Эрекция причиняла сильное неудобство, пришлось сменить позу.
– «Олд Спайс», – прошептала Мелани. – Мне казалось, им уже никто не пользуется.
– Мой отец пользуется, – рассеянно откликнулся Дэвид и перешел к рассмотрению изгибов крошечной ушной раковины.
– Вы с ним очень близки, да?
– Раньше были.
«У Мелани Стоукс даже ушки прелестные. Наверное, и пальцы ног тоже восхитительные».
– Раньше? – вопросительно глянула она.
– Все меняется. Само собой меняется.
– Артрит? – проницательно прищурилась Мелани. – Твой отец такой же необыкновенно общительный человек, как ты?
– Угу, я весь в него.
– Угу. И твоей матери больше нет в живых, так что некому вмешаться. Какая досада.
– Угу.
Дэвид никогда не оценивал ситуацию с этой точки зрения, но Мелани, вероятно, права.
– Расскажи о своей матери, – настойчиво попросила она. – Расскажи, каково это – расти среди людей, которые с тобой одной крови и любили тебя с самого рождения.
Дэвид не сумел ответить немедленно. Боль, пульсирующая под ее словами, мучительно сжала горло.
– Пожалуйста!
– Ну… Я многого не помню. Ты же знаешь детей. Получаешь в подарок целый мир и воспринимаешь все как должное.
– А твоя мама пекла печенье? Когда я лежала в больнице, то всегда представляла себе маму в белом фартуке, запачканном мукой и шоколадной крошкой. Непонятно почему этот образ постоянно мне являлся.
– Да, моя мама пекла печенье. Шоколадное. Овсяное. Сахарное с зеленой глазурью на праздник святого Патрика. Господи, сто лет об этом не вспоминал, – потер лоб Дэвид. – Ну, еще читала нам сказки. Заставляла убираться в своих спальнях. Даже смеялась над рассказами отца о работе. И она была очень красивая, – добавил он. – Помню, маленьким мальчиком я всегда считал, что мне досталась самая красивая мама на свете.
– Звучит замечательно.
– Да, – прошептал он. – Она такой и была. Помню… Помню, как они с папой вернулись домой из больницы и усадили нас рядом. Помню, как держались за руки и отец плакал. Никогда прежде не видел его плачущим. Затем прозвучало: «Рак». Просто «рак», словно это все объясняло.
– Не могу себе представить, как такое можно объяснить ребенку.
– Вот и они, наверное, не могли. Папа сказал, что необходимо больше помогать маме по хозяйству, так что мы со Стивеном тут же кинулись вылизывать дом. Даже впервые в качестве сюрприза пытались отдраить ванную комнату. Для сведения – мыльные разводы с нержавеющей стали очень трудно удаляются. Тебе стоило бы посмотреть на нас с пылесосом. Та еще картина.
– Что-то натворили?
– Всосали половину шторы. Кто бы мог ожидать?
– Зато ваши старания умиляют, – улыбнулась Мелани.
– Да. Мама легла на химиотерапию – мы перестлали полы в кухне. У нее лучевая терапия – у нас окна. У нее рецидив – мы с шампунем моем ковры. Соседи вечно таскали нам кастрюли с тушеным мясом и запеканками, ну, ты понимаешь, «разумеется, пока бедняжка в больнице, муж и сыновья с голоду помрут». Хвалили, как замечательно теперь выглядит наш дом, как замечательно выглядим мы со Стивеном. Поучали, что мы должны держаться, как стойкие деревянные солдатики. Маму снова положили в больницу. Мы выбили постели, отполировали мебель, вычистили шторы и отдраили столовое серебро. Мама вернулась домой, легла в абсолютно идеальной гостиной и умерла. Потому что у нее был рак. Который убивает, даже если у тебя идеальные сыновья и идеальный любящий муж, готовые сделать все возможное и невозможное, лишь бы сохранить тебе жизнь.
– Сочувствую, – прошептала Мелани.
Дэвид неуклюже пожал плечами. Тирада прозвучала более горько, чем хотелось. В голову не приходило ни одной веселой легкомысленной реплики, чтобы сменить настрой. Риггс никогда не вспоминал о том времени. Просто не вспоминал. И теперь ощущал неловкость.
Поднял Мелани с колен и встал с кресла, чтобы создать хоть какую-то дистанцию между ними. Она по-прежнему расстроена, но он не нашел в себе сил снова ее обнять.
