считая от первых деклараций суверенитета, за пару лет — распался. Куда важнее, что российская власть удивительно быстро отказалась от многих способов сохранения реального влияния в отколовшихся странах. Поистине, что легко досталось — легко и уйдёт.
Едва ли не единственным способом удержать соседей в российской орбите остался экспорт энергоносителей по заниженным ценам. Но и тут результат сомнителен. Немалая часть наших поставок перепродаётся дальше за границу — уже по мировым ценам. Да и на внутреннем рынке Украины или Грузии бензин и газ всегда шли далеко не по российским тарифам. Реальную выгоду получали немногие бизнесмены. Народ не почувствовал российской щедрости. Политики, привыкнув к ней, зачастую откровенно шантажируют нас. А то и вовсе не обращают на неё внимания, полагая, что мы-то никуда не денемся, а они за откровенную враждебность к нам (как те же Украина и Грузия) получат от богатого Запада куда больше, чем мы можем им дать.
Правда, есть ещё один канал влияния — наши соотечественники.
Единая культура — единая судьба
Россия почти триста лет назад провозглашена империей. Многие по инерции считают: нынешняя Россия (а заодно и Советский Союз) сохраняет всё ту же имперскую — глубоко неоднородную — сущность.
Не будем отвлекаться на давний спор: хорошо или плохо имперское устройство государства в целом[108]. Здесь гораздо важнее другое: Советский Союз уже за несколько десятилетий до распада не был империей в классическом смысле слова. В нём действительно сформировалась, по формуле партийных теоретиков, новая человеческая общность — советский народ. При всех несомненных этнических различиях все советские граждане были приобщены к единой культуре, имели единые представления о мире, да и работали в едином хозяйстве.
Значительная часть этого единства сохраняется и сейчас — через почти четверть века самостоятельного существования[109]. Едины даже ошибки. Так, латвийская и эстонская политика по отношению и к России, и к собственным жителям российского происхождения — образцовый пример недальновидности и непримиримости, характерных для многих советских руководителей.
Понятно, массовое народное единство — надёжнейшая опора для построения совместных программ, проведения общей внешней политики, экономической реинтеграции. Но чтобы использовать столь мощный ресурс, необходимо заботиться об его сохранении: политически поддерживать права русского языка, предоставлять соотечественникам доступ ко всем проявлениям нашей культуры, поставлять в соседние страны прессу и учебники…
Реальная же политика России противоположна.
Опасаясь оттолкнуть амбициозных постсоветских лидеров, мы закрываем глаза на откровенное ущемление русскоязычных и русскокультурных. Так, власти Украины даже в годы, когда ею правили вроде бы пророссийские Кучма и Янукович, демонстративно отвергали саму мысль о легализации языка, родного для двух третей её граждан — но российские дипломаты ни разу не возразили официально против столь беспардонной дискриминации. А уж интересами русских граждан в Туркмении (да и самих туркмен) мы и вовсе откровенно пренебрегли ради лишних грошей прибыли Газпрома от транзита тамошнего газа.
Торговля русскими книгами за рубежом остаётся частным делом, не имеющим никакой государственной поддержки. Поставка учебников — и вовсе дело частной и региональной благотворительности. Недавние поправки к закону о библиотечном деле поставили вне закона самые современные — электронные — библиотеки, то есть полностью отрезали всё зарубежье (и вдобавок многие регионы самой России) от громадного массива отечественной литературы[110].
В то же время приезд соотечественников в Россию до недавнего времени всячески ограничивался. Именно потому, что их всё же считают проводниками российского влияния. Но без нашей поддержки они рано или поздно оторвутся от родной культуры. Дискриминация под лозунгом «долой пятую колонну» несомненно сохранится: националистические предрассудки очень живучи. Но цели, ради которой стоило бы выдержать эту дискриминацию, уже не будет.
Впрочем, сейчас политика по отношению к соотечественникам меняется. На самых разных уровнях публично заявляют, что их возвращение в Россию следует поощрять. Мотивировка очевидна: в самой России население стремительно сокращается, и на многих важных направлениях уже просто не хватает ни крепких рабочих рук, ни светлых учёных голов.
Но простым поощрением иммиграции мы можем убрать лишь сиюминутные сложности. Ведь приезжие попадут под воздействие тех же условий, что мешают приросту числа наших сограждан. Значит, естественная убыль населения сохранится. А резерв зарубежных соотечественников довольно скоро исчерпается. Мы без толку растеряем важнейший ресурс поддержания общности с зарубежьем, влияния на него. Демографический же спад можно будет преодолеть только после радикальных изменений в самой России. Чем дольше мы будем маскировать проблемы усиленной иммиграцией, тем позже всерьёз займёмся этими изменениями — и тем больше придётся менять.
Реальные же возможности иммиграции невелики. Те русскоязычные граждане сопредельных стран, кого не удерживают дома какие-либо непреодолимые обстоятельства, в основном давно пребывают — или хотя бы регулярно бывают на заработках — в России. Хотя зачастую нелегально: наше иммиграционное законодательство всё ещё построено вокруг идеи «тащить и не пущать».
Значительные резервы сохранились разве что в Казахстане да (что у нас куда менее известно) Узбекистане. Прежде всего потому, что тамошнее руководство лояльно относится и к России, и к своим гражданам. К чему же выгребать оттуда тех, кто служит связующим звеном между нашими странами?
Более того, в этих республиках значительная часть русскоязычных — специалисты, приехавшие когда-то для строительства современной науки, техники, здравоохранения, и их потомки, также исполняющие ключевые обязанности в жизненно важных сферах хозяйства своих стран. Лояльное отношение к ним в немалой степени порождено осознанием их необходимости на своих местах. Если мы всё же сумеем переманить их в Россию, возможен обвал целых отраслей. Это не только породит массовую ненависть к нам, но и вынудит Россию брать на себя значительную часть жизнеобеспечения республик.
Так что не надо возвращать России соотечественников. Надо Россию вернуть соотечественникам.
Русские становятся евреями
Устойчивость Израиля в немалой степени обеспечена активностью еврейского лобби за океаном. Есть и другие причины американской поддержки — но ведь и арабы могут немало предложить заокеанскому гиганту. Так что без деятельности американских евреев стабильность Израиля могла бы вовсе выпасть из списка целей политики Белого дома. Не удивительно, что Еврейское агентство (по возврату всех евреев мира на историческую родину) старательно бездействует в стране, где евреев до сих пор едва ли не больше, чем в Израиле.
