— И все-таки я права! — уверенно констатировала она, ритмично покачивая ногой, словно задавая темп своей неторопливой речи. — Выходит, ты ничем не лучше меня. Просто смелости у тебя меньше, а совести — чуть больше.
— Разве плохо быть совестливой? — осипшим от возмущения голосом вопросила я, ошеломленная ее извращенной логикой, запросто меняющей местами понятия добра и зла. — На что ты все время намекаешь? На то, что я спасла твою мать, создав тебе проблему? Нет, так рассуждать нельзя, и ты, пожалуйста, постарайся понять меня правильно…
— Если кто-то вдруг сказал: «Постарайся понять меня правильно», — пискляво передразнила меня Эвридика, поигрывая серебряной ложечкой, — то приготовься услышать ложь. Значит, человек сделал тебе пакость и сейчас начнет оправдываться! — Откровенно смеясь над моей растерянностью, она получала огромное удовольствие, унижая меня. Подозреваю, подобным образом она вела себя не только со мной. В таком поведении нет ничего удивительного: эгоист всегда уверен в своей правоте. Увы, добро всегда побеждает зло. Ведь если побеждает зло, оно тут же провозглашает себя добром!
Я оторопело молчала, не находя достойных аргументов. Манеры этой девицы вызывали у меня стойкое отвращение, но опускаться до ее уровня и отвечать гадостями на гадости я не собиралась. К тому же чем человек умнее, тем проще объяснить ему, что он дурак. Объяснить же сей прискорбный факт дураку совершенно невозможно. Да я и не собиралась поучать сестру, прекрасно понимая бессмысленность этого занятия. Эвридика никогда не снизойдет до дружеского общения со мной. Она, вне всякого сомнения, чувствует, какая огромная пропасть нас разделяет, ведь на грядке с капустой и роза сорняк!.. Пребывая в легкой растерянности от всего происходящего, я вспомнила свое излюбленное правило: улыбайся всегда и везде. Ибо друзья, бесспорно, заслуживают наших улыбок, а враги тут же лопнут от зависти! Приняв предельно беззаботный вид, я одарила Эвридику широкой лучезарной улыбкой. Лучше быть предметом зависти, чем объектом сострадания.
— Мотивы моих прошлых поступков тебя не касаются, — снисходительно отчеканила я. — А будущих — тем более!
Эвридика гневно сжала кулаки и заскрежетала зубами. Перламутровые пластинки ее блестящих ноготков впились в ладони, оставляя на них красные следы. Все ее наносное спокойствие как ветром сдуло.
— Ты заявилась к нам без приглашения! — заорала она. — Нарушила размеренный ход нашей жизни, внесла смятение в умы, украла внимание отца, взбудоражила Лаллэдрина, разрушила мое будущее!..
— Не много ли достижений ты приписываешь одной скромной голодранке? — насмешливо улыбнулась я. — Да ты, никак, меня боишься? — Я лукаво подмигнула набычившейся принцессе. — Да?
— Не дождешься, слишком много чести! — скривилась сестрица. Но выражение ее глаз, дерзкое и вместе с тем затравленное, красноречиво подтверждало правильность моей догадки. — А кроме того, тебе все равно не справиться с проклятием Сильваны и не вернуть нас в небо.
— Что-о? — растерянно протянула я, сразу же вспомнив просьбу старьевщика, убитого жрецами богини Банрах. «Верни их в небо…» — так сказал он, и тогда я совершенно не поняла смысла этой фразы. Хотя теперь… Да, кажется, ситуация начала потихоньку проясняться. — О каком проклятии ты говоришь? — уже конкретнее сформулировала я вопрос, намереваясь сложить воедино разрозненные кусочки очередной судьбоносной головоломки.
— Не лезла бы ты в серьезные дела, не предназначенные для твоего скудного умишки! — свысока посоветовала Эвридика, выразительно барабаня пальцами по подлокотнику кресла. — Не детское это дело — бороться с проклятиями.
Я наблюдала за своей сестрицей молча, с легкой жалостью во взгляде. И зачем, спрашивается, она так пыжится и из кожи вон лезет, пытаясь подчеркнуть свою значимость? Считает, будто непомерные амбиции и есть признак блестящего ума? Но значимость человека измеряется отнюдь не произносимыми им словами. Слова ранят, но не убивают; пленяют, но не удерживают; обманывают, но не оправдывают. Так зачем же попусту сотрясать воздух, если без реальных поступков ничего не изменится? Полагаю, со мной согласится каждый здравомыслящий человек, но поди докажи это самоуверенным болтунам, неистово рвущимся к власти, богатству и славе. И боюсь, что пока такие скудоумные личности носят титулы «сильных мира сего», в мире ничто не сдвинется с мертвой точки, а жизнь простых людей так и останется тяжелой, унылой и горькой. А я так хотела ее изменить!
Впрочем, если я намереваюсь поразить свою заносчивую сестрицу, придется подбирать доводы повесомее, ибо на таких наглецов обычные увещевания не действуют. Как говорится, мало, чтобы добро было с кулаками, — нужно еще, чтобы зло было с синяками! А посему, предупрежденная своей неизменной союзницей интуицией, я начала мысленного готовиться к хорошей драке, способной привести нас ко временному худому миру.
Невзирая на бушующие внутри меня эмоции, я продолжала чутко следить за каменным лицом сестрицы, не выражающим ничего. Как известно, мысль — это интеллектуальный экстаз мозга. Тот, кто способен его испытывать, получает удовольствие; а тот, кто неспособен, — вынужден имитировать. Похоже, с имитацией удовольствия у Эвредики дело обстоит крайне плохо.
— Полагаю, проклятие Сильваны как раз меня и касается, — с мягкой настойчивостью заявила я, запуская руку за ворот своего халата и предъявляя принцессе ожерелье из двух оставшихся слез Эврелики. — Вот почему!
Глаза эльфийки недоверчиво расширились. Она нервно облизала языком пересохшие от волнения губы и вдруг кошкой прыгнула на меня, нацелив на мою шею жадно растопыренные пальцы.
— Отдай! — истерично визжала она. — Оно принадлежит не тебе!
Но я, уже готовая к такому повороту событий, быстренько сплела заклинание воздушного щита, отшвыривая от себя сумасшедшую карьеристку. Принцессу легковесной пушинкой отбросило прочь, унося в угол спальни. Там она весомо приложилась спиной о стену и потрясенно замерла, осознав, что столкнулась отнюдь не со слабой дилетанткой, а с весьма достойной противницей. На пол с жалобным звоном упала серебряная ложка, почти завязанная в узел моими боевыми чарами. Принцесса проводила ее осоловелым взглядом… Глаза эльфийки смотрели на меня с такой ненавистью, что если бы они были углями, то прожгли бы во мне две дыры приличного размера. К счастью, я давно уже избавилась от своей прежней робости, а поэтому ответила сестрице спокойным, чуть ироничным прищуром, исполненным чувства собственного достоинства. Всем известно, для хорошего настроения нужно обнять восемь симпатичных тебе людей. Ну или дать в морду одному несимпатичному…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
