Доставалось Васеньке ото всех и в частности – во дворе, на улице, в магазин пошлют: тут же злые гопники подбегают к мальчику, отбирают денежки и по заду бьют.
Забавлялись выродки – ни ума, ни совести! Но характер кремневый Васенька имел. Терпелив был Васенька, отряхнется скромно так: «Пионер чтоб плакал! Ишь что захотел!..»
Но однажды Васеньке поломали рученьки, проломили голову – в общем, весь в бинтах. Врач сказал, что выживет, а мальчонка Васенька на больничной коечке пребывал в мечтах.
Слышал, есть в Америке культурист Арнольдушка, кличется Шварценеггер, он и злоблив весьма. Только положительный, бьет он только гопников, и отправил Васенька ему три письма.
Написал Арнольдушке: «Так и так, фигово здесь, разные там гопники, просто нет житья. Если ты не занятый – приезжай, пожалуйста, только вот не ведаю, доживу ли я…»
И теперь на улице говорил всем вежливо: «Подождите, сволочи, будет вам еще. Вот Арнольд пожалует, он еще покажет вам обижать как слабеньких, он припомнит все!»
Насмехались гопнички пуще прежней наглости, но однажды вечером почтальон сказал: «Здравствуй, мальчик Васенька, вот конверт со штампами, для тебя с Америки кто-то написал!»
И рукою дрогнувшей (гипс мешал движению) Васенька письмишко то развернул – читай: «Здравствуй, милый Васенька, буду поздно вечером, может даже ранее, не забудь – встречай».
Описал бы встречу я, да к чему выдумывать? Знаю только – вечером, вышли они в сквер, нарвались на гопников, дали им по чайнику (в смысле, дал Арнольдушка, Васенька – смотрел).
Разлетались выродки по асфальту черному, просто любо-дорого это рассказать… И еще раз двадцать так зверствовал Арнольдушка. И уехал в Африку – новый фильм снимать.
Разлетелась весточка об таком вот случае, зашукал в волнении весь честной народ. Разные там Васеньки, тетеньки и дяденьки, каждый, кто отчаялся, телеграммы шлет:
«Приезжай, Арнольдушка, в полном оснащении, захвати приятелей, чтобы не скучать. Здесь повсюду гопники! Развлечетесь весело! А если ты откажешься – ляжем помирать…»
О том, как я снился своему другу (новелла более лучших времен) СОН ПЕРВЫЙ
Помнится, в тот день я работал над сборником «Глюки Гномов», когда в прихожей раздался пронзительный звонок. Я бросил стучать на пишущей машинке (по словам моей мамы, «бить копытом»), пошел открывать и впустил Мура. Мур – это мой старинный друг: на голове у него опасная шевелюра, сам он высокий, даже немного длинный, и голос у него очень низкий, с хрипотцой, под Высоцкого. Мур любит с чем-нибудь меня поздравлять, с чем – не важно, и по несколько раз здороваться, обязательно за руку.
– Привет, старина! – говорит он в три тысячи восьмой раз и хватается за мою руку.
– Здорово, – отвечаю я не менее традиционно.
– Как жизнь?
– Ничего, работаю.
– А я слышал. Твоя машинка как отбойный молоток…
Он проходит в комнату, берет гитару и на ней первый аккорд. После этого он начинает «бренчать». «Волны по морю резвятся, на барже менты плывут. Они дубинками грозятся – не хотят, скоты, тонуть!» – поет Мур. Нет, словами это не опишешь, скажите мне спасибо.
– Слышь, а ты мне сегодня приснился.
– Да ну? Ну и как я выглядел?
– Ты женился!
– Не может быть! – я захлебнулся собственной слюной, потому что все девушки, которым я предлагал, упрямо не соглашались. Думали – я, как всегда, смеюсь.
– Иду это я, значит, по улице, во сне то есть, – начал свой бестолковый рассказ Мур, – и вдруг вижу тройки со свадебными бубенцами. На передней ты с какой-то девушкой. Я, значит, беру такси и за вами. Вы в «Красную шапочку», и я туда же. Захожу – действительно свадьба.
– Ну и как моя невеста? Красивая?
– Ничего, мне понравилась…
– Ладно, не отвлекайся. Ты лучше скажи, а что ты мне подарил?
– Сейчас расскажу, это, наверное, самое интересное… Разумеется, кроме того, что ты вообще женился… Ну вот, все сидят, пьют, и тут я замечаю под своими ногами ящик и понимаю, что там хрустальный сервиз. Ну, стали вручать подарки, я встаю, несу его к тебе, а потом спотыкаюсь, падаю и разбиваю сервиз вдребезги!..
– Что?!
– Вдребезги, говорю! Так обидно было! После этого я проснулся весь в слезах, – говорит Мур и косит на меня правым глазом.
– Ничего себе друг! Так упился, что хрустальный сервиз донести не смог! Да после всего этого я и знать-то тебя не желаю! – стал возмущаться я.
