На 20-летие, когда Ворошилов твердил, что это прощальная игра, на счете 5:5 выпал вопрос о пиковой даме. Последним! Мы были потрясены и ждали чего-то неприятного. Но, видимо, пиковая дама не сыграла. На 25-летие на том же счете выпал еще более символичный вопрос. "Бог слепил человека, и остался у него кусок глины. И спросил Бог: что тебе слепить? Человек ответил: слепи мне счастье. Вопрос - что сделал Бог? Он отдал человеку глину со словами: твое счастье, ты его и лепи таким, каким ты хочешь его увидеть". То есть каждый лепит свое счастье сам. И это утверждение к Ворошилову относится как нельзя точно: он строил свою судьбу так, как хотел. У нас было много споров на финальной игре. После "Короля" Тамары Гвердтцители Ворошилов наперекор моим возражениям потребовал у звукорежиссера музыку из "Дракулы" - душераздирающую, страшную. В Нескучном саду, на том самом месте, где потом стоял его портрет, фейерверком горели цифры 25, и звучала эта трагическая музыка. Когда на девять дней мы запустили видеопленку, то смотреть ее было невозможно. Понимаете? Он сам поставил и срежиссировал свой финал...
Я боюсь, что, сколько бы ни говорили о Ворошилове, ни писали о нем - никто до конца не скажет самую суть. И я, наверное, не сумею. Я ее чувствую, знаю, но где найти эти слова, примеры, как поймать его дыхание? Наверное, это невозможно...
Ворошилов приходил и сразу начинал ссориться. И только когда доводил человека до исступления, успокаивался. И тогда что-то рождалось. Человек всегда интересен на пике чувства. Конечно, были обиды, расхождения и возвращения обратно. Ворошилов всегда говорил: "Я их не люблю". Он не любил знатоков за то, что они много знают. Но он ценил, например, Друзя, потому что для Друзя игра - это все. Я не знаю, как он без нее будет жить. Саша сказал на поминках, что так же переживал, когда потерял отца. И я ему абсолютно верю.
Сегодня в отношениях со знатоками меня тревожит другое - использование имени "ЧГК" для подделок. Уже сейчас начинаются фестивали, кубки памяти Ворошилова - да не хочу я, чтобы под прикрытием его имени играли неизвестно во что. Если играют в "ЧГК" - это должно быть достойно. Надо держать марку, класс. Либо играйте в интеллектуальные игры под другим названием.
Главное в нем то, что он был совершенно незаурядной личностью. Он любое явление видел с другой стороны. Помню, женился Борис, на свадьбе произносили тосты. Встает Ворошилов и говорит очень грубую вещь: "Вам тут сейчас нажелают счастья и прочего. Но если у вас все будет хорошо, то и желать нечего. Поэтому я пожелаю: если придется разводиться, чтобы и в этой ситуации вы продолжали оставаться людьми". В этом был весь Ворошилов - он вынимал наружу самое главное, даже если оно было нелицеприятным. Он видел суть.
Если ты видишь точку, поставь ее! (Последнее интервью Владимира Яковлевича Ворошилова.)
- Владимир Яковлевич, вы в памяти своей долго храните информацию о людях?
- Всегда, если они чем-то мне интересны.
- Вы уже в нескольких интервью вспоминали о некоем Базиле. Кто это?
- Посчитаем, сколько мне довелось учиться на художника... Сначала была школа для одаренных детей при Институте имени Сурикова, которая находилась в то время, в 1943 году, в переулке рядом с Мещанской улицей. Помню, мы в шутку называли ее школой детей одаренных родителей... Потом -
Школа-студия MX AT, где я учился на театрального художника. Потрясающе интересно! Но была тоска по настоящей живописи, и я через некоторое время перешел в Академию художеств в Тарту. Потом мы все переехали в Таллинн, так что я закончил Таллиннский художественный институт по специальности живописец-портретист. Между прочим, с отличием. Итого на все про все ушло тринадцать лет.
По распределению был направлен в качестве художника-постановщика Первого драматического театра группы Советских войск в Германии. Работали в Берлине, в Потсдаме... Мне было двадцать четыре года.
Именно тогда судьба свела меня с удивительным человеком, с редким гениальным художником - с Василием Родченко. Семидесятилетним. Определенным на должность маляра нашего театра - на самую низкую художественную должность. Мы с ним крепко сдружились. Это был интереснейший, наидобрейший, умнейший и чувствительный человек. Об одном я довольно долгое время не имел представления - о том, каким он являлся потрясающим художником.
Его судьба, как сказка. С интригующим началом, но далеко не во всякий вечер наших долгих бесед со счастливым концом.
