12 ноября 1919
Коктебель
Сибирской 30-й дивизии
Поев. Сергею Кулагину
В полях последний вопль довоплен,И смолк железный лязг мечей,И мутный зимний день растопленКострами жгучих кумачей.
Каких далеких межиречий,Каких лесов, каких озерВы принесли с собой просторИ ваш язык и ваши речи?
Вы принесли с собою вестьО том, что на полях СибириПогасли ненависть и местьИ новой правдой веет в мире.
Пред вами утихает страхИ проясняется стихия,И светится у вас в глазахПреображенная Россия.
23 ноября 1920
«Был покойник во гробе трехдневен…»
Был покойник во гробе трехдневен,И от ран почерневшее телоЗацветало червьми и смердело.Правил Дьявол вселенский молебен.
На земле стало душно, что в скрыне:Искажались ужасом лица,Цепенели, взвившись, зарницы,Вопияли камни в пустыне.
Распахнувшаяся утробаИзмывалась над плотью Господней…Дай коснувшимся дна преисподнейВстать, как Лазарь, с Тобою из гроба!
27 октября 1921
Феодосия
Революция
Она мне грезилась в фригийском колпаке,С багровым знаменем, пылающим в руке,Среди взметенных толп, поющих Марсельезу,Иль потрясающей на гребне баррикадКосматым факелом под воющий набат,Зовущей к пороху, свободе и железу.В те дни я был влюблен в стеклянный отсвет глаз,Вперенных в зарево кровавых окоемов,В зарницы гневные, в раскаты дальних громов,И в жест трагический, и в хмель красивых фраз.Тогда мне нравились подмостки гильотины,И вызов, брошенный гогочущей толпе,И падающие с вершины исполины,И карлик бронзовый на завитом столпе.
14 июня 1922
Коктебель
Ангел смерти
В человечьем лике АзраилПо Ерусалиму проходил,Где сидел на троне Соломон.И один из окружавших трон:«Кто сей юноша?» – царя спросил.«Это Ангел Смерти – Азраил».И взмолился человек: «Вели,Чтобы в Индию меня перенеслиДухи. Ибо не случайно онПоглядел в глаза мне». СоломонПриказал – и было так. «ЕмуЗаглянул в глаза я потому, –Азраил сказал, – что послан я за нимВ Индию, а не в Ерусалим».
25 ноября 1923
Коктебель
Портрет («Ни понизь пыльно-сизых гроздий…»)
Ни понизь пыльно-сизых гроздийУ стрельчатых и смуглых ног,Ни беглый пламень впалых щек,Ни светлый взгляд раскосо-козий,Ни яркость этих влажных уст,Ни горьких пальцев острый хруст,Ни разметавшиеся прядиПорывом вззмеенных кудрей –Не тронули души моейНа инфернальном маскараде.
23 августа 1924
Коктебель
Соломон
Весенних токов хмель, и цвет, и ярь.Холмы, сады и виноград, как рама.Со смуглой Суламифью – юный царь.Свистит пила, встают устои храма,
И властный дух строителя ХирамаВозводит Ягве каменный алтарь.Но жизнь течет: на сердце желчь и гарь.На властном пальце – перстень: гексаграмма.
Офир и Пунт в сетях его игры,Царица Савская несет дары,Лукавый Джинн и бес ему покорны.
Он царь, он маг, он зодчий, он поэт…Но достиженья жизни – иллюзорны,Нет радости: «Всё суета сует».
26 августа 1924
Коктебель
Шуточные стихотворения
На себя
Когда стихи я сочиняю,Не знаю, чем мне их начать.Когда начну, тогда не знаю,Чем эти мне стихи кончать.
1891
К Л. Л<яминой> («Низойди, о вдохновенье…»)
Низойди, о вдохновенье,Ты сегодня на меня!Слушай, Люба, мое пеньеЯ пою лишь для тебя!Хорошо ли посвященье?Похвалишь ли ты меня?
