— Извините, что я пришел не вовремя, — сказал он, выпуская облако дыма в воздух. Он не садился, а оставался стоять у камина, поставив одну ногу на медную опалубку, и смотрел на Микки со слегка извиняющейся улыбкой.
— Вы прекрасно выглядите, — добавил он. — Отправляетесь куда-нибудь на завтрак?
— Да, к Беркли со старым генералом Франклином. Боюсь, не смогу предложить вам перекусить, Роланд.
— Я уже ел, — сказал он отрывисто. — Я заглянул сейчас потому, что надеялся застать вас дома. Микки, вы моя приятельница. Вы были очень милы со мной на пароходе, и благодаря вам я неплохо провел время в Лондоне. Я очень признателен. Но я был ужасной дрянью и злоупотребил вашей добротой.
Ее глаза сузились.
— Каким образом, Роланд?
— Я поступил, как хам и скотина с девушкой, с которой познакомился в вашем доме перед Рождеством.
Микки медленно кивнула, улыбка скользнула по ее накрашенным губам. Бедняга Роланд. Она уже знала все это. Но она, конечно, ничего ему не скажет. Она обещала этой малютке наверху, что не выдаст ее.
— Это то, что вы пришли сказать мне? — спросила она.
— Да. Я просто обязан это сделать. Я не буду пытаться оправдывать себя, потому что знаю, что был полным мерзавцем.
— Вы можете отбросить весь этот вздор с упреками в свой адрес, когда говорите со мной, мой дорогой, — сказала она. — Вы мне очень симпатичны. Вы вообще заставляете женщин грудами падать к вашим ногам. У вас масса достоинств, но в то же время вы можете быть эгоистичным и злым, как дьявол.
Он покраснел.
— Вы совершенно правы, Микки. Я не удивлен, что вы так думаете, но я не понимаю, почему я вам «симпатичен», как вы сказали.
— Я готова многое для вас сделать, — сказала она. — Но не могу видеть, когда вы ведете себя, как дурак. Вы были дураком, это очевидно!
— Совершенно верно, — сказал он с неприятным смехом. — У вас есть время выслушать меня?
Она посмотрела на часы.
— В моем распоряжении пятнадцать минут. В машине я за пять минут доберусь отсюда до Беркли, поэтому я могу уделить вам десять минут. Приступайте, дружище.
Роланд отвел глаза от нее и какое-то время молча курил и смотрел в огонь. Потом он бросил окурок в камин и поведал Микки всю историю. Она точь в точь совпадала с тем, что Микки слышала несколько минут тому назад из уст Жонкиль. Он ни в малейшей степени не приукрасил, не обелил свои поступки. И когда он сказал ей, что любит Жонкиль и сердцем, и душой, она поверила ему.
— Мне ужасно жаль, Роланд, — сказала она. — Вы все жутко испортили.
— Конечно, я не имел права жениться на ней таким образом, — сказал он. — Но сейчас я бы отдал жизнь, чтобы только вернуть ее. Бедная маленькая Жонкиль! Она верила мне и любила меня. Это ужасно, что я отнял у нее любовь. Микки, ради Бога, скажите мне, что делать, чтобы вернуть ее?
— Мой дорогой, в данный момент вы ничего не сможете сделать, — сказала Микки. — Пусть время залечит раны Жонкиль. Больше никто и ничто не сможет этого сделать.
— Может быть, и время не поможет. Может быть, она никогда не простит меня, — сказал Роланд.
Микки посмотрела на него; по ее лицу прошла тень, оно стало печальным. Это был совсем другой Роланд. Любовь изменила его, сделала его серьезным, робким, несчастным. Когда-то он смеялся над чувствами и презирал любовные переживания. Бедный Роланд!
— Что вы собираетесь делать? — спросила она наконец.
— Работать, — сказал он. — У меня уже есть работа.
— Где?
— В автомобильной компании «Спидо» комиссионером. Буду продавать машины. Я вчера встречался с управляющим. Во время войны он был в моем батальоне. Очень славный малый и горит желанием помочь мне. У меня будет небольшая зарплата и комиссионные. «Спидо», конечно, паршивая машина, и скорость низкая, но ее можно продать кое-где. Она дешевая.
— О, Роланд, какая ужасная работа для человека вашего положения, вашего ума!
— Вполне подходящая. Я не так уж умен. Вы этого еще не поняли? Я больше ни на что не способен. Я неудачник во всех смыслах, — проговорил он. Глаза его были полны горечи. — Я не хочу работать в Англии, я бы лучше уехал за границу. Но даже когда я был в Южной Африке, я был ленив и потерпел неудачу. Может быть, я преуспею как продавец машин?
— Роланд, не принижайте себя так, — сказала она резко. — Я не могу этого выносить. Вы заслуживаете гораздо, гораздо большего.
— Ну какое это имеет значение, если я буду зарабатывать себе на жизнь? — сказал он. — У меня нет определенной профессии. Я могу продавать машины так же, как собирать апельсины, или делать какую-нибудь другую работу, за которую я брался. Мое желание остаться в Лондоне сейчас диктуется тем, что здесь Жонкиль, и я хочу найти ее, охранять ее, если я смогу. И когда я буду абсолютно уверен, что все это безнадежно и что она никогда не простит меня, я уеду, найду какую-нибудь работу в Южной Африке и умру. Я просто не выдержу этой влажной жары.
Микки поджала губы. Она вскочила на ноги, подошла к нему, положила руку на его плечо и посмотрела ясным прямым взором.
— Роланд, — сказала она. — Когда вы так говорите, вы приводите меня в бешенство. Но у меня нет времени оставаться здесь больше и спорить. Генерал будет злиться, если я опоздаю. Мне нужно идти. Постарайтесь вести себя как мужчина. В конце концов победа будет за вами. Я верю в вас.
Он схватил ее руку и сжал ее. Его глаза смягчились, когда он смотрел на ее прелестное напудренное лицо, наполовину спрятанное в большом рысьем воротнике.
— Вы настоящий друг, Микки, — сказал он. — И я не стою вашей дружбы, но я постараюсь быть достойным вашей веры. Вы единственный человек на свете, который верит в меня.
Микки почувствовала ком в горле. Она ужасно боялась показаться сентиментальной или уронить хотя бы единую слезу перед тем, кого она называла «настоящим мужчиной». Поэтому она поспешно отвернулась, достала пуховку из громадной зеленой кожаной сумки и энергично стала пудрить нос.
— Ну что ж, преуспевайте в своей компании «Спидо», — сказала она шутливо, хотя ей очень хотелось сказать ему, что Жонкиль наверху. Зачем Жонкиль надо быть такой гордой маленькой идиоткой! Подумать только, пренебречь бесценным даром первой настоящей любви в жизни Роланда Чартера.
— Я начинаю работать завтра утром, — сказал Роланд, откашливаясь. — Надеюсь, я буду вас иногда видеть. Но не просите меня бывать у вас до тех пор, пока я не потружусь как следует и не заработаю право пользоваться вашим гостеприимством. Другими словами, до тех пор, пока я не смогу пригласить вас и старину Гарри в «Ритц».
— Вы знаете, что вы всегда здесь желанный гость, идиот.
— Благодарю. Но я слишком долго принимал ваши приглашения, — сказал он мрачно. — Теперь я собираюсь работать, Микки.
