Меир оставил Кривицкого в номере. Завтра утром он забирал мистера Вальтера и вез его на заседание комиссии конгресса. Кривицкий сказал, что поработает над докладом. Меир посмотрел на часы:
– Отлично. Увидимся на завтраке, в половине восьмого. Ни о чем не беспокойтесь, здесь безопасно…, – он проводил взглядом широкие плечи кузена, в хорошо скроенном смокинге. Меир шепнул Ирене: «Скоро начнется программа, потанцуем…»
Подали горячее. Метрдотель кашлянул, за спиной у Ирены:
– Мисс Фогель, отель «Виллард» считает для себя честью принять вас, как гостью. Может быть, вы бы согласились спеть? Музыканты готовы…
Ирена, немного, покраснела. Меир, под столом, пожал ее руку:
– Конечно, милая. Я тоже тебя хочу послушать…, – Ирена посмотрела в знакомые, серо-синие глаза, под простыми очками, в черепаховой оправе:
– Я тебя люблю…, – сказала девушка, одними губами, – я пойду, переоденусь…, – Меир не садился, пока она не вышла из ресторана. В хрустальном бокале, золотистыми искорками, играло бордо.
– Любит…, – Меир, угрюмо, выпил вина:
– А я? Надо решиться, сделать предложение, поставить хупу. Я обязан, как порядочный человек. Я привыкну, обязательно…, – у стола все еще пахло ванилью.
В вестибюль Ирена оглянулась. Она ожидала, что майор Горовиц поговорит по телефону за стойкой портье, однако мужчины в фойе не оказалось:
– Это рабочий звонок, – поняла Ирена, – из министерства. Они и по вечерам трудятся. Наверное, майор в кабинет пошел, к директору отеля…, – краем глаза посмотрев на улицу, она направилась к лифтам. Светловолосый человек, со знакомой походкой, быстро свернул за угол, вертящаяся дверь пропустила компанию гостей. Дамы щебетали, расстегивая жакеты, из ресторана послышалась музыка. Ступив в лифт, Ирена забыла о высоком мужчине, покинувшем «Виллард».
Утром Ирена хотела приготовить Меиру завтрак. Он ласково поцеловал девушку:
– Спи. Ты вчера устала…, – кузен Мэтью появился в ресторане через полчаса, когда Ирена пела: «Let there be love». Он развел руками:
– Я срочно понадобился министру. Стоит вернуться в столицу, сразу наваливаются дела…, – лобстера для Мэтью заменили, и не поставили в счет. Метрдотель ценил постоянных гостей. Ирену долго не отпускали, аплодируя. Сев к роялю, она спела веселый фокстрот.
Девушка раскланялась, принесли десерт, запеченный торт «Аляска». Официант поджег ром, Ирена весело смеялась.
Она танцевала и с Меиром, и с майором Горовицем. От Мэтью пахло сандалом, у него было невозмутимое лицо, и уверенные руки. Он восторженно слушал рассказы Ирены о Голливуде:
– Я часто бываю в Калифорнии, по работе. Может быть, когда-нибудь, и в Лос-Анджелесе окажусь. Пообедаем вместе…, – Ирена сказала себе:
– Мне почудилось. У него, на самом деле, добрые глаза. Просто он, как и Меир, занятый человек…, – Мэтью надо было вести себя спокойно, немного флиртовать с девушкой и разговаривать с кузеном о политике.
Опасности не существовало, Мэтью не брал в руки пистолет. Возвращаясь в отель «Виллард», он, внимательно, осмотрел себя, под уличным фонарем. Крови на костюме не осталось, пахло от Мэтью туалетной водой. Мистер Нахум и Петр ждали Мэтью у служебного хода в «Бельвью». Они с Петром пожали друг другу руки, и втроем поднялись по служебной лестнице, на четвертый этаж. Русские остались за углом. Постучав в дверь номера Кривицкого, Мэтью услышал испуганный голос: «Кто там?».
Кривицкий говорил по-английски без акцента. Мэтью видел в глазок бледное лицо. Перебежчик держал кольт. У мистера Нахума и Петра было оружие, но убить Кривицкого предполагалось из его собственного пистолета. Эйтингон, за обедом, рассмеялся:
– Не думаю, что он сюда с пустыми руками приехал. Он боится, и правильно делает.
Мэтью подсунул под дверь служебное удостоверение:
– Мистер Кривицкий, машина ждет. Вас надо перевезти в другое место, по соображениям безопасности…, – русский кивнул, возясь с замками:
– Я говорил мистеру Марку, что чувствую угрозу…, – он впустил Мэтью в номер. Русские вышли из-за угла. Глаза Кривицкого расширились, он попытался закричать. После похищения Джульетты Пойнц, Мэтью оценил подготовку мистера Петра, мгновенную, точную реакцию, и сильные руки. Никаких лекарственных средств они использовать не могли, на случай вскрытия. Эйтингон объяснил, что удар по голове будет легким:
– Просто, чтобы он не сопротивлялся, – заметил мистер Нахум, – а потом пуля разнесет ему висок. Врач, на аутопсии, не заметит локального кровоизлияния в мозг. Весь мозг стечет по спинке кровати…, – мистер Нахум отпил хорошего, выдержанного коньяка.
