— Поняла, — побелевшими губами прошептала Эльфрида, которая в глазах любимого мужа явственно увидела, что с ней случится уже через минуту. Она еще никогда не видела Лотара в такой ярости. — Успокойся, милый! Не надо вожжами… Уже одеваюсь. Уже бегу… Только дом после вас запру… Не приведи господь, кто чужой сюда зайдет, я ведь ума лишусь.
— Ярец! — заорал в бешенстве Лотар. — Каморку с оружием отпирай!
— Уже готово все, хозяин! — ответил парень. — Пойдем бронь надевать.
* * *
— Ты только посмотри на это! — потрясенно протянул один из сотников, Милан, увидев в рассветных лучах марширующих горожан. — Да что б я сдох! Сколько же денег у людей…
— Лишних денег, брат… — не менее потрясенно ответил второй. — Да за эти деньги еще один легион в железо одеть можно…
Городское ополчение, собранное из самых обеспеченных жителей, поражало великолепием оружия и доспехов. Бояре, богатые торговцы, владельцы мануфактур и приказные дьяки были закованы в роскошную броню, а в руках несли арбалеты, изукрашенные богатой резьбой и позолотой. Доспех был и кольчужный, местной работы, и чешуйчатый, привезенный из ромейских земель. Он был ничем не лучше, но существенно дороже, а это для местной публики было весьма важно. Но это были люди, сильно отставшие от веяний моды. Бригантина! Вот настоящий выбор состоятельного человека в текущем сезоне! Металлические пластины доспеха были обтянуты тканью, и именно здесь фантазия новгородских портных разыгралась на полную катушку. Тонкое сукно, украшенное богатой вышивкой, шелковые вставки и златотканная константинопольская парча… Разноцветная змея, марширующая по улице, резала глаз непритязательной публики, что раскрыла рот в изумлении. Этой публикой были воины Стояна, которые застыли столбом, разглядывая шагающее на них немыслимое великолепие. Шлемы ополченцев были украшены роскошной чеканкой и золотом. Такую красоту у данов делали. Там, что ни шлем, то шедевр, любому ювелиру на зависть. Гордым воинам этого было мало, поэтому на ветру развевались пышные плюмажи из разноцветных страусиных перьев. Поголовье этих птиц в Сирии и Иудее выбивалось невероятными темпами. Перья на шлеме были местной придумкой, простодушные даны до такого еще не дошли. Дурной вкус кичливых новгородских богатеев проявился и здесь. Все вооружение было необыкновенно дорогим и нарядным. И даже слуги, что шли сзади с длиннейшими пиками, были одеты в добротные кожаные куртки, обшитые железными пластинами, и простые шлемы. Каждый воин ополчения обязан был с собой привести послужильца, боевого слугу, которого за свой счет снарядит. Это тоже такой фильтр был для отсева недостаточно богатых претендентов. А нечего, понимаешь, с солью земли за один стол садиться. Городское ополчение, это ого-го! Почет от всего общества великий! Один разноцветный плюмаж чего стоит! Красота ведь такая, что у простого народа кровь из глаз брызжет!
Возглавлял это бравое воинство Большой боярин Лют, на поясе которого висел меч с рукоятью, за которую можно было купить стадо коров. Обширное пузо боярина было перевито широким воинским поясом, ценой… Да еще в пару таких стад, наверное. Попасть в городское ополчение было непросто. Оно как-то очень быстро стало чем-то вроде клуба для избранных, где красовались друг перед другом обновками ювелирного искусства и попутно решали множество деловых вопросов. Всяких мастеровых там точно не было, только люди солидные, денежные и уважаемые. И вот теперь многие из уважаемых людей поняли, что еще немного, и их будут убивать по-настоящему. Придется кровью заплатить за тот почет. Страшно многим стало до ужаса. Пятеро и вовсе не явились, сказались больными…
— Лопни мои глаза! — только это и смог сказать Стоян, когда горожане построились в пять шеренг. А было их без малого две сотни, без учета слуг — пикинеров. — Почтенные, а вы стрелять-то умеете?
— Обижаешь! — прогудел Лют. — Еще как умеем. По тридцать болтов на каждого принесено. У нас по воскресеньям стрельбы проходят.
— Я слышал, вы там только пьете, на стрельбах этих, — с подозрением посмотрел на него Стоян.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну, не без этого, — немного смутился Лют. — Но и стреляем тоже. А пьем мы после уже, когда упражнения сделаем.
— Что же вы делать умеете? — удивлению Стояна не было предела.
— Да пока только одно упражнение и выучили, — стыдливо отвел глаза Лют. — Построение, залп, перестроение, перезарядка, залп. А в пять шеренг строимся, потому что перезарядиться только так и успеваем. Зато сам Деметрий нас хвалил. Плотность огня, говорил, вполне приемлемая!
— Плотность огня? Молнию Перуна мне в задницу! Мне это снится! — Стоян с выпученными глазами смотрел на гордых до невозможности горожан и на их изукрашенное оружие. — Ну, становитесь на позицию, что ли. И я своих рядом поставлю. Нам бы первые волны сбить, потом легче будет. И это, вы друг друга не поубивайте ненароком…
— Не поубиваем, не волнуйся! — хмуро засопел Лют.
— Большой боярин! — обратился Стоян к Люту после раздумья. — Уводи-ка ты отсюда своих красавцев. К будущему пролому три улицы идут, делайте там баррикады.
— Чего делать? — наморщил лоб Лют. Слово это было ему незнакомо.
— Заваливайте улицы всякой дрянью, — понятно пояснил Стоян. — Лучше всего телеги поперек поставить, а потом сверху навалить всего подряд. Из-за баррикад бить будете из своих пулялок. Тут вас франки вмиг стопчут, и даже нарядные доспехи не помогут.
— Понял, сделаем, — кивнул Лют и уже через два удара сердца несколько гонцов помчали во все концы города. Уж что-что, а организовать работу Большой боярин умел. Время шло, и защитники ждали неизбежного. Многих из богатых горожан потряхивать стало, ведь хмельной кураж первых минут улетучился, как дым.
— По местам! — заревел Лют, который командовал этим войском. Баррикады были готовы. Им теперь оставалось занять свои места и ждать.
Робкое рассветное солнышко мазнуло по небу первым лучом, а в утренней тишине раздался отчетливый треск каменной кладки. Несколько мгновений спустя с жутким грохотом обрушился участок стены шириной шагов в тридцать. Обвалилась и одна из башен, а это было совсем скверно.
— Готовсь! — заорал Стоян. — Бить по моей команде!
Негромкий шум, что раздался из лагеря франков, понемногу превратился в дикий рев, с которым германцы неслись к пролому в стене. Голод, лишения, отравленное пойло и коварные ловушки… Сегодня проклятые венды заплатят за все. Первые франки показались в проломе стены, взобравшись по горам камней, а сзади уже напирали сотни других. Пролом был слишком узок для всей этой прорвы народу. И даже удары баллист, которые выбивали по два-три человека сразу, не смогли остановить этот людской вал. Камень весом в два фунта превращал голову человека в кровавый цветок, и бросал изломанное тело под ноги бегущих вперед товарищей, но это тоже никого не останавливало. Первые десятки уже перебирались через завалы камней и пытались собрать хоть какое-то подобие строя. Получалось не очень…
— Бей! — махнул рукой Стоян, и первый залп лучников тагмы и городских арбалетчиков выкосил нападавших, которые завалили телами проход в крепостной стене. Тех, кто принял стрелу на щит, встретила княжеская пехота и пикинеры. Те, в отличие от своих хозяев, с оружием обращались довольно ловко. Длинные, в девять локтей, пики разили франков почти безнаказанно. У тех копья были куда короче. Только изредка метко брошенный топор выбивал из строя то одного, то другого воина.
— Второй ряд — на позицию! — скомандовал Лют. — Первый — на перезарядку. Залп!
Те, кто отстрелялся, бегом уходил в конец строя и там начинал цеплять тетиву «козьей ногой». Пять шеренг арбалетчиков — страшная сила. Дурная в данном случае, но страшная, потому что стрелы летят почти непрерывным потоком. Это и узнали на себе франки, которых встретили княжеские лучники и ополчение.
Наступление захлебнулось быстро, и по очень простой причине. Пролом в городской стене оказался завален убитыми и ранеными, и теперь, чтобы пробраться в город, нужно было перелезть через гору тел, многие из которых еще шевелились и стонали. Остановило ли это франков? Ничуть! Потому что за стеной раздалась резкая команда, и тысячи людей под прикрытием щитов начали растаскивать завалы из тел и камней. Совсем скоро начнется второй приступ, и будет он куда тяжелее, чем первый. Ведь франков больше, чем словен, в несколько раз.
