От воспоминаний заныло сердце. На душе стало еще тоскливей. Появилось чувство опустошенности.
Хотелось рыдать, но не было слез.
* * *
Скрипнула дверь, вошла Арлетт. Она молча подошла к туалетному столику и начала листать журнал. Это молчание было убийственным для Бернара.
— Почему молчишь? — наконец он набрался храбрости и решил заговорить первым. — Ты на меня злишься?
Как мужчины бывают недалеки и наивны!
— Не выдумывай, Бернар, — сказала Арлетт, — я не злюсь на тебя. Я понимаю, ты много страдал, раз дошел до такого. Я понимаю и тем не менее, ревную. Да, я ревную к ней. Но куда больше ревную к твоему горю. Ты мог бы чуть больше доверять мне. По-моему, так было бы лучше.
Бедная Арлетт! Как тяжело и горько ей было сейчас. Ни одна женщина не пожелала бы оказаться на ее месте. Случившееся стало ударом в самое сердце. Лучшие чувства, надежды, мечты, то, в чем была уверена и ни мгновения не сомневалась, — все рухнуло. Ей казалось, что они любили друг друга. Да, Бернар когда-то очень давно в минуту откровения рассказал ей о своей первой любви, но кто бы мог подумать, что это так серьезно и что эта любовь когда-нибудь вернется. Она считала, что все давно забыто и стало вчерашним днем. За шесть лет их совместной жизни у них не произошло ни одного серьезного конфликта. Он так хорошо относился к ней. Арлетт никогда не подумала бы усомниться в его чувствах. Но почему же он так быстро все забыл, стоило появиться этой женщине. Значит, никогда серьезно он не любил ее, а использовал лишь как неудачную замену. И все же Арлетт не могла в это поверить.
— А что я, по-твоему, должен был сказать? И для чего? — Бернар вскочил с кровати. — Ну я сказал бы: «Имей в виду, что Матильда и есть та самая брюнетка, в которую я был влюблен еще восемь лет назад».
— Я поняла бы.
Бернар прошелся по комнате, остановился у окна.
— Я не ожидал этого. Когда они появились здесь, я как мог, избегал встреч. Ты же знаешь сама.
— Любовь никогда не проходит бесследно…
— Я многое в ней не любил. Она меня всегда раздражала. Не понимаю, не понимаю, ничего не понимаю! — Он схватился за голову.
Он действительно ничего не понимал. И совсем запутался.
— Арлетт, Арлетт, подойди ко мне, пожалуйста.
Ему хотелось просить ее о помощи, помощи в избавлении от этого кошмара. Ему хотелось умолять о прощении. Но он должен ей все объяснить, чтобы она поняла.
Арлетт подошла к нему. Он обнял ее бедра, положив голову на живот. Но Арлетт больше не гладила его шею.
— Да, восемь лет назад я любил Матильду. Но с ней мы не смогли быть вместе. Понимаешь? Мы только мучили друг друга.
— Мучили? И только…
Арлетт было неприятно и больно все это слушать. Ее тяготила ревность, избавиться от которой, она была не в силах.
— Ну да, мучили. Поверь мне. Теперь я тебе все сказал. Все кончено, навеки. Забыто, — он еще крепче прижался к ее животу.
Она провела рукой по его волосам.
— О, Бернар! У тебя всегда все было просто. Но ты должен знать, что такие вещи вычеркнуть из памяти, искоренить не так уж легко. Все слишком серьезно. Разочарование, тревоги, надломленность в душе не проходят так быстро.
Но, конечно, ты прав. Как бы там ни было, мы должны быть вместе. Слишком многое нас связывает. Порвать отношения просто, а вот соединить нелегко. А главное, твоя Арлетт, несмотря ни на что, любит тебя, Бернар.
* * *
Ночью Бернар долго не мог заснуть. Разные мысли мучили и не давали покоя. Потом стали сниться кошмары. Сначала он видел море. Он входил в воду, голубую и чистую. Плыл все дальше, качаясь на теплых волнах. Потом вдруг вода стала мутной. Он увидел, что купается в грязи. Он повернул обратно, стал грести быстрее к берегу, а вода становилась все отвратительней и еще более засасывала его. Вдруг она стала красной. Он понял, что плывет в крови. Кровавое море бушевало и накрыло его алой волной. Он даже почувствовал едкий кровяной запах.
Весь в холодном поту Бернар проснулся. Облегченно вздохнул, поняв, что это был всего лишь сон, он повернулся к Арлетт, Но ее не оказалось на месте. Он вскочил. Накинув халат, босиком выскочил из спальни.
— Арлетт! Арлетт!
Он искал ее. Заглянул к Тома. Ребенок мирно спал, тихо посапывая, обнимая любимого друга — медвежонка Андрю.
Осторожно, не включая свет, он спустился по лестнице и нашел Арлетт в ванной, склонившуюся над раковиной. Ее тошнило.
— Что с тобой, Арлетт? Тебе нехорошо? Что-то случилось?
— Угадай…
Бледное лицо Арлетт казалось совсем бесцветным. На глазах выступили слезы.
Арлетт ждала ребенка. И теперь она уже не сомневалась. Еще неделю назад это стало бы радостным семейным событием. Они давно хотели второго ребенка. Но теперь…
Бернар еще острее и мучительнее почувствовал свою вину перед Арлетт.
Боже! Как он мог! Если бы он знал раньше… Никогда и ни за что не совершил бы этого.
Теперь он понял, что навсегда останется только с Арлетт. Он исправится. Он будет слушать ее и превратится в образцового мужа. Он больше никогда не заставит ее страдать, не причинит боль, сделает все, чтобы случившееся поскорее забылось.
Их связывал не только Тома, но и крохотное существо внутри Арлетт. Это будет девочка. На лице Бернара появилась блаженная улыбка.
Да, Арлетт никогда не будет страдать…
Глава Двадцать Вторая
Чета Бушор остановилась неподалеку от Ниццы в живописнейшем месте побережья. Кристально чистое море, ослепительное солнце, желтый горячий песок, стройные пальмы и тополя создавали великолепную экзотическую обстановку для отдыха и неповторимую идиллию. Как на всех приличных курортах, недалеко от пляжа раскинулся тенистый парк с фонтанами, прудами, широкими аллеями. Тут же размещались водо и грязелечебницы, минеральные источники. И немного подальше массажные кабинеты, душевые и сауны, где располневшие дамы со всего света проводили многие часы в надежде похудеть.
Матильда и Филипп сняли небольшой домик с террасой на самом берегу моря. Домик окружали роскошные пестрые клумбы с южными цветами и замечательный сад.
Филипп не любил загорать и после утреннего купания обычно лежал в гамаке в тени анисовых деревьев. А Матильда обожала солнце. Подолгу плескалась в море, разомлевшая от жары, часами валялась на прибрежном песке. Не прошло и нескольких дней, как ее кожа покрылась шоколадным загаром. Из белокожей француженки Матильда превратилась в смуглую сицилийку. И только ослепительно белые зубы выделялись на ее лице.
По вечерам они гуляли по парку и ходили ужинать в ресторан.
