Эти сомнения давно прошли. Встреча с Александрой все поставила на свои места: не нужно быть «мерзавцем», нужно было просто дождаться ту, которая сможет любить его за то, что он есть. За то, что он умеет любить и отдавать себя. Той, которая будет его любить и отдавать себя.
А тогда, в послеразводный период, он свои отношения с женщинами ограничил до роли дружеской жилетки. И роль эта иногда простиралась до постели – по их, женщин-подружек, инициативе. С его стороны это было что-то вроде психотерапевтической помощи…
Вот об этих женщинах и вспомнил Кис, услышав от хозяйки ирландского сеттера о том, что глаза у Мити были разными.
Разными, как у него самого! Один карий, второй зеленоватый!
Из памяти мгновенно вынырнул давний звонок. Какая-то из его подружек, спустя годы, вдруг позвонила и спросила: «Леш, у тебя ведь разные глаза, да?» Кажется, на его встречный вопрос она ответила что-то в духе: мол, познакомилась с одним человеком, у него глаза разного цвета, ну я и вспомнила, что у тебя тоже, вроде бы, и решила уточнить…
Кто же это был?! Ася? Аня? Нина? Как он ни старался, но ему не удавалось «услышать» ее голос… Тогда ему и в голову не могло прийти, чем ее вопрос был вызван, – и он не придал ему значения…
Но теперь тот давний звонок стал понятен. Более того, он приобрел веский статус доказательства, что его догадка верна!
Все свидетели утверждали, что у Мити глаза карие. И когда инвалид рассказал о содержимом чемодана, где находились в числе прочего цветные линзы, Кис с Серегой решили, что парень маскировал ими светлые глаза. Логично? Логично.
Однако на самом деле он скрывал под линзами разные глаза… Алексею сильно повезло, что Валентине Степановне довелось их увидеть. Это было как-то утром, по ее словам, молодой человек на работу собирался уезжать, выпустил Пенса на газон. А пес возьми да заиграйся с собакой Валентины Степановны. Митя звал его, звал, но пришлось ему в конечном итоге за своим Пенсом идти. Вот тогда она на глаза его и обратила внимание…
Пенс ли подвел Митю, или сам он допустил оплошность, слишком рано в тот день сняв линзы перед работой (где коллеги наверняка знали настоящий цвет его глаз), – но Алексею выпал подарок.
Теперь фоторобот показался ему не таким уж неудачным. Вдруг он усмотрел в нем и похожий подбородок, и линию губ… Внешнее сходство, – если фотороботу можно вообще доверять, – на этом заканчивалось, но оно не имело значения. Никакого. Потому что в его догадке мгновенно поместилось все остальное, – само поведение похитителя укладывалось в нее внятно и убедительно!
В первую очередь стали понятны его мотивы. Алексей не ошибся: это была месть. Отчего и – он снова не ошибся! – требование о выкупе никогда бы не поступило.
Месть за то, что он, Алексей Кисанов, бросил своего сына.
Почему парень так считает, неизвестно. Кис это выяснит уже у него самого, когда до него доберется. Но ситуация абсолютно прозрачна и симметрична: этот парень решил лишить отца других детей.
Слишком счастливых, на его взгляд.
Вот тогда, поняв это, Алексей засел в своей машине, пытаясь вспомнить всех женщин, приходивших к нему за утешением. И особенно тех из них, на которых его дружеское участие простиралось до постели. Тех, которые отчаянно нуждались в его ласке – не любя Алексея, но насыщаясь его нежностью, которую не смогли им дать мужья.
Учитывая возраст «Степана» – или «Мити», – определяемый большинством свидетелей как девятнадцать-двадцать лет, Алексей старательно вспоминал тех своих «подружек», которые прибились к нему в соответствующие годы.
Годы, в которые они могли зачать от него ребенка… Хотя все они, казалось тогда, заботились о том, чтобы этого не произошло.
Вот так и составился список из девяти женщин. Среди которых четверо – он точно помнил! – оказались в его постели. Звонила ему с вопросом о цвете глаз одна из них, без сомнения. Об остальных пяти он не мог сказать с уверенностью. Психотерапевту простительно не помнить всех своих случайных клиентов.
Но начать следовало с этих четырех. К счастью, все они проживали в Москве – не перебрались ни за границу, ни в пригород. При везении он сумеет объехать сегодня же хотя бы двух, а то и трех!
Первую из списка он не узнал. Она, как он помнил, была старше его на три-четыре года, но Алексей увидел перед собой женщину, которая была моложе его лет на десять.
– Аня? – неуверенно спросил он. – Аня Литвинова?
По домофону они уже переговорили, и Аня знала, кому открывала дверь, и все же несколько секунд всматривалась в него.
– Лешка!!! – наконец закричала она. – Неужели это ты?
