ворот.
«Эй, сынок, возвращайся скорей», —
Шепчет, шепчет она и идёт —
Вновь и вновь, от села до села,
Оступаясь на скользких камнях,
По земле, что сгорела дотла,
С фотографией старой в руках…
1996
«Ах, этот август! Бред. В Москве войска…»
И. Г.
Ах, этот август! Бред. В Москве войска.
И друг мой Игорь, мирный программист,
Чуть по́ днял кисть, курок как будто взвёл.
Ему крутили пальцем у виска,
А он, хоть и не резок, не речист,
На баррикады взял, да и пошёл.
И людям вмиг сковало холодом сердца.
И он своим махнул: айда со мной, кто хочет!
И с ним пошли. Три дня без продыха, три ночи
Они стояли до победы, до конца.
Десантные машины на ходу
Колёсами курочили асфальт,
И вот уже пошёл погибшим счёт,
И люди на прицеле, на виду
У тех, кто ошалел и впал в азарт,
И на Садовом кровь рекой течёт…
А баррикады — словно в сумраке причал.
Куда нам плыть и с кем — решалось — или-или!
И женщин гнали, но они не уходили,
Спасибо Игорю за то, что там стоял!
Солдатики штыками на броне
Копчёную кромсали колбасу,
Что люди им в авоськах принесли.
Дома оцепенели, как во сне,
И штурм — уж вот он, скоро, на носу,
И танки — словно жабы на мели.
Как будто ворон в небе крылья распластал —
Над Белым Домом тучи чёрные висят, вон.
Сто лет живу — не верю россказням и клятвам,
А верю Игорю, который там стоял.
А что потом? В упор, вприщур на общий бал
Глядела власть, а после лавочку прикрыла.
Затвором — щёлк! И людям крышу посносило,
Но ведь была жива страна, ведь было, было —
Свобода, совесть, ум и разум, страсть и сила,
Спасибо Игорю за то, что там стоял!
1998
«В старом саду третий месяц затишье…»
В старом саду третий месяц затишье,
Люди в штатском ушли на обед.
Дедушка Фирс отдыхает под вишней,
Сторожит оборонный объект,
Скрюченной кистью в кустарник вцепился,
Чтобы крепче на вахте стоять.
Вишни поломаны. Дедушку Фирса
Позабыли с поста снять.
Бейся, воюй с каждым,
Будь здоровей, злее,
Глупых гоняй граждан
Грязной метлой в шею!
Граждане, шустрые, как тараканы,
Пробираются в парк по грибы,
Вредную дрянь наливают в стаканы,
Лбами сносят стволы и столбы.
Дедушке Фирсу фиксировать лишних
Знамо дело — опять и опять!
Дедушка Фирс потайной свой булыжник
На три метра умеет кидать!
Люди идут скопом:
«Эй, ты чего, чудо?»
Фирс начеку: «Кто там?
Стой! Убивать буду!»
Рухнул объект и зарос лопухами,
Но не падает дедушка Фирс,
В люди шагнул, приучился с парнями
По утрам принимать антифриз.
Слёзно скорбя, скособоченный некто
Морщит рожу: «Ступай, хватит, дед!
Все разошлись, больше нету объекта,
Нету нас и тебя нет!»
Низкие вдаль тучи
В чёрную мглу мчатся.
Фирса трясёт, глючит:
«Где же мы все, братцы?»
Люди идут, людям по уху ветер,
Развесёлая ломится рать,
Люди в дырявые стены не верят,
Не желают объект уважать.
Злую печаль ощущая в печёнках
И хрипя, что делов невпродых,
Дедушка Фирс у забора в потёмках
Из рогатки подбил пятерых!
Дали доской сзади —
Держится, нет крена!
«Хватит стоять, дядя!
Где там твоя смена?»
Рухнул объект, поднялась скотобаза,
Дело в шляпе, скули не скули.
Фирсу взгрустнулось. Ребята два раза
Вынимали его из петли.
Ночью и днём палкой ломаной, лыжной
Отгоняя тоску, боль и бред,
Дедушка Фирс отдыхает под вишней,
Сторожит оборонный объект,
Ногтем скребет стену,
Тянет лицо к свету,
Мёрзнет, зовёт смену.
Где там она? Нету…
1990
Баллада о том, как ветерану труда Ивану Лукичу Зайцеву, нарушившему общественный порядок в городе Ленинграде в 1990 году, нечем было, на первый взгляд, платить в отделении милиции за своё освобождение, и чем это закончилось
Ломовую чувиху с понтовым фэйсом
Снял на точке в сквере заморский хрыч.
А в сторонке брёл по трамвайным рельсам
Старый перец в шляпе — Иван Лукич.
Он подгрёб, подчалил, надрал ей уши, —
В меру трезв, он стряхнул с нее дурь и спесь:
«Эх, за что я пахал!» — он ей смял, нарушил
Чумовой прикид и понтовый фэйс!
Он хрычу пол-рыла расквасил в кашу!
Вот его в ментовку везёт конвой.
Опер вкрадчив, хитёр: «Как же так, папаша,
А ведь в шляпе весь из себя такой!»
Вот его трясут: «Ты хоть понял, где ты,
И куда все отсюда ведут пути?
Эх, попал ты, брат, если денег нету!
Если есть, гуляй, но сперва плати!»
Орден Ленина есть на груди у Вани,
Лысаком на винте этот знак зовут.
Денег — ноль, ни копья. Мусора по пьяни
Веселясь, из Вани верёвки вьют!
Он мурло кривит, клонит тыкву набок,
И с него, опухнув от сладких вин,
Лысака на винте взял заместо бабок
Толстопузый хрен — лейтенант Кузьмин!
