Захотелось что-то сказать. Надо было что-то сказать. Не для того, чтобы она услышала, а чтобы все эти сумбурные мысли нашли выход, перестали тесниться в голове и сливаться в ровный невнятный гул.
— Дим, ты чего? — Анна удивленно вскинула брови, а в глазах ее плеснулось искреннее беспокойство. — Тебе плохо? — она тревожно нахмурилась. — Дима?..
Вместо ответа он сделал то, чего отчаянно хотелось еще вчера: поцеловал. Настойчиво и жадно, не так, как стоило впервые целовать девушку, напрочь забыв о том, что знакомы они всего пару дней.
А она ответила. Охотно и уверенно, не так, как стоило бы отвечать неопытной девушке. Свободной рукой обняла за шею, через мгновение освободившейся второй — схватилась за плечо. С удовольствием подалась навстречу, когда он обнял, прижал…
Они целовались самозабвенно и долго. Сумбурные мысли стаей выпорхнули из головы, оставив другие — простые, понятные, теплые. О том, какие мягкие и чуткие губы у девушки в его объятьях. О том, как приятно прижимать к себе стройное тело и как охотно, легко отвечает она на эти объятья — словно не впервые, словно так правильно и именно так должно быть.
Одно удручало: под руками была мокрая и холодная дубленая кожа верхней одежды, и это было совсем не то, что хотелось ощущать. Но именно это слегка отрезвляло и позволило в конце концов вернуться к действительности — обоим.
Первым опомнился Дмитрий. Заставил себя отстраниться, но девушку из рук не выпустил, обнял, прижав ее голову к своей груди. И потому, что не хотелось вот так сразу ее отпускать, но не только поэтому.
Он представления не имел, как теперь смотреть ей в глаза.
Но Анна не возражала. Замерла под его руками, прислонилась щекой, ощущая остро пахнущую мокрой кожей прохладу, швы и давящий у виска край пуговицы. Но ощущения были скорее приятными, чем нет: они подтверждали реальность происходящего, в которое было так сложно поверить.
Поцеловал. Сам. И это так сладко и так восхитительно… И вот теперь — не отпускает. Не бормочет что-то растерянно, стоит, замер, почти как она сама. Только она чувствует, как твердые пальцы медленно и немного нервно поглаживают нежную кожу шеи, и от этого по спине сбегают мурашки.
И теперь она уже точно его не отпустит.
Они простояли так несколько минут, и первой завозилась Анна. Уцепилась обеими руками за его куртку, уперлась, давая понять, что ее нужно освободить. Руки мужчины скользнули по спине, но задержались на плечах, не отпуская до конца. Ей это понравилось.
Анна запрокинула голову, вгляделась в лицо охотника. На лице том была растерянность, смешанная с легким удивлением, смущением и тревогой. Поймав ее взгляд, он нахмурился. Но — не так, как раньше, и девушка не удержалась от улыбки:
— Хорошо, так тоже можно. Это приятнее созерцания.
Дмитрий кривовато усмехнулся в ответ.
— Наверное. Созерцание я не пробовал. Но если настаиваешь…
— Нет, поехали, — возразила Анна, выскользнула из его рук и, ухватив за ладонь, потянула к скучающим невдалеке лошадям. — Тут еще изрядно ехать, а хочется обернуться до темноты и не ночевать в логове колдуна.
— Ты так уверена, что это оно? — спросил Косоруков чуть рассеянно.
— Почти не сомневаюсь. Вряд ли тут много полузаброшенных хибар, в которых хранятся сушеные травы и какие-то записи. А пока мы будем ехать, скажи мне все-таки, что с тобой случилось? Почему ты так расстроился? Из-за пулемета?..
— При чем здесь пулемет? — изумился он и в этот момент выпустил руку спутницы, чтобы подтянуть подпруги ее коню. — Нет, с пулеметом как раз проще всего. Ваш город сложно осознать. Слишком много странностей, словно сказки оживают. И как-то накопилось… Не привык я вот так с разбега — и в сказки с головой, — он усмехнулся получившемуся сравнению.
Нет, все же ведьма оказалась права. Это в первый момент после поцелуя он еще больше растерялся, а стоило немного помолчать, позволить улечься чувствам, и на душе стало спокойнее. Во всем. И в отношении к этой странной местности, и в отношении к собственному прошлому, и в отношении к Анне. Наверное, она так поделилась с ним своей легкостью или — напротив, избавила от части тревог.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Жизнь продолжается. Да, он уже другой человек, и жизнь эта — другая, но не обязательно ведь хуже.
— Шналь особенный, — охотно согласилась Анна, легко взлетела в седло и смерила охотника задумчивым взглядом. — Но он тебя принял.
— В каком смысле "принял"? — уточнил Дмитрий, посылая кобылу следом за Гранатом.
— Во всех, — улыбнулась девушка, но через плечо одарила мужчину очень серьезным, оценивающим взглядом. — Так что теперь твоя очередь.
— И почему он такой?
— Какая земля, такой и город, — она пожала плечами. — Ты говоришь — аномалии, а шаманы говорят — здесь все три мира очень близко друг к другу, грани тонки, и оттого духи особенно сильны. По легенде именно, в этих горах растет великое древо. То самое, которое серединой здесь, в нашем мире, корни его уходят в нижний мир мертвых — Тулэрги, а крона простирается над Абкой, верхним миром высших духов. Оттого и мертвым так сложно найти покой.
— Интересная версия, — задумчиво проговорил Дмитрий. Скептически высказываться об этой легенде он не спешил: не то чтобы вдруг поверил в бесовщину с духами, но это забавное объяснение было удивительно логичным и хотя бы поэтому заслуживало уважения. — И как должно выглядеть это дерево? Исполинское и древнее, с ветвями в тучах и корнями до основания гор?
— Не обязательно, — улыбнулась Анна. — Нижний и верхний — они ведь не буквально вверху и внизу находятся. В одном из вариантов легенды говорится о целой роще таких деревьев, совершенно обычных на вид. Чаще всего говорят про старые лиственницы, чжуры вообще очень почитают это дерево. Оно часто служит пристанищем духов. Пара таких деревьев даже в городе есть, мы одно проезжали, но ты, наверное, не обратил внимания. Они приметные, туда горожане дары приносят и салама — это ритуальные веревочки-гирлянды с резными фигурками и всяким подобным.
— Горожане приносят? — растерянно уточнил Дмитрий. — Это же язычество. У вас прогрессивный священник, но не до такой же степени.
— Вера в бога прекрасно сочетается с признанием существования духов и прочих волшебных существ, — спокойно пожала плечами она.
— У вас очень странный город. И странный священник, — хмыкнул мужчина. — Еще и духи эти…
— Ты зря в них не веришь.
— А что, хочешь сказать, они действительно существуют? Ты их видела? Я не имею в виду Тузика, он больше на нечисть похож, хотя я о подобной и не слышал никогда. Но вот те самые, с которыми шаманы общаются.
— Неоднократно, — кривовато усмехнулась Анна. — Если хочешь, покажу. Потом. Попозже.
— Надеюсь, для этого не нужна большая кружка змеевухи?
— Увидишь, — не обиделась она на такое недоверие.
— Попробую угадать. Именно эти духи помогли вам на войне?
— Отчасти, — пожала плечами Анна. — Здесь не только земля особенная, но и те, кто долго на ней живут, тоже. Те, кто приживаются на ней, конечно, а не просто приезжают. Последние никогда не задерживаются надолго. Это почти сразу видно.
— Каким образом?
— Сложно объяснить. Обычно они просто не замечают всех странностей. А тебя город сразу принял, и это видно. Ты, например, сразу заметил перекати-ежиков. И Индрика видел. И змею вчера у Джии.
— И что это значит?
— Что ты ей понравился, только и всего. Здесь земля сама себя защищает от неподходящих людей.
— То есть остальные просто не видят? И не слышат, когда кто-то обсуждает?
— Да, или тут же забывают. Мне кажется, Старицкий, например, до сих пор ничего не знает про тех же перекати-ежиков, хотя это не первая миграция за время его жизни здесь. И кстати, мне кажется, это свидетельствует в его пользу, — вдруг сообразила она. — Если он действительно не замечает, а не делает вид, вряд ли он колдун. Колдуна, как и ведьму, такими вещами не обмануть. И как я сразу не подумала…
