Они помолчали.
– Ладно, скажи лучше, о каком это карьере и кормлении песком намекал профессор.
– Да так, закопали живьем одну сволочь в песчаном карьере.
– Да… Не знал, что наша партия до такого дошла. Но, если хочешь победить, надо или озвереть, как Юра Булаев, или найти стратегического спонсора. А в итоге все сойдется к одной точке. Решительными и дееспособными заинтересуется стратегический спонсор. А решительные люди, получив должные возможности, станут еще более крутыми. Разумно. Юра строит боевую структуру, а Святослав, не стесняясь идеологическими догмами, ищет спонсоров. Не тактических, их как раз Юра находит, а стратегических.
Но, знаешь, эти спонсоры все равно сами придут. А не придут, мы найдем эти деньги. Найдем! Отыщем или библиотеку Грозного, или золото Колчака, или скифский клад. Что-нибудь да отыщем. И наши боссы, озверевшие от неудач и разочарований, не пустят эти деньги на себя любименьких. Они слишком озлоблены. Им самим уже ничего не надо. Они слишком сильно хотят отомстить этому режиму, чтобы променять сладость возмездия на дворцы или «Мерседесы».
– Леха, да ты прямо поэт! Вот уж не знал, что аспирант МАИ может быть таким чувствительным.
– Я тоже не знал, что бывший мент может быть таким отмороженным националистом.
– Да, Леха, я бывший мент. И пришел в национальное движение после того, как меня уволил из ментуры мой начальник. Азер. За то, что я прижал его черножопых землячков. Но я не жалею ни о чем. Я нашел себя и в спорте и в политике.
– Слушай, интересно получается. У нас партия обиженных бывших ментов и интеллектуалов. Юра бывший мент. Святослав профессор. Ты бывший мент. Я аспирант МАИ.
– Наверное, есть в этом какая-то логика. Ладно, а как ты думаешь, найдем мы эту библиотеку?
– Найдем. С нами Бог!
Глава 4. Жарким полднем в Каролине
Фасад большого белого дома, построенного в «плантаторском» стиле выходил на аккуратно подстриженную лужайку. Если бы к этому пейзажу добавить многочисленных, снующих туда-сюда черных слуг, то можно было бы подумать, что ты оказался в середине позапрошлого века. Во временах, так живо описанных в «Унесенных ветром».
Но никаких слуг не было видно. Усадьба была пустынной. Да и стояла она в месте достаточно глухом, затерянном в сельском уединении Южной Каролины.
Два джентльмена, сидевшие на широкой веранде, молча тянули что-то прохладительное из высоких стаканов. Был жаркий полдень. Джентльмены молчали. Говорить было то ли лень, то ли не время.
Наконец, один из собеседников отставил свой стакан и без особого выражения спросил у другого.
– Ну, каковы твои общие впечатления, Уильям?
– Что ты имеешь в виду, Джордж? Впечатлений слишком много. Уточни свой интерес. Тем более, что ты читал мой подробный отчет.
– Отчет это отчет, Уильям. А живое изложение – дело совсем другое. Впрочем, ты прав. Я бы попросил тебя остановиться на самых интересных с твоей точки зрения моментах. Ну, и разумеется, на самых перспективных. Однако, в первую очередь все же на интересных. Ибо по-настоящему перспективные вещи всегда в первую очередь интересны и занимательны. Ты согласен?
– Тонко подмечено, Джордж. Тонко.
Уильям задумался.
– Знаешь, Джордж, оценка ситуации в России и возможные интересы внешних игроков там зависят в первую очередь от позиции этих игроков. От их собственного видения желаемого положения во всем мире. Я понятно излагаю?
– Вполне. Хотя, Уильям, очень многие наши коллеги нашли бы, что ты все слишком усложняешь. Твои гарвардские интеллектуальные стереотипы значительно укрепились за годы работы в России. Знаешь ли, Гарвард в коктейле с Толстым и Достоевским – это слишком для многих наших милых соотечественников. Да и не только для них.
– Боже, Джордж, для наших милых соотечественников слишком не только Толстой и Достоевский, но даже и Амброс Бирс.
Тень легкого замешательства промелькнула на лице Джорджа.
– Извини, Уильям, но кто такой Амброс Бирс? Судя по имени, наш соотечественник. Но я его, к стыду своему, не припоминаю.
– Надеюсь, Джордж, что ты все же помнишь, кто такие Фолкнер, Джек Лондон и Хемингуэй?
– Дерзите, старина Уильям, – лениво отмахнулся Джордж. – И все же, кто такой этот Бирс?
– Классик военной новеллы и, можно сказать, предтеча современной военной психологии. Его рассказ «Случай на мосту через „Совиный ручей“ входит во все мировые антологии военной прозы. Разумеется, наш соотечественник.
– Ты неисправимый яйцеголовый, Уильям – рассмеялся Джордж.
– А что, яйцеголовость это порок, который следует исправлять? Впрочем, вопрос риторический. Умных людей не любят не только у нас. Знаешь, один мой русский знакомый рассказал мне поговорку времен своего детства „Дураков в больнице лечат, а умных об забор калечат“.
– Вот видите, старина Уильям, до какой деградации может дойти нация, давшая миру ваших любимых Толстого и Достоевского. Так что не стоит критиковать наших простых парней, не знающих кто такой Амброс Бирс.
– Ладно, Джордж, не такой уж ты простой парень, каким хочешь казаться.
– Спасибо и на том, Уильям. Но, слава Богу, наш разговор оживился. Я, право, и не надеялся, что мы вообще сможем начать говорить на таком пекле. Кстати, не хочешь ли еще одну порцию прохладительного?
– Не откажусь.
– Сэмми! – позвал Джордж.
В дверях появился высокий жилистый блондин с резкими чертами загорелого лица. Из наплечной кобуры выглядывал пистолет. Было несколько странно видеть именно такого белого слугу-охранника в интерьере плантаторского дома.
– Что будет угодно, сэр?- спросил вошедший.
– Еще пару таких же коктейлей, дружище.
Сэм исчез и через минуту появился с подносом, на котором стояли два запотевших высоких стакана. Джордж с жадностью приник к своему. Утолив жажду, он произнес:
– Итак, Уильям, на чем же мы остановились?
– Мы остановились на том, что оценка ситуации в России зависит от того, каковы идеалы самого оценивающего.
– И что же?
– А то, что если некая сила заинтересована в сохранении нынешнего положения в мире, то ситуация в России тривиальна. Даже скучна. Эта страна, несмотря на временные успехи, стремительно деградирует. Русский народ вымирает. Опережающими темпами вымирают те, кто умеет работать, а, тем более, умеет думать. Если оставить все как есть, то Россия, как это у них говорят, сдохнет через пятнадцать-двадцать лет. К тому времени она не будет представлять большого интереса ни для кого.
– Ты не преувеличиваешь? Неужели совсем ни для кого?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
