С левого края экрана возникло какое-то движение — возле посадочной площадки появилось несколько фигур.
— Замедли до тридцати, — сказал начальник службы безопасности.
Фигуры в левой части экрана стали отчетливо видны — Аллокко, менеджер Пегги Салазар и сама Сара. Перед ее глазами вновь разыгрывалась сцена, случившаяся менее получаса назад. В кадре появился Фредди с диском в руке. Развернулась небольшая драма, пока он и Аллокко приводили ей свои доводы. Она приняла решение, и Крис Грин, сотрудник службы безопасности, скрылся за дверью, ведущей внутрь аттракциона. Сара смотрела, как она отводит Фреда Барксдейла в сторону, чтобы убедить его в разумности упреждающего удара по Джону Доу. Объяснить, почему в итоге она лишь обрекла человека на смерть.
Положив диск на место, они отправили пустые вагончики и скрылись из виду, направляясь в сторону диспетчерской.
— Останови, — сказал Аллокко Пеккему.
Экран погас.
— Вот и все. Мы проверили все пять камер. Ничего.
В маленьком темном помещении наступила тишина.
Наконец начальник охраны нарушил молчание.
— Крис Грин был достойным человеком, — медленно проговорил он. — Лучшее, что мы можем для него сейчас сделать, — это попытаться выяснить, что же, черт побери, произошло. — Вздохнув, он повернулся к Пеккему. — Ральф, выведи еще раз картинку с последней камеры. С того места, где пустые вагончики уходят внутрь аттракциона.
Пеккем вновь вывел на экран изображение фойе. Сара снова увидела, как Аллокко кладет коробочку с диском в пустой вагончик. Вагончик покатился по рельсу и исчез в темноте за первым поворотом.
— Непонятно, — словно про себя пробормотал глава службы безопасности. — Крабовидная туманность находится глубоко внутри аттракциона. Именно там должен был ждать злоумышленник, чтобы забрать посылку. Но Крис Грин стоял возле входа. Каким образом он мог столкнуться с Джоном Доу?
Вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа. Взгляды всех были устремлены к экрану.
— Стоп! — неожиданно воскликнул Аллокко. — Хорошо. Пятнадцать секунд вперед. — Он показал на монитор. — Смотрите.
Сара увидела, как техник, которого она заметила раньше, вышел из боковой двери и не спеша направился через фойе. Охватившее ее оцепенение внезапно спало, словно пелена.
Учитывая объемистый шлем и непременный скафандр, ничего определенного сказать было нельзя. Но инстинкт подсказывал Саре, что перед ней Джон Доу.
Судя по выражениям лиц остальных, они пришли к тому же самому выводу.
— Вот черт, — сказал Аллокко. — Вся эта история с полутораминутной остановкой была лишь обманом. Джон Доу вовсе не ждал возле поворота у Крабовидной туманности. Он собирался забрать диск из вагончика, как только тот окажется внутри аттракциона, а потом просто уйти — еще до того, как мы остановили проклятую машину. Но вместо этого он наткнулся на Криса Грина.
— Хотите, чтобы я его отследил? — спросил Пеккем.
— Нет. То есть да. Но боюсь, об этом он тоже позаботился. — Начальник охраны посмотрел на Сару. — Свяжусь с костюмерной, пусть проверят, вся ли униформа на месте.
Сара кивнула. Она уже наверняка знала, что именно они выяснят.
В ее кармане негромко-зажужжала рация.
Все замолчали, глядя на директора.
Включив рацию, она медленно поднесла ее ко рту.
— Сара Боутрайт слушает.
Это были первые слова, которые она произнесла с тех пор, как вошла в Улей.
— Сара?
— Да.
— Зачем, Сара?
На этот раз голос Джона Доу звучал несколько иначе — холоднее, более по-деловому. Все добродушие и вежливость куда-то исчезли.
— Что — зачем?
— Зачем вы подстроили мне ловушку?
Директор с трудом пыталась подобрать слова.
— Разве я не был всегда честен с вами, Сара? Разве честность не была основой всех наших отношений?
— Мистер Доу, я…
— Разве я не нашел время для того, чтобы лично встретиться и познакомиться с вами? Разве я не объяснил в точности, что вы должны, а чего не должны делать?
— Да.
— Разве я не счел нужным устроить для вас демонстрацию? Разве я не приложил все мыслимые усилия к тому, чтобы к концу дня на вашей совести не было ничьих смертей?
Женщина молчала.
— О господи, — пробормотал Барксдейл. — Что мы наделали?
— Мистер Доу, — медленно начала Сара, — я лично прослежу, чтобы…
— Нет, — ответил голос. — У вас был шанс. Вы не оправдали моего доверия. Теперь я стану учителем, а вы учеником. И вы будете присутствовать на моем уроке. Знаете, какова его тема? Нет, не говорите, я сам скажу. Паника.
