— Что ж, за дело, — вслух сказал он.
* * *
Браконьерская экспедиция состояла из троих белых, Джоба, Матату, Пумулы и коренастого бородатого охотника по имени Дедан.
— Нас достаточно много, но ведь и бивни весят по 130 фунтов каждый, — объяснял Шон. — Матату слишком мал и помочь не сможет. Чтобы донести бивни, понадобится четверо взрослых мужчин.
Прежде чем грузить снаряжение в «тойоту», Шон приказал выставить рюкзаки, лично открыл и проверил содержимое каждого. Клодия бурно протестовала, когда он открыл ее рюкзак.
— Это вторжение в частную жизнь!
— Так обвините меня через Верховный Суд, лапочка, — заявил Шон и бесцеремонно выбросил всю косметику, оставив только три тюбика увлажняющего средства и лосьон от солнечных ожогов.
— Одна смена белья, — приказал он, вытаскивая полдюжины трусиков. — Зато носков понадобится две-три пары. Так что советую взять.
Вытащив упаковку «тампакс», он холодно заметил:
— Значит, говорите, «все, что может мужчина, и еще кое-что»? — И добавил: — Упаковка занимает много места, поэтому упакуйте их по отдельности. — Ее плохо скрываемый гнев доставил ему невеселое удовольствие.
К тому времени, как они закончили, осталось только самое необходимое, и вес багажа значительно уменьшился. Рюкзаки распределили между участниками экспедиции в соответствии с силой и выносливостью. Шон, Джоб, Пумула и Дедан несли по шестьдесят фунтов, Рикардо и Матату по сорок, а Клодия двадцать пять.
— Я могу нести и больше, — протестовала она. — Дайте мне сорок фунтов, как Матату.
Шон даже не потрудился ответить.
— Кроме того, я ем в два раза меньше, чем любой из вас. — Но Шон уже отвернулся, чтобы проследить за погрузкой «тойоты»
Когда они выехали из лагеря, в запасе оставалось еще два часа до наступления темноты. Шон гнал машину, отчасти изливая таким образом раздражение от присутствия Клодии, и пассажиров на задних сиденьях немилосердно швыряло из стороны в сторону. Кроме того, Шон хотел оказаться на контрольной точке до наступления ночи.
Через некоторое время, немного успокоившись, Шон наконец заговорил:
— Прежде чем мы начнем нашу экскурсию в мозамбикский рай пролетариата, эту сияющую жемчужину африканского социализма, думаю, вам следует ознакомиться с некоторыми фактами и цифрами.
Поскольку никто вроде бы ничего не имел против, он продолжал:
— До 1975 года Мозамбик был португальской колонией. Почти пять столетий португальцы управляли страной и обеспечивали счастье и процветание почти пятнадцати миллионов душ. В отличие от британских и немецких колонистов, они вполне терпимо относились и к смешанным бракам. В результате возникла довольно большая прослойка мулатов, а при проводимой официальной политике — так называемой «ассимиладо» — каждый цветной, если он принимал некоторые стандарты цивилизации, считался равным белым и полноправным португальцем. Все работало очень хорошо, так поступили затем многие колониальные страны, особенно страны, входившие в Британскую империю.
— Чушь собачья, — четко выговорила Клодия. — Дешевая пропаганда англичашек.
— Англичашек? Я бы вам советовал не торопиться с выводами. Африканцы и индийцы живут сейчас куда хуже, чем во времена империи, а если ты цветной в Мозамбике, значит, ты живешь в сто раз хуже.
— По крайней мере, они свободны, — отрезала Клодия. Шон рассмеялся.
— Свободны? Их экономика построена на широко известных социалистических принципах хаоса и разрушения. Это привело к ежегодному десятипроцентному росту теневой экономики со времени ухода португальцев. Внешний долг в два раза превышает годовой доход страны. Система образования полностью развалена, и только пять процентов детей регулярно посещают школу. На сорок пять тысяч населения приходится один доктор. Только один человек из десяти пьет чистую питьевую воду. Детская смертность — триста сорок из каждой тысячи новорожденных. Хуже живут только в Афганистане и в Анголе. Но, как вы говорите, они свободны. Конечно, вам в Америке, где люди едят пять раз в день, легко рассуждать о свободе. Но в Африке набитый желудок ценится куда больше.
— Не может же все быть так плохо, — возразила Клодия.
— Нет, — согласился Шон. — Все еще хуже. Я не упомянул про гражданские войны и СПИД. Когда португальцы ушли, она передали власть диктатору Саморе Машелу и его партии ФРЕЛИМО. Машел открыто проповедовал марксизм. Он просто душой не принимал всей этой чуши с выборами. Его методы руководства довели страну до нынешнего состояния и до появления движения Национального Сопротивления Мозамбика, которое друзья и сподвижники называют РЕНАМО. О нем почти ничего не известно: ни каковы его цели, ни кто его лидеры. Нам известно лишь, что они контролируют большую часть страны, особенно север, и то, что это здоровенная банда совершенно безжалостных типов.
— РЕНАМО — Народный Фронт Освобождения Мозамбика, который снабжает, поддерживает и контролирует Претория, — поделилась сведениями Клодия. — Создан для свержения правительства и дестабилизации ситуации на юге.
— Неплохо, неплохо, — одобрительно кивнул Шон. — Заметно, что вы внимательно изучали материалы Организации Африканского Единства и даже усвоили их жаргон. Если бы только у Южной Африки имелись военные и технические возможности, чтобы создать и поддерживать все это, то она была бы не только сильнейшей страной на континенте, но и управляла бы всем миром.
— Я и забыла, что вы подданный мощного государства. Вы даже и не пытаетесь скрыть своего превосходства и расовой нетерпимости. А на самом деле все очень просто: ваше правительство и насаждаемая вами расовая дискриминация — настоящее проклятие для Африки.
— Конечно, ведь это мы виноваты во всем: в эпидемии СПИДа, в голоде в Эфиопии, и в Анголе, и в Мозамбике, в падении правительств Уганды и Замбии, в небывалом размахе коррупции в Нигерии и Заире — все это грязные южноафриканские происки. Мы даже умудрились прикончить Машела. Это мы спаивали экипаж русского «Туполева» и с помощью наших изощренных методов в конце концов завербовали их… Это то, что считают правдой ООН и ОАЕ.
— Заткнитесь, а! — вмешался Рикардо Монтерро. — С меня хватит. Заткнитесь оба.
— Извини, — улыбнулся ему Шон. — Похоже, меня занесло. Просто хочу, чтобы вы знали, что ожидает нас при переходе через границу. Остается лишь надеяться, что нам не придется встретиться ни с ФРЕЛИМО, ни с РЕНАМО. Выбирать не придется. И у тех и у других пули одинаковые.
При этих словах Шон почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев, от волнения кровь быстрее побежала по жилам и улучшилось настроение. Он уже чувствовал знакомую дрожь нетерпения: снова лицом к лицу со смертельной опасностью, и присутствие девушки его уже больше не раздражало, а, наоборот, усиливало предвкушение приключений. Недовольство постепенно испарилось. Теперь Шон был даже рад, что Клодия рядом, а не на пути к Аляске. Он вел машину в полном молчании. Чем ближе они подъезжали к границе, тем напряженнее становилась тишина.
