И вот однажды добрались жены с детьми и служанки с домочадцами, сопровождаемые Чжоу Жэнем, в областной центр Дунпин. Сильно обрадовался их благополучному прибытию командующий. Поселились они рядом с ним в задних пристройках. Чжоу Жэнь доложил хозяину о том, что господин Чжоу Сюань согласился присматривать за восточным поместьем, а в доме остался его, Чжоу Жэня, отец Чжоу Чжун.
— А где же Ли Ань? — спросил Чжоу Сю.
— И ты еще справляешься об этом негодяе! — воскликнула Чуньмэй. — Я-то его от души поблагодарить решила, одеждой наградила и матери его кое-что собрала. От Чжан Шэна, думаю, человек спас. А он во время ночного караула в дальнюю залу проник. Видит, лежит на столе узелок с полусотней лянов серебра. Их деверь от продажи зерна выручил, из поместья привез. Стащил негодяй серебро и был таков. Сколько раз я слуг за ним посылала. То говорили болеет, а потом оказалась, к себе в Цинчжоу скрылся.
— А ведь я ему доверял! — проговорил Чжоу Сю. — Вот значит чем он отплатил за добро. Ну ладно, он от меня все равно не уйдет.
Про Хань Айцзе Чуньмэй промолчала.
Прошло несколько дней. Командующий Чжоу был все время занят решением стратегических задач. Всеми помыслами своими, ревностно служил он государю и Отечеству. Ему даже поесть времени не оставалось, не говоря уж про интимные радости, до которых у него давным-давно не доходил черед. Видя такую его занятость, Чуньмэй стала засматриваться на Чжоу И, второго сына Чжоу Чжуна. Девятнадцатилетний малый, он был хорош собой. Ему она и начала строить глазки, мало-помалу завлекла парня, и они тайно сблизились. И утром и вечером можно было застать их вдвоем у нее в спальне. Они и выпивали, и развлекались шашками. Только хозяин ничего не подозревал.
Однажды северный сосед Китая — император чжурчжэней Цзинь уничтожил киданей Ляо.[1778] Тем временем на престол в Восточной столице был возведен Цинь-цзун. Тогда чжурчжэньский император собрал несметное войско варваров и, разбив его на два направления, вторгся в пределы Срединной равнины, дабы посеять смуту в стране. Стотысячное войско чжурчжэньской пехоты и конницы, возглавляемое главнокомандующим Няньмохэ, двигалось в направлении Тайюани, в Шаньси, и Цзинсина, чтобы оттуда нанести удар по Восточной столице. Войско же помощника главнокомандующего Валиба должно было напасть на заставу Гаоян из Таньчжоу. Не устояли перед их натиском пограничные части. В замешательстве начальник военного ведомства Ли Ган и главнокомандующий Империи Чжун Шидао звездной ночью рассылали срочные приказы и депеши-молнии командующим войсками в Шаньдуне и Шаньси, Хэнани и Хэбэе, Гуандуне и Шэньси. Им предписывалось занять важнейшие стратегические позиции и, не уступая ни пяди родной земли, биться до последней капли крови. В Шэньси войсками Яньчжоуского и Суйчжоуского направлений командовал Лю Яньцин, в Гуандуне войска Фэньчжоуского и Цзянчжоуского направлений вел Ван Бин, в Хэбэе войсками Вэйчжоуского и Бочжоуского направлений командовал Ван Хуань, в Хэнани войска Чжанчжоуского и Вэйчжоуского направлений вел Синь Синцзун, в Шаньси войсками Цзэчжоуского и Лучжоуского направлений командовал Ян Вэйчжун, а в Шаньдуне войска Цинчжоуского и Яньчжоуского направлений вел Чжоу Сю.
Когда командующему Чжоу вручили депешу-монию о появлении крупного соединения чжурчжэней, он без промедления приказал своим закованным в латы, вооруженным пехотинцам и конникам строиться колоннами. Несколькими путями повел командующий войска навстречу противнику. Когда его головные части достигли заставы Гаоян, туда уже успели пробиться полчища Валиба. В бою войско Чжоу Сю понесло неисчислимые жертвы.
Было начало пятой луны. Страшный ураган поднимал тучи песка, который застилал воинам глаза. Чжоу Сю продолжал вести воинов вперед, но тут на них напала конница Валиба. Они оказались отрезанными. Шальная стрела внезапно пронзила горло полководцу. Чжоу Сю замертво пал с коня. Налетели было чжурчжэни, стремясь железными крюками и проволокой захватить командующего, но тут подоспели командиры и воины и отбили павшего военачальника. Его подняли на коня и увезли в ставку. Многие были ранены в жестоком бою. И как прискорбно, что погиб командующий Чжоу. Было ему сорок семь лет.[1779]
Да,
Так империя потерялавыдающегося полководца,Но в сражении кровь бездарныхвместе с кровью мудрейших льется.
