Гуго устроил Махелт в зале перед камином и велел слугам принести ей воды, чтобы вымыть руки, и доброго вина и лакомых пирожков, чтобы освежиться. Он пробормотал, что у него есть дела, но он скоро вернется. Махелт с улыбкой кивнула и воспользовалась передышкой, чтобы собраться с мыслями и проникнуться атмосферой дома. Скамья, на которой она сидела, была старой и блестела мягкой патиной. В искусно вышитых подушках Махелт заподозрила работу Иды. Она откинула голову назад, наслаждаясь вином и ощущением спокойствия и свободы.
Вернувшись, Гуго сел на скамью рядом с ней. Его лицо раскраснелось, и он казался весьма довольным собой.
– Вам нравится? – Он обвел зал рукой.
– Очень! – улыбнулась Махелт. – Наверное, так себя чувствуют женатые люди?
Гуго откинул голову и расхохотался:
– Не знаю, но я намерен скоро это выяснить. – Он съел пирожок, запив вином. – Поместье принадлежит мне с семнадцати лет.
Махелт сквозь ресницы кокетливо посмотрела на мужа:
– Нам следовало раньше приехать сюда.
– Я думал об этом, но тогда уж точно не смог бы сдержать обещание нашим родителям. – (В животе Махелт что-то приятно встрепенулось.) – Я хочу вам кое-что показать. – Гуго поставил кубок и протянул руку. – Идем?
Махелт засмеялась. Она чувствовала теплоту и слабость.
– Надеюсь, это не пони?
– На этот раз нет. – Глаза Гуго сияли.
Махелт взяла мужа за руку, вышла за ним на улицу и поднялась по лестнице к двери, ведущей в комнату над залом. Гуго снял капюшон и надел ей на голову, как бы собираясь играть в прятки.
– Не вздумайте подсматривать сквозь пальцы, – прошептал он ей на ухо.
Голос Гуго был приглушен слоями ткани, но в нем безошибочно чувствовались смех и напряжение, и по спине Махелт пробежала легкая чудесная дрожь.
Он снова взял ее за руку, открыл дверь и шаг за шагом провел по комнате. Девочка чувствовала под ногами плотную, но покорную упругость тростника, ее щеки коснулся ласковый ветерок из окна. Гуго направил жену в сторону, чтобы не налететь на мебель. Лишенная зрения, она обнаружила, что остальные ее чувства обострились. Рука мужа была теплой и уверенной. Махелт ощутила тяжесть шерстяного занавеса и поняла, что Гуго поднял руку, чтобы сдвинуть его в сторону. Он осторожно помог ей переступить порог и закрыл за ними занавес.
– Теперь можете смотреть, – сказал он и снял капюшон.
Махелт заморгала и принялась смотреть во все глаза. Они были в спальне, как она и ожидала, но такой комнаты она не могла и представить. В камине горел огонь, прогоняя прочь холод. Стены сверкали белой известкой, и на них был нарисован бордюр из изящных зеленых завитков, переплетенных с розовым шиповником. Открытые ставни, выкрашенные в теплый ярко-красный цвет, позволяли послеполуденному свету струиться на пол и заливать кровать. Простыни и валики из хрустящей белой ткани контрастировали с покрывалом – полем вышитых роз. А на подушке рассыпаны розовые лепестки. Кровать была лишена балдахина и открыта свету дня. Воздух наполнял изысканный аромат смеси цветов и пряностей.
Махелт онемела от изумления, даже слезы навернулись на глаза. Казалось, ее сердце заполнило всю грудь, не оставив места для воздуха. Гуго положил ладонь ей на щеку и с величайшей нежностью вынул шпильки, удерживавшие головной убор, потом снял сеточку с волос, чтобы косы упали на спину.
– Я столько мечтал об этом, – хрипло произнес он, проводя рукой по роскошной косе. – Я знаю, мы должны провести официальную церемонию со свидетелями, но этот миг принадлежит только нам. На моей земле и без чужих глаз. Только вы и я, пусть всего на несколько дней. Клянусь, я вас не обижу. Вам нечего бояться.
Дыхание Махелт участилось.
– Я не боюсь ни этого, ни вас, – прошептала она.
Гуго поднял ее и отнес на кровать, на покрывало, сверкавшее в ярких весенних лучах. Все будет ослепительно ясно в этот первый раз, очищено от греха светом. Гуго хотел видеть тело Махелт – узнать о ней все, чтобы она воистину стала частью его, а он – частью ее.
Он расплел ее косы и позволил темным шелковистым прядям обвить его руки. Солнце играло в волосах Махелт оттенками золота, рубина и королевского пурпура. А глаза были полуночно-синими, угольными, с янтарными лучиками вокруг зрачков. Когда ее губы разомкнулись под его губами, Гуго ощутил вкус меда и вина. Наконец долгожданный миг настал, и Гуго больше не балансировал на лезвии ножа. Он хотел, чтобы этот миг длился вечно. Хотел, чтобы они обладали всем временем мира.
Гуго медленно раздел жену, одевая в поцелуи вместо сорванных предметов одежды. Он исследовал ее кожу, оценивая гибкие линии тела глазами любовника и художника. Ноги Махелт были длинными, а груди оказались маленькими и округлыми. Гуго легко мог взять их в ладони, как согретые солнцем яблоки. Соски были восхитительного розовато-коричневого оттенка. Он поцеловал изящные ключицы, тонкую бледную шею и насладился мерцанием весеннего солнца на ее коже. Потом стянул через голову котту, взял руки жены и положил поверх своей рубашки. Махелт уловила намек и развязала завязки. Гуго снял рубашку, и их взгляды на мгновение встретились, прежде чем она опустила глаза, чтобы изучить его тело.
Махелт уже видела мужа полуодетым, но никогда столь близко. Прежде они ласкали друг друга, не снимая одежды, и она впервые прикасалась к его обнаженной коже. Гуго был гибким и мускулистым, хорошо сложенным. Его волосы окружал ореол солнечного сияния, и казалось, что оба они сотканы из света.
Розовые лепестки были влажными под ее бедрами и ягодицами, а простыни прохладными и нетронутыми. Махелт поежилась, ее руки покрылись мурашками.
– Вы замерзли?
– Нет…
Дрожь пробежала по ней от головы до ног. Девушка увидела свое собственное свечение, отраженное в его взгляде и вернувшееся к ней стократ.
– Гуго… – прошептала она и коснулась его волос, прежде чем уткнуться лицом в лихорадочное биение пульса на шее мужа.
Махелт чувствовала, как бешено колотится его сердце и ее сердце бьется в унисон. Пока они гладили друг друга, ласкали и целовали, ей начало казаться, что они являются одним целым. Одна плоть, какой, по словам Церкви, становятся муж и жена после принесения брачных обетов. Сотворена из ребра Адама. Ощутив покачивание его бедер, Махелт ответила тем же. Гуго ахнул, положил жену на себя и запустил пальцы в ее густые волосы, одновременно яркие и темные. Ощутив его восставшую плоть, Махелт задрожала от возбуждения и страха. Она не любила чувствовать себя загнанной в угол, а потому осмелилась шагнуть вперед, ей вдруг показалось, будто она очутилась в гуще битвы и это был единственный способ выжить.
