Много и без того драгоценного времени отнимал своими наездами и адмирал Бирилев, который, вместо того чтобы заниматься настоящим делом, устраивал бесконечные совещания, чинил допросы командирам да составлял бесчисленные отчеты и графики о выполненной ими работе. В свое время адмирал был первым командиром "Ушакова", а потому считал, что все последующие командиры содержат броненосец намного хуже его.
В один из своих наездов в Либаву он прибыл с осмотром на "Ушаков". Зайдя на камбуз, Бирилев обнаружил в котле с борщом небольшую щепку. Любивший дешевую популярность адмирал тут же в присутствии матросов учинил командиру форменный разнос.
— Что это такое! Как вам не стыдно! — кричал он Миклухе, торжественно воздев над головой злополучную щепку. — Царь все дает, а вы ни за чем не смотрите, только бездельничаете!
— Команда беспрерывно авралит уже несколько месяцев! — бледнея от ярости, но еще сдерживаясь, отвечал Миклуха. — Корабль же весь завален всевозможными припасами и материалами…
— Он еще оправдывается! — картинно взмахнул руками Бирилев. — Вы бездельник, господин капитан 1-го ранга, а корабль ваш — грязная шаланда!
Тут уж не сдержался и командир "Ушакова":
— Возможно, я и бездельник, но только после вас, а что касается грязной шаланды, то надеюсь, что больше на ней вам делать нечего, идите туда, где чище! Я вас не задерживаю!
— Когда вернетесь с Востока, я вам эти словечки припомню, нигилист проклятый! — выкрикивал Бирилев, сбегая по трапу.
— Избави нас Господи от своих, а с врагами мы и сами управимся! — сказал Владимир Николаевич старшему офицеру, носком ботинка скидывая щепку за борт".
В один из дней в Либаву для ознакомления с состоянием кораблей формирующейся 3-й эскадры приехал начальник оперативного отделения Главного морского штаба контр-адмирал Андреенков.
Вечером заказали жаренные на углях миноги и "заячий сыр", ну и, разумеется, бутылку коньяка.
Миклуха больше слушал старшего товарища, а Андреенков рассказывал последние столичные новости, которые были не слишком радостными.
— Инициатором снаряжения вашей эскадры выступил вице-адмирал Бирилев, доказавший государю необходимость максимального сосредоточения сил на театре. Правда, при этом он больше думает о политическом значении новой эскадры, чем о реально боевом. Бирилеву во всю поддакивает и Кладо. Когда же Бирилев предложил ему принять должность на одном из уходящих на Восток кораблей, Кладо страшно оскорбился и отказался. Вот такие у нас диванные патриоты!
— Ну а что с Черноморским флотом? — поинтересовался Миклуха. — У нас ходят слухи, что несколько броненосцев, якобы, хотят придать нам и оттуда?
— Идея такая действительно витала, но, увы, с черноморцами ничего не получилось. Как всегда, неожиданно встряли англичане и турецкий султан, дабы не ссориться с Лондоном, отказавшим нам в проходе проливов.
— А слухи по закупке крейсеров в Аргентине и Чили?
— К сожалению, не более чем слухи! — развел руками Андреенков. — В реальности вы — это последний военно-морской резерв России.
— Да уж, резерв что надо: прибрежный хлам да старые калеки, — мрачно хмыкнул Миклуха.
— И Бирилев, и ваш местный начальник Ирецкий, считают посылку вашей эскадры не более чем демонстрацией, — продолжил свой безрадостный рассказ Андреенков. — Мол, узнают японцы о трех береговых броненосцах и одном старом "Николае" и сразу запросят мира. Боюсь, что эти мечты не только беспочвенны, но и опасны. Вас ждет тяжелейший поход, а в конце этого похода тяжелейшее сражение с японцами в открытом море, потому что без боя во Владивосток они вас не пропустят.