Предки наши, будучи не в состоянии сдержать печаль, сложили такие трогательные стихи:
Не предвидит воин в сраженье,быть победе иль пораженью;То ль война, то ль мир наступает —провиденье одно решает,Не дожил до триумфа воин,пал, — он памяти нашей достоин.Мы скорбим, а речные водымчатся мимо долгие годы.
А вот романс о нем на мотив «Турачьи небеса»:[1780]
Он был твердыней оборонной,Отчизны и опорой твердой,Мечтал в порыве благородномРассеять вражеские орды.Борьбу за родину считал онСвоею кровною борьбою,Знал тайны «Сокровенных планов»,[1781]Тигровый знак[1782] носил с собою.Несметны варварские орды,Их даже не окинуть глазом,А наше войско непокорноНевежд напыщенных приказам…На поле битвы пало знамя —То полководец умирает,Но гнева праведного пламяВ его душе навек пылает.
Как только комиссар Чжан Шуе узнал о гибели в бою командующего Чжоу, он отдал приказ бить отступление. После выяснения числа убитых и раненых войска были отведены на оборонительные рубежи под Дунчан. Той же ночью комиссар доложил о положении императорскому двору, но не о том пойдет речь.
Воины доставили тело убитого командующего в Дунчанскую ставку. Все домочадцы от мала до велика во главе с Чуньмэй, сотрясая громкими воплями небо, присутствовали при положении во гроб останков хозяина. Они возвратили в ставку мандаты и печати командующего, а потом Чуньмэй и Чжоу Жэнь перевезли гроб для погребения в Цинхэ, но не о том пойдет речь.
Тут наш рассказ делится. Расскажем пока о Гэ Цуйпин и Хань Айцзе. После отъезда Чуньмэй они, продолжая хранить верность покойному мужу, жили скромно: пили жидкий чай и довольствовались постной пищей.
Прошла весна и наступило лето. Обновилась природа. Дни стояли длинные, и молодые женщины, утомившись за рукоделием, на досуге не спеша вышли в сад. Близ западного кабинета вокруг беседки пышно распустились букеты цветов, щебетали иволги и шептались ласточки. Ликующая природа ранила сердце. У Гэ Цуйпин родилось желание излить душу, а Хань Айцзе, охваченная тоскою по возлюбленному Чэнь Цзинцзи, была настроена меланхолично, и все, что она видела вокруг себя, только усиливало ее скорбь и печаль. Ведь уста глаголют то, что волнует сердце, а изливают волнение в песнях или стихах.
Первой начала декламировать Цуйпин:
На рассвете в тихом дворике цветы,В доме комнаты просторны и чистоты.Серебрит мне ширму трепетный восход,Мерно иволга на ясене поет.
Ей вторила Айцзе:
Отцвела моя весна, в разгаре лето.Пополудни вышла в сад полуодета.Наряжаться лишь на кладбище теперь,Только духам открывать глухую дверь.
Цуйпин продолжала:
С удовольствием смотрюсь я в зеркала,Брови тонкие изящно подвела,Но куда мне легкой поступью идти —Лишь гранат увядший встанет на пути.
Айцзе декламировала дальше:
Почему судьба скупа и так сурова?!Пред кем покрасоваться мне обновах?Перед кем мне обнажить свою красу?Яшму белую в могилу унесу.
Цуйпин продолжала:
Статный вяз меж лебеды и мотыльков,Семена ронял горстями медяковВместе с ивою кудрявою молодойСпал, листами зеленя её ладонь
Айцзе заключила:
Как туман, как сон-дурман растаял ты.Не достичь сердцам небесной высоты.Не поднять нам к светоносам головы,Мы навеки две поблекшие вдовы.
Излив думы в стихах, Цуйпин и Айцзе не удержались и заплакали. Вошедший к ним Чжоу Сюань, младший брат Чжоу Сю, стал их уговаривать:
— Не надо так убиваться, сестрицы! Бодритесь! Мне последнее время снится нехороший сон. Вижу знамя, Поломанное древко, а на нем висит лук. Не знаю, к чему такой сон.
— Может, на границе с его превосходительством что неладное… — заметила Айцзе.
Пока они строили догадки, к ним вбежал, запыхавшись, одетый в траур Чжоу Жэнь и сообщил о случившейся беде.
— Вот какое несчастье! Седьмого дня в пятой луне на пограничной заставе в бою пал наш хозяин. Хозяйки с прислугой привезли останки убитого.