21 мая <1891>
Овечка (к Д. А.)
Что головку опустила,Черноглазая овечка?Что ты смотришь так уныло?Что не вымолвишь словечка?Или, может, полюбилаТы кого-нибудь другого?Что ты глазки опустила?Я не сделаю дурного!Хоть одно скажи словечко!Перестань меня томить!И тебя, мое сердечко,Буду я всегда любить!
1891
Письмо в стихах Зволинскому
Я пишу тебе, Зволинский,И пишу тебе стихами.Но о чем же мне писать-то?Это, право, я не знаю.Получив твое посланье,Я прочел его сейчас же.Правда, ведь оно не длинно –Ну да Бог с тобой, мой милый.Ты мне пишешь, что желал быЗнать всё то, что в это время,Как с тобой я не видался,Написал и сочинил я.Написал я очень малоИ почти не сочинял я:Есть лишь несколько отрывковНеоконченных творений.Ну да разве это дело?Всё равно, что ничего ведь!Начал вот, от скуки ради,Я к тебе мое посланье.Пишу прямо набело я –Ничего, кажись, выходит.Пишу белыми стихами,То есть попросту размеромИ без рифмы сладкозвучной.Это, я клянусь Зевесом,Легче рифменных тех виршей,Что писал тебе я раньше,Легкий стих вот так и льетсяОбольстительным напевомБез помарок и преграды.Я тебе здесь написал вотПочти целых две страницы,Не ломая ни минутыГоловы над трудной рифмой.И позволь тебе заметить:Повозившись так немножко,Можешь ты писать, как прозой!Вот недавно перевел яТаковым стихом, как этот,Одну греческую надпись,То есть вольным переводом,Своего прибавив много.И теперь, если ты хочешь,Я ее скажу до слова:«Расскажи, о странник, Спарте,Что мы здесь легли костями,Но себя не посрамили,Не нарушили законов.Возвести, что 300 грековТут сражались за свободуПротив трех мильонов персовИ что мы как львы сражались.Почти все в неравной битвеВсе погибли за свободу,Прославляя Леонида,Вождя храброго спартанцев».Как находишь эту надпись –Иль хорошей иль плохою?Напиши мне в понедельник,Буду ждать я с нетерпеньемТвоего письма другого.Я боюсь, что ты как критик,Уважающий цензуру,Рифму любящий душою,Разразишься не на шуткуНа посланье мое громом.Да и правда: что за дерзостьВдруг писать – писать без рифмы!Это просто преступленье!!Не сердись, мой критик строгий:Сам Гомер, отец поэтов,Он одним писал размером –Тем гекзаметром священным,Что доныне все поэтыПеред ним благоговеют.И Пиндар, который в песняхПобедителей на играхОлимпийских незабвенныхВоспевал, и тот размеромЛишь одним, без легкой рифмыНаписал свои все оды.И Гораций, и Овидий,И другие все поэты –И эллинские и Рима –Свои чудные посланья,Свои чудные поэмыВсе писали лишь размером.И ты видишь, критик строгий,Что я прав перед тобоюЧисто как агнец невинный…Ну, об рифме-то довольно.В другой раз, пожалуй, большеНапишу тебе, мой милый,А теперь пока довольно:Умолкаю, написавшиСто-стиховое посланье.До свидания, мой критик,Мой вельможный пан Зволинский.Остаюсь тебе покорный,Муз воспитанник примерныйКириенко-Шут-Волошин,Как зовет меня наш Кузя.
<Сентябрь 1891>
На Н. С<абани>на
Алла велик! Чрез МагометаОн древле чудо совершил:Собаке дал сан человекаИ даром слова оделил.Сей род Сабаниных всё жив поныне,Живет он, как и прежде жил.И хоть один из них и учится латыни,Но все собачьи он привычки сохранил.
<До 21 сентября 1891>