– Да вроде бы, – усмехнулся он. – А ты… а вы Аня Литвинова?
– Ну конечно! Не узнал?
– Нет…
– И правильно, я очень старалась для этого!
– Пластика?
– Она самая, Лешенька! Ну проходи же, проходи! Жора, у нас гость! – закричала она, обращаясь куда-то в глубину квартиры.
На ее возглас появился Жора – пузатенький мужичок в майке.
Алексей вспомнил: он и тогда был ее мужем, и тогда ходил в майке. Аня прибегала к нему, к Алексею, чтобы пожаловаться на мужа в майке и утопить обиды в жилетке – Киса, разумеется.
…Черт, только мужа ему не хватало! Не станешь ведь при нем расспрашивать женщину о внебрачном ребенке!
Несколько минут он слушал ее восторженную болтовню о том, как преуспел муж в майке, как они теперь богаты, какой у них есть дом за городом и сын в Лондоне…
– В Лондоне? Учится?
– Да, учится. Причем прекрасно!
– У вас один сын?
– Еще дочь, старшая. Она тоже, знаешь, Леш, так удачно вышла замуж, муж ее…
Алексей невежливо перебил Аню и сообщил, что ему нужно уходить.
– А ты зачем приходил-то? – спохватилась давняя подруга.
– Просто так, – ответил он. – Посмотреть, как вы живете!
– А ты-то как? Ничего про себя не рассказал!
Но Алексей уже исчез в лифте. Он узнал все, что хотел узнать. Сын Ани в Лондоне и, стало быть, к похищению его детей непричастен… А кроме него, у Ани других сыновей нет…
Вторая его бывшая подруга оказалась непомерно раздобревшей дамой, отдавшей душу «Свидетелям Иеговы». За короткие пятнадцать минут она успела его утомить предсказаниями конца света и прочей белибердой. А ведь была когда-то стройной панковатой девчонкой с неосознанной склонностью к лесбийской любви, метавшейся между карьерой рок-певицы и положением искусствоведа при солидном музее… Если не считать ее претензий на ясновидение и смутных надежд на доходный статус гадалки.
Каким образом она переконвертировалась в трепетного адепта «Свидетелей Иеговы», Алексей не интересовался. Детей у нее не имелось вовсе, как он выяснил, отчего Кис быстро, хоть и с некоторым усилием, вырвался из ее проповеднического гостеприимства.
Третья его подруга умерла. Два месяца назад. Так сказал ее бывший муж. Спилась, сказал он.
Ася? Спилась?! Нежное хрупкое существо, не выносившее ни глотка спиртного, даже легкого вина?!
…Впрочем, подробности ему неизвестны, продолжал бывший Асин муж, так как они давно развелись. Значительно раньше, чем она спилась!
Она его боготворила, этого мужа, Алексей хорошо помнил. И вот он смотрел теперь на детектива – Асин идол, из-за которого она столько плакала на груди у Киса!
«Идол», из-за которого на лице ее иногда расцветали кровоподтеки…
Самовлюбленный до зубовного скрежета, окончательно и бесповоротно эгоистичный – об этом легко поведали черты его лица. Собственник, или «ревнивец», как говорила Ася, прощая его тяжелую руку. Она, бедняжка, думала: если ревнует – значит, любит…
И еще она думала, что это все потому, что у них нет детей с мужем-идолом.
– Кто это там? – донесся до него женский голос, и из глубин квартиры вскоре выплыла дама в ярком халате. – Гриша, кто это?
– Точно, а кто вы? – запоздало заинтересовался Гриша.
– Я же вам сказал, – соврал Кис, – я из собеса, – соврал он еще раз, не имея ни малейшего понятия, существует ли до сих пор собес и называется ли по-прежнему. – У нас полетела компьютерная база данных, приходится восстанавливать вручную…
– И вы приходите в такое позднее время к людям? – возмутилась дама в ярком халате.
Видимо, она, как и ее муж, тоже не имели никакого понятия, существует ли до сих пор собес и называется ли по-прежнему.
Кис мельком глянул на часы. Время перевалило за десять вечера.
– Так ведь клиентов у нас много… А восстановить базу нужно срочно… – покладисто ответил он, придав голосу извиняющуюся интонацию.
– И что вы хотите узнать? – деловито осведомилась дама, слегка отодвинув Гришу локтем и выступив на передний план.
Ася, милая Ася! Вот какая женщина нужна была твоему идолу! Женщина, которая отталкивает его локтем! Вот с этой он, судя по всему, счастлив. Он ее не бьет, потому что она сама может двинуть сковородкой! А ты, Ася, молилась на него, ты его боготворила… Ты во всем ощущала себя виноватой, даже в его скотстве, Ася, Асенька, бедная моя девочка, рыдавшая у меня на груди из-за этого хряка…