Мы с ним здорово разругались, он даже называл меня по-всякому, и я, месяца три, заметив его на улице, переходил на другую сторону.
«Тоже друг называется! – ворчал я обиженно. – Хрустальный сервиз разбил!»
Потом на одной из вечеринок, где было много дешевого вина и накрашенных девчонок нас помирили. Мы много выпили, и я как-то забыл о нашей ссоре. Все равно, по словам Мура, это все во сне происходило…
СОН ВТОРОЙ
– Привет, старина!
– Здорово…
– Как живешь?
– Да вот…
– А я слышу…
Мур скинул куртку в прихожей, я зажег свечу, погасил люстру, и мы сели пить кофе.
– Слушай, мне такой занятный сон приснился!
– Ну?
– Сидим мы, значит, у тебя с Энн, – тут он упоминает имя одной нашей хорошей знакомой, – и она, значит, говорит нам: «Мне бы, ребята, ребеночка сделать, а то никто замуж не берет, а одной скучно». Я и говорю – о чем, мол, разговор, сейчас обсудим. Страшна она, правда, сам знаешь, но чего не сделаешь по старой дружбе. Все ведь сами понимаем, это во сне, значит… Стали мы тянуть спички, и мне выпадает попробовать первому…
– Ну вот! – вырывается у меня. – Знаю я, как ты спички тягаешь!
– Да не перебивай ты! Дай досказать! Потом и твоя очередь пришла. У тебя тоже неплохо получалось…
– Ну, и что ты так на меня смотришь?
– И тут, веришь ли? – ключ в дверях проворачивается, и входит твоя жена с двумя полными сумками…
– Эта та, с которой я на тройке в ресторан мчался?
– Ну да! Я смотрю на нее и думаю: «А ведь это его жена…» Вернее, ни о чем я не думал – это и так было ясно. Ну так вот, видит она всю картину во всей своей красе неприглядной и такую истерику закатывает, я такую в жизни не видел! Наша подружка-то пытается тебя оправдать, а твоя-то как вцепится ей в волосы, еле мы их разняли! А потом твоя-то ка-ак размахнется, да тебе ка-ак влепит по морде! Сразу синяк, значит, вся рожа расцарапана, в общем, кошмар!
Я почувствовал себя оплеванным. Что это я такой развратный в сне моего друга?
– Слушай, Мур, а я-то здесь при чем? Я бы своей жене вообще бы не стал изменять. Я бы ее любил…
– Ну да, не стал бы… Да не смеши ты меня!
– Да говорю тебе!
– Ну да, а то я тебя, кобелину, не знаю!
– Ах вот ты как!? Да как же я тебя раньше-то не знал! Свинья ты после этого, вот что я тебе скажу! Такие сны обо мне смотреть!
Мы снова сцепились, он ударил меня по голове гитарой, я его пнул ногой – и мы, побитые, разошлись.
Три месяца я, если встречал этого проходимца на улице, возвращался и шел другой дорогой. А потом нас помирила одна девушка, которая очень любила мирить своих склочных знакомых. В общем, та самая…
СОН ТРЕТИЙ
Звонок. Ну вот! Главу не окончил!
– Привет, ста…
– Здо…
– Как жи…
Мы прошли на балкон и я угостил Мура длинной сигаретой.
– Слушай, мне такой сон сегодня приснился!
– Сон? – уточнил я, прикуривая от спички. – Рассказывай, только не дыми в мою сторону.
– Снится мне, значит, судебное заседание, а ты – на скамье подсудимых.
– Вот еще выдумал! – рассмеялся я, но почувствовал себя как-то скверно. – С чего бы это?
– Вот и я так сначала подумал. Оказалось, что одна девушка подала на тебя в суд за то, что ты ее изнасиловал.
– Какая еще девушка?
– Да та, на которую мы спички тянули.
– А-а, – вспомнил я и помрачнел. – Так она же сама хотела!
– Сначала, видать, хотела, а потом расхотела, – охотно объясняет Мур. – Ребенка-то надо на какие-то шиши воспитывать. У нас государство детей без средств не оставит! Так вот, сбоку от меня жена, значит, твоя сидит, в слезах вся, а тебе уже приговор на алименты читают. Жена твоя и говорит, этак сквозь зубы, я даже вздрогнул: «Придет домой, как свинью зарежу!..»
– Она что, свиней резала? – удивился я.
– При чем здесь «свиней»?! Это поговорка такая. Что ты все время перебиваешь? Зарезанным быть не терпится? Вот она мне и говорит: «Зарежу, а потом руки на себя наложу. Вот ты мне скажи, Мур, как же я могла со скотом таким жить-то?» Мне-то неприятно о друге своем слова такие слышать, о тебе то есть, я успокаиваю ее как могу…
– Тоже мне, валерьянка!..
– А она заладила одно: «Вернусь домой, зарежу, наложу…»