В тот же вечер Андреенков уезжал поездом в Петербург. Миклуха поехал проводить друга на вокзал. На перроне они в последний раз обнялись. Больше они уже не увидятся никогда…
* * *
На "Адмирале Ушакове" почти полностью обновили офицерский состав, на вакантные должности назначили добровольцев, в которых не было недостатка. Миклуха хотел оставить старшего офицера капитана 2-го ранга Пошевелю и штурмана лейтенанта Марченко, с которыми успешно отплавал уже ни одну кампанию. Но все испортил треклятый плавательный ценз, который оба офицера в своих должностях уже выплавали, а поэтому должны были быть обязательно заменены на тех, у кого этого ценза еще не было. Пришлось уступить. И хотя к новоприбывшим офицерам Миклуха никаких претензий не имел, все же со старыми ему было бы комфортней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Для создания плавучего тыла были зафрахтованы три транспорта, один из которых оборудовали под плавучую мастерскую. Морское ведомство приобрело океанский буксир "Свирь". Одновременно на Черном море заканчивали переоборудование в санитарный транспорт пароход "Кострома".
Между тем подготовка эскадры к выходу затягивалась. Россия вступала в свою первую революцию. Начались волнения и в Либаве. Бастовали рабочие. В городе жгли публичные дома. Горели усадьбы баронов по всей Курземе. Бывали дни, когда на кораблях не появлялся ни один рабочий. Конечно, Миклуха-Маклай понимал их, но его как командира корабля волновала сейчас, прежде всего, боеготовность броненосца. Убедившись, что дела с подготовкой "Ушакова" с каждым днем идут все хуже и хуже, он собрал рабочих и в течение нескольких часов беседовал с ними. Говорил, что, несмотря на то что войну начал царь, там, на Востоке, умирают их братья и сыновья, а каждый день простоя оборачивается новыми жертвами. Работы на "Ушакове" возобновились. А вскоре на броненосце появились листовки. Расторопные жандармы быстро выложили перед Владимиром Николаевичем список смутьянов. Поблагодарив стражей порядка за помощь, Миклуха отложил список в сторону, а когда жандармы ушли, сжег, не глядя. Если на "Адмирале Ушакове" Миклуха ситуацию контролировал, то на других кораблях дело обстояло хуже. Так, на "Адмирале Сенявине" во время ужина пьяный матрос ранил ножом в живот вахтенного начальника мичмана Вильгельмса, который на третий день скончался.
А в левой прессе уже вовсю распространялись сильно преувеличенные слухи о революционных беспорядках на кораблях 3-й эскадры: "…Пришло известие, что в Порту Императора Александра III началась стачка. Никто не ожидал этого: для этого комитет работал очень много, но условия там были очень трудные. Уже несколько дней рабочих не выпускали в город — домой. Они должны были спать на морских заводах, так как 3-я эскадра должна была уйти поскорее на помощь Рожественскому. Но в конце концов наш агитатор проник туда, и стачка началась. В это время произошел также и "бунт" всех матросов, которые должны отправиться с 3-й эскадрой. Они открыто говорили, что как только выйдут в открытое море, то сейчас же выбросят всех офицеров за борт и приедут обратно, а на нелепую и ненужную войну не пойдут. "Бунт" окончился тем, что одного офицера матрос зарезал кинжалом, другого бросили в топку. Так как открыли только первого матроса, который зарезал офицера, то он и был предан сейчас же военному суду, который его присудил к смертной казни посредством расстреляния. Но не нашелся ни один матрос, который бы взялся за это гнусное дело. Тогда подкупили одного босяка, который и привел приговор в исполнение. Виновника второго "преступления" не нашли, и эта история держится пока в большом секрете".
Читая это, кое-что понимавший в революционной агитации Миклуха говорил своим офицерам:
— Кажется, ниспровергатели устоев взялись и за нашу эскадру. Единственный выход в данной ситуации — как можно скорее выйти в море! Иначе они точно придут на корабли с кинжалами!
9 января 1905 года (в день Кровавого воскресенья), по приказанию контр-адмирала Небогатова, Миклуха поднял на своем броненосце вымпел. 3-я эскадра вступила в кампанию. Начались выходы в море. Отметим, что из всех кораблей уходящей эскадры "Адмирал Ушаков" лучше всех выполнил предпоходовые стрельбы, великолепно держался в строю и маневрировал. Наградой за это его командиру стал орден Владимира 3-й степени.