Представьте себе, мой друг Василий учился живописи у Константина Коровина! И был его лучшим любимым учеником. Но пришло время, когда умирающий отец попросил его вернуться домой в Керчь. И вот Василий и его брат Михаил предстали у постели своего больного родителя. То, что завещал им отец перед смертью, меня, помнится, сначала позабавило, а потом, когда я узнал о верности Василия этому завещанию, до глубины души поразило. "Ты, Василий, - сказал отец, - ничего в течение своей жизни не читай, ни одной книжки. А поезжай-ка, сынок, по белому свету и повидай все страны да смотри, чтобы не осталось ни одного места, где бы ты не побывал. А ты, Михаил, сиди дома и постарайся прочитать все книжки, которые написали люди. Когда в старости вы встретитесь, вам будет о чем поговорить".
И Василий поехал: Кювейт, остров Крит, Кипр, Соединенные Штаты Америки, Индия, Австралия... Он был везде. В Турции нужда заставляла его класть русские печи, на Гаваях - плотничать, на Аляске - бондарить, в Сингапуре - заниматься кузнечным делом. Он в совершенстве владел множеством разных ремесел и искусств. Был даже придворным живописцем арабского шейха... Но нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах этот человек не расставался со своим любимым занятием - рисованием. Оно являлось для него воздухом, хлебом, водой... Он таскал с собой по миру обшарпанный, замшелый чемодан с черепами. Нет, Василий не был сумасшедшим! Он был настоящим художником, который сам открывал законы живописи. Черепа были не чем иным, как необходимым для работы портретиста пособием. Портретиста, который вывел формулу зависимости психики человека от строения его черепа.
В результате долгих странствии мой друг оказался в Париже, в мастерской, в которой, возможно, жил Модильяни. Туговато ему там, в Париже, пришлось. Наступило время, когда нечем было заплатить за мастерскую. Однажды утром, еще не проснувшись, он почувствовал аппетитный запах хорошего кофе. Услышал звук накрахмаленных юбок и чуть было не свалился от удивления с кровати. Консьержка вместо того, чтобы по своему обыкновению бранить его на чем свет стоит и выгонять на все четыре стороны, стояла с серебряным подносом в руках, на котором, как на прекраснейшем из натюрмортов - хорошенькая чашка с дымящимся кофе, пара свежайших булочек и стопка утренних газет. Василий не на шутку испугался - откуда у него деньги, чтобы расплатиться за всю эту небесную манну? Консьержка развернула газеты - на первых страницах красовались фотографические портреты нашего героя, тут же крупным планом были даны его рисунки. Так в один день, точнее в одну ночь, Василий Родченко стал знаменитостью номер один. Естественно, он ничего не помнил, потому что еще с утра накануне принялся за горячительные напитки. Ему все объяснили. Это было время, когда французская Академия художеств и журналисты, пишущие об искусстве, вели на страницах парижских изданий страстную полемику о будущем французского искусства, о том, в каком направлении ему суждено развиваться дальше. Наконец, стороны решили объединиться и побывать на Монмартре в мастерских художников, дабы воочию увидеть, что там творится. Там на Монмартре, и художники, и их окружение говорили "комиссии" одни и те же слова, что есть, мол, здесь один художник, Василий, "Базиль", так вот он, как нам кажется, и есть пример того, как люди будут рисовать в будущем, "Базиля" нашли в кабаке в невменяемом состоянии, разбудили, дали в руки уголек и заставили рисовать. Рисовал он одним штрихом, не отводя угля от бумаги. Порисовал-порисовал и опять заснул. Его оставили в покое, а рисунки опубликовали. (Когда мы познакомились, Василий спал на тех газетах - он жил на лестнице, не имел ни стола, ни кровати. Наш народец любил над ним поиздеваться. Отбиралось все подчистую. Когда он получал в театре свое определенное количество марок, то должен был немедленно наесться на полмесяца вперед, и напиться на полмесяца вперед, чтобы не держать деньги в кармане - карманы у него то и дело выворачивали.)
Итак, недели через две апогея своей славы, Василий проснулся неожиданно для себя рядом с толстой девицей. Будучи маленьким щупленьким человечком, знаменитый художник удивился. Хотел было улизнуть, но в дверях появились родители девушки. И Василия женили. Жена требовала денег. Василий бросил рисование и принялся что есть мочи зарабатывать деньги. Тогда он открыл секрет земляных красок, которыми пользовались художники эпохи Возрождения. И начал копировать работы старых мастеров. Разбогател. А потом американцы сделали реестр отпечатков пальцев известных художников эпохи Возрождения. Василия посадили в тюрьму, и ничего нельзя было сделать. Отсидел. Вышел. Устроился главным художником на парижскую киностудию. Когда в Париж вошли немцы, киностудия почему-то сгорела. Принялись искать виноватого. А так как немцы считали Василия французским шпионом, а французы начали поговаривать, что он русский шпион, все показали на него, бедолагу. Его отправили в концлагерь.
