ожидает то же, что и других больных с тяжелым атеросклерозом, – сухо сказала она. – Ампутация одной ноги, потом другой. Затем, возможно, дело дойдет до рук…
– Ясно – поэтапное превращение в овощ, – невесело усмехнулся я. – А сколько мне вообще осталось жить с такой болячкой? Когда завещание писать?
– Если вы готовы говорить на эту тему, то, пожалуйста, мужайтесь, – устало сказала врачиха. – При самом лучшем раскладе жить вам осталось не больше года. Скорее всего, меньше. Поэтому с завещанием не тяните. Мы, конечно, попытаемся сделать все возможное, чтобы затормозить процесс, но…
И она впервые с какой-то человечностью во взгляде развела руками.
– Я понял, я все понял, – пробормотал я и медленно поднялся со стула. – Что ж, спасибо за откровенность. Я, пожалуй, пойду. Если что, запишусь к вам на следующей неделе… Всего хорошего…
Идя к выходу, я чувствовал, что у меня безвольно подгибаются ноги. До сих пор удивляюсь, как они тогда вообще не отказали и донесли меня до дома.
***
Бедняга, испытавший потрясение, подобное моему, на какое-то время становится неадекватным. Наверное, защитные силы организма блокируют часть сознания, отвечающую за здравомыслие, и тем самым не дают мозгу моментально взорваться. Так человек, только что несильно сбитый машиной, молодецки вскакивает на ноги: он совершенно не чувствует боли, смеется, подшучивает над своей неловкостью, наотрез отказывается от посещения травмпункта – и лишь на следующий день понимает, что у него сломаны ребра.
Пережив первый шок, я отсиделся в сумрачном коридоре поликлиники и вышел на улицу с пофигистской мыслью: «Ну и подумаешь! У меня в запасе еще целый год!» Эта не слишком оптимистичная мысль почему-то подняла мне настроение, и я вернулся домой, испытывая ненормальный прилив бодрости. Я энергично принялся за весеннюю уборку квартиры и повсюду на два раза вымыл пол, израсходовав целый флакон дорогущего шампуня для волос.
Довольный результатом, я выпил чайку и, испытывая приятное головокружение от запаха свежести, решил, что далее мне нужно устроить грандиозную стирку. Сказано – сделано: я вытащил из своего и отцовского шкафа все содержимое, свалил в кучу на благоухающий пол и загрузил в машинку первую партию белья. Пока старенький автомат с недовольным бурчанием делал свое дело, я вытряхнул из дорожного чемодана остатки ношенной одежды. Перед тем как кинуть в общую кучу джинсы, я вывернул наружу карманы, чтобы случайно не постирать деньги. Однако вместо купюр на пол упало несколько вырванных из блокнота листов бумаги. На них рукой Сун Лимин были написаны иероглифы. Я наклонился и поднял листики. На самом верхнем я опознал знаки китайской идиомы: «Бин жу гао хуан» – «Болезнь поразила жизненно важные органы».
В ту же секунду реальность обрушилась мне на голову всей своей неимоверной тяжестью, и меня мгновенно вышибло из состояния эйфории, в которой я недолго пребывал после визита к врачу. Словно живые, в памяти возникли «парни» из сновидения – иероглифы гао и хуан, и я почти услышал, как они наперебой заговорили: «Знай, в твое тело проникла коварная болезнь! Она поселилась в тех местах, куда не может попасть лекарство, и ее уже не удастся исцелить!» Получается, мое собственное подсознание вынесло мне «смертный приговор» за месяц до того, как он прозвучал наяву?! Поверить в это казалось невозможным, но и отрицать истинность предсказания уже было нельзя. Оставалось лишь испытать священный трепет перед непостижимой работой Вселенной, что складывала в единое панно разрозненные элементы мозаики, и безропотно принять уготовленную мне судьбу.
Я взял оставшиеся листы и, словно гадальные карты, наугад разложил их на столе знаками вниз. Потом по одному перевернул вверх «лицом». Иероглифы выстроились в следующую цепочку: «жизнь» – «безвыходная ситуация» – «хорошо». С первыми двумя все было понятно: моя жизнь зашла в тупик, и я застрял в безысходности – куда еще яснее? Но почему это было хорошо, мой ограниченный и эгоистичный человеческий разум понимать отказывался. Что ж, решил я, вероятно, для осознания всей «прелести» нынешнего положения мне еще предстоит сделать несколько важных открытий. Став чуть-чуть даосом, я научился во всем (даже в собственной неизлечимой болезни) усматривать скрытый смысл, и, чтобы тайное преобразовалось в явное, требовалось лишь занять выжидательную позицию и набраться терпения. Чего-чего, а терпения мне было не занимать…