Директор слушала, приложив рацию к уху.
— Знаете ли вы, Сара, что существует искусство дирижирования паникой? Это очень увлекательная тема, я собирался написать о ней целую монографию. Я стал бы знаменитостью, Аристотелем управления толпой. Что самое интересное — есть возможность для творчества. В моем распоряжении столько средств и столько способов, что выбрать подходящий не так-то просто. Взять, к примеру, пожар. Во время пожара динамика толпы приобретает уникальные свойства, Сара. Я изучал все великие пожары — на трикотажной фабрике «Триангл», в театре «Ирокез», в ночных клубах «Кокосовая роща» и «Хэппиленд». Все они очень разные, и вместе с тем в них есть нечто общее. А именно — люди давят друг друга у выходов. Закрытых выходов.
— Наши выходы открыты, — пробормотала Сара.
— В самом деле? Но это уже не относится к делу, и я несколько забегаю вперед. Мне нужно идти. Я с вами свяжусь.
— Один человек уже погиб…
— Один человек — это даже не статистическая погрешность.
— Вы получите свой диск…
— Я знаю, что я его получу. Но сначала я должен кое-что сделать. Вы считаете свой парк знаменитым, Сара? С моей помощью он прославится навеки.
— Нет! Подождите…
Но рация уже смолкла.
14 часов 22 минуты
Выйдя с аттракциона под названием «Эклиптика», Джорджия Уорн смешалась с гуляющей по просторному вестибюлю толпой. Она только что купила местный вариант сахарной ваты — переливающуюся радугу из скрученного сахара, пронизанного газированными кристаллами, которые шумно лопались на языке, — и теперь сосредоточенно ее поедала. Она не слышала ни треска кристаллов, ни разговоров и смеха проходящих мимо посетителей, ни едва слышимой фоновой акустики Утопии — в ее наушниках раздавалась мелодия «Jumpin' at the Woodside» Каунта Бейси.
К ней вразвалочку направлялась группа подростков с пурпурными волосами, в футболках со «Шпилем дракона», и Джорджия отошла в сторону, пропуская их мимо. Она не ожидала ничего особенного от «Эклиптики» — в конце концов, всего лишь чертово колесо, и только, — но аттракцион оказался очень даже неплох. Кабина вращалась вокруг планеты с кольцом вроде Сатурна, только поставленного вертикально. Как и большинство аттракционов в Каллисто, «Эклиптика» была погружена в темноту, но давала удивительное ощущение глубины, настоящего пребывания в космосе. А голографические кольца выглядели настолько реально, что она не сомневалась — стоит ей высунуть из кабины руку, и она могла бы до них дотронуться.
Но она была одна, и ее запихнули в кабину вместе с непоседливой девчонкой из большой семьи, которая постоянно болтала обо всем, что попадалось ей на глаза, слишком глупой для того, чтобы просто заткнуться и получать удовольствие. Так что Джорджия в конце концов просто надела наушники и прибавила громкость.
Она остановилась, хмуря брови. Впереди и направо от центрального вестибюля уходил пандус с движущейся дорожкой в конце, которая исчезала в низком туннеле, окруженном неоновыми полосами и вспышками лазеров. Там находился вход в «Темную сторону Луны», аттракцион, про который она читала столько интересного в Сети. Она достала из кармана листок с заранее составленным маршрутом. В самом деле, это четырехзвездочный аттракцион. Она направилась к нему, но тут же остановилась. Она ведь обещала отцу не кататься на русских горках и опасных аттракционах, а «Темная сторона Луны» явно попадала в эту категорию. Впрочем, к ней же, вероятно, относилась и «Эклиптика», но что ей еще оставалось делать? Она уже попробовала прокатиться на нескольких детских аттракционах вроде «Колец Сатурна», но чувствовала себя очень глупо в окружении шестилеток.
Она пристально посмотрела на вход, хмурясь все больше, затем с неохотой повернулась и двинулась дальше по вестибюлю, пока не нашла скамейку. Сев, она развернула карту-путеводитель, взглянула на нее и снова убрала в карман. Доев сахарную вату, она повернулась, чтобы бросить длинную белую трубку в урну, но замерла, глядя на тонкий бумажный конус в руке.
Она говорила отцу, что не помнит, как они много лет назад ездили в парк Кеннивуд, но на самом деле кривила душой. Она не забыла, как мама сделала ей сюрприз, купив высокое облако сахарной ваты, опасно подрагивающее на белой палочке, совсем как это. Розовая сладость казалась ей, восьмилетней девочке, невероятно огромной. Она помнила жаркое солнце, загорелые черты лица мамы, ее бледную губную помаду, морщинки в уголках глаз, когда та улыбалась.