– Э-э-э… ну… не стоило говорить об этом, – проворчал Дэвид.
– Понимаю.
– Я просто… ну… нуждаюсь в неком пространстве.
– Дэвид, я все понимаю.
– Господи, почему столько несчастий свалилось на одну гребаную семью!
Мелани ничего не ответила, он сердито выдохнул. «Возьми себя в руки, Риггс. Соберись». Упер руки в бока и огляделся.
– Уже поздно, Мелани. Что скажешь?
– Согласна, пора ложиться спать, – кивнула она и вдруг покраснела. – Я имею в виду буквально спать. В своих отдельных комнатах. В своих отдельных кроватях.
– Твоя наверху. А я расположусь поближе к двери.
– У тебя завтра действительно занят весь день?
– С утра пораньше встреча с боссом. Он немного нервничает по поводу перестрелки. В противоположность общепринятому мнению, стрелять в нашей работе приходится не каждый день, особенно если расследуешь мошенничество.
– У тебя все здорово получилось, – пылко заверила Мелани. – Спас меня. Ранил убийцу.
– В конце концов, – поморщился Дэвид, – раз уж я попадаю в почтовую марку, то не должен был промахнуться по тому громиле.
– Он же человек, Дэвид. Не клочок бумажки.
– Ну, посмотрим, как ты запоешь, если он снова явится. Постараюсь не слишком задерживаться в офисе. Почему бы тебе не отоспаться, а потом закажи себе плотный завтрак. Посвяти день расслаблению и отдыху.
– Возможно, – наконец кивнула Мелани, – но я должна позвонить матери.
– Нет…
– Да. Я не могу просто остаться где-то на всю ночь, даже не позвонив. Ты не представляешь, как сильно она волнуется.
– Хотя бы не рассказывай, что происходит на самом деле. Пока мы не узнаем, кто в этом участвует и почему, откровенничать слишком опасно. Поняла?
– Скажу, что заночую у подруги.
– Не вдавайся в подробности. Детали могут навлечь беду.
– Профессиональный совет, – проворчала Мелани.
Направилась к лестнице. Увидела сгустившиеся тени наверху и поникла.
– Хочешь оставить свет? – спросил Дэвид.
– Все в порядке. Я взрослая женщина. И прекрасно понимаю, что глупо бояться темноты.
– Угу, а я ФБРовец, и, честно говоря, мы все – кучка извращенцев. Не существует на свете агента, кто спит при выключенном свете. Клянусь.
Мелани улыбнулась. С такой искренней благодарностью, что у Риггса перехватило дыхание.
– Спасибо, – прошептала она и направилась вверх.
Дэвид смотрел на девушку, чувствуя, как холодная вода стекает по спине, пока капуста таяла в джинсах.
Потом вернулся к компьютеру. Разобрал присланные Ченни по факсу документы. И углубился в дело двадцатипятилетней давности, любезно предоставленное полицией Хьюстона.
Поясницу ломило, глаза слипались от усталости. Заварил растворимый кофе и продолжил трудиться.
– Я тебя достану, – бормотал Дэвид. – Узнаю, кто ты, чем занимался после содеянного с малышкой Меган… Достану, даже не сомневайся.
Глава 17
Патриция спала, когда зазвонил телефон. Во сне она снова была Мисс Техас, шла по ковровой дорожке в переливающемся платье с резиновой улыбкой на губах. Посмотрите на меня, посмотрите на меня, посмотрите на меня.
И с нее не сводили глаз. Мужчины одобрительно ревели. Женщины кричали, увидев такую красоту. Она завоевала сердца своего родного штата. Заставила отца собой гордиться, когда ей на голову водрузили бриллиантовую тиару. Хотелось, чтобы все это длилось вечно. Ведь сказка не должна заканчиваться.
Прошла за кулисы и попала в объятья Джейми О'Доннелла.
– Красавица, красавица.
Засмеялась и поцеловала его взасос.
Посмотрела ему через плечо и увидела обезглавленное тело дочери.
Плохая мама! Плохая мама! ПЛОХАЯ МАМА!!!
Патриция с криком села на постели.
Тьма, густая липкая тьма. Снова зазвонил телефон, она наощупь нашла трубку. Теперь Патриция часами читала. Даже после полуночи. Харпера еще не было дома.
– Мам? – раздалось из телефона, Патриция едва снова не закричала, не совсем очнувшись от приснившегося кошмара.