Русские принесли съемный глушитель, для пистолета Кривицкого, и три посмертные записки. Мэтью сравнил почерк с заметками мистера Вальтера, на столе: «Отменная работа…»
– У нас были образцы, – хохотнул мистер Петр, отвинчивая глушитель. Русские пришли в кожаных перчатках. Одну пару Эйтингон передал Мэтью:
– Надо быть осторожными. Петр у нас владеет искусством подделывать любые почерка…, – записки разложили на рабочем столе. Они были адресованы семье, адвокату Кривицкого, и друзьям. Жене и сыну мистер Вальтер писал на русском языке. Мэтью вспомнил:
– Семь лет его сыну, мистер Нахум говорил. Впрочем, какая разница…, – тело раскинулось на залитой кровью постели. Мистер Петр выстрелил перебежчику в висок. Пуля засела в ореховой спинке кровати, череп разворотило выстрелом.
Мэтью посмотрел в мертвые глаза Кривицкого:
– Мне пора, товарищи. Не стоит вызывать подозрений…, – они тепло распрощались. Мистер Нахум пообещал:
– Вскоре, я думаю, ты услышишь хорошие новости…, – он ласково улыбался. Мэтью помнил похожую улыбку отца. Идя обратно в отель, он понял, что впервые назвал русских товарищами. Мэтью остановился:
– Правильно. Мы товарищи по оружию, мы боремся с предателями…, – они говорили с мистером Нахумом о соглашении между СССР и Германией. Русский заметил, что США остаются нейтральной страной:
– Америка пока не вмешивается в европейские дела, сынок…, – хмыкнул мистер Нахум, – но, в конце концов, война вам будет на руку. Пора покончить с гегемонией Британии. Остров на краю Европы считает, что может править миром. Ты пойми…, – Эйтингон похлопал его по плечу, – СССР и США станут союзниками, рано или поздно. Ты помогаешь собственной стране…, – Мэтью знал, что мистер Нахум прав.
После полуночи он распрощался с кузеном и мисс Фогель в фойе «Вилларда»:
– Большое спасибо за прекрасный вечер, мисс Фогель, Меир…, – искренне сказал Мэтью, – видите, мне удалось вас послушать, не только на радио…, – девушка нежно покраснела, подав маленькую, мягкую руку: «Я очень рада, что мы встретились, майор Горовиц…»
– Просто Мэтью…, – он решил прогуляться пешком. Ночь оказалась теплой. Мэтью шел под крупными звездами, по пустынным, мигающим светофорами, улицам. Он поймал себя на том, что насвистывает:
Let there be cuckoos,
A lark and a dove,
But first of all, please
Let there be love…
Меир приехал в «Бельвью» в семь утра.
Заседание комиссии конгресса назначили на девять. Отсюда до беломраморного портика Капитолия было десять минут ходьбы. Кривицкого, все равно, по правилам безопасности, требовалось везти на машине. В большом окне фойе, в голубом, неярком небе, виднелся американский флаг, над куполом Конгресса.
В ресторане было еще тихо. Заказав кофе, омлет, и тосты, Меир просмотрел газету. Черчилль, выступая по радио, обратился к Америке:
– Дайте нам вооружение, и мы закончим работу…, – премьер-министр говорил о войне. Конгресс утвердил «Закон обеспечения защиты Соединенных Штатов». Коротко его называли актом о ленд-лизе. Закон ушел на подпись к президенту Рузвельту. Согласно акту, президент США получал полномочия, по оказанию помощи любой стране, чья оборона признавалась жизненно важной, для Америки.
Зашуршав газетой, Меир посмотрел на часы:
– Британия пока не ведет сухопутных военных действий, но все впереди. Джон говорил, о воздушном мосте, между Шотландией и Канадой. Кузен Стивен его налаживал. Мы погоним в Британию самолеты…, – было без четверти восемь.
Меир поднялся. Агенты, сидящие в номере напротив комнаты Кривицкого, сегодня утром в гостинице не появлялись. Их ожидали только после обеда, когда мистер Вальтер возвращался из Конгресса.
Меир легко взбежал на четвертый этаж. Кольт висел в кобуре, под пиджаком, но доставать оружие он не собирался. Меир был уверен, что Кривицкий, просто устал, и не слышит звонка будильника. Дверь номера была закрыта, изнутри. Меир постучал, подергав ручку:
– Мистер Вальтер, это я, мистер Марк! Я жду, в ресторане…, – он прислушался, но не уловил шума воды, или звуков радио. Опустившись на колени, Меир посмотрел в замочную скважину. Вдохнув хорошо знакомый, металлический запах, он, невольно, сжал руку в кулак:
