на стороне, обратной следам зубов и пятнам, есть помятость. Скорее всего, подушку смяли руками. Отпечатков нет, но помятость есть. И это, думаю, след от рук. 
– Рук в перчатках. Как говорят американцы, логично. Что-нибудь еще в спальне нашли?
 – Ничего существенного.
 Зазвонил телефон. Это был международный звонок из Берна. Голос собеседника Аллейна звучал громко и отчетливо.
 – Мсье суперинтендант? Спешу сделать поправку к нашему прошлому разговору.
 – Поправку, mon ami[104]?
 – Наверное, правильнее будет сказать – уточнение. Это касается доктора Шрамма из клиники «Сакре-Кёр», помните?
 – Разумеется.
 – Мсье суперинтендант, мне жаль, но мой источник в бюро провел дальнейшее изучение, из которого стало ясно, что доктор Шрамм, о котором шла речь, скончался в тысяча девятьсот пятьдесят втором году.
 Пока длилась пауза из тех, какие принято называть многозначительными, Аллейн состроил гримасу Фоксу и шепотом произнес: «Мертв». Фокс ошарашенно посмотрел на него.
 – Рискуя показаться недопустимо навязчивым, – сказал Аллейн в трубку, – все же осмелюсь спросить, не окажет ли ваш источник нам великую любезность узнать, нет ли за тот же период сведений о некоем англичанине Бейзиле Смите, тоже обучавшемся при клинике «Сакре-Кёр». Поясню, дорогой коллега: есть вероятность, что имеет место случай распространенного мошенничества.
 – Ну конечно. Это мы мигом. Повторите, пожалуйста, еще раз имя.
 Аллейн продиктовал имя и фамилию по буквам, собеседник сказал, что перезвонит в течение часа, но позвонил уже через двенадцать минут. Англичанин по имени Бейзил Смит проходил курс обучения при клинике в указанное время, но не закончил его. Аллейн горячо поблагодарил своего расторопного коллегу, они обменялись любезностями, и Аллейн повесил трубку.
 IV
 – Избыток подозреваемых бывает не только в книгах, – заметил Фокс на следующее утро, когда они еще раз ехали в «Ренклод», – но согласен, что это необычно. Даты совпадают, если я правильно понимаю?
 – Согласно архивным записям клиники Святого Луки, он обучался в Лондоне в 1950 году. Там он диплома, похоже, не получил.
 – А теперь возникает вопрос: получил ли он его вообще где бы то ни было?
 – И не является ли вся его врачебная практика на самом деле надувательством? – подхватил Аллейн.
 – Очень может быть. Если он учился тогда в той же клинике, то вполне мог завладеть дипломом настоящего Шрамма, когда тот умер. Или я фантазирую?
 – Вы фантазируете, конечно. Но, может, вы и правы. Не знаю.
 – Еще и не такое бывает.
 – Это точно, – согласился Аллейн, после чего до конца пути оба хранили молчание.
 Когда они прибыли в «Ренклод», девушка-администратор встретила их без энтузиазма. Они прямо проследовали в комнату номер двадцать и нашли атмосферу в ней еще более непривлекательной.
 – Это дело не из тех, какие я люблю, – пожаловался Фокс. – Вместо того чтобы понять, кто убийца, и потихоньку собирать доказательства для предъявления обвинения, приходится лавировать между действующими лицами, оказываясь то на одной, то на другой стороне.
 – А вы любите, чтобы – пришел, увидел, победил?
 – Именно. Мотивы! – возмущенно продолжил Фокс. – Рассмотрим мотивы. Мы имеем садовника Брюса, который по завещанию получает двадцать пять тысяч, и пасынка, который после смерти мачехи получает все, что оставил его отец, а еще подозрительного шарлатана, который получает целое состояние. Не говоря уж о Маркосе, который прикипел к ее дому, и сестре Джексон, которая запала на шарлатана. Разумеется, вероятно, что все они – периферийные персонажи. Но я не знаю, кого из этой компании можно исключить из подозреваемых. Скажите мне вы, мистер Аллейн.
 – Мне жаль, что вас раздражает обилие подозреваемых, Фокс, но ничем не могу помочь. Давайте обратимся к старому врагу – modus operandi[105], если не возражаете. Теперь, когда Томпсон и Бейли сделали свое дело, какие выводы мы можем извлечь из предоставленной ими информации? Это вы скажите мне, мой друг.
 – О! – воскликнул Фокс. – Ну что я могу сказать? Что там произошло? Дайте-ка подумать, мистер Аллейн. Полагаю, что-то в этом роде: после того как дочь уложила мать в постель и та поужинала, некто, кого мы будем называть электриком, хотя он им отнюдь не был, забрал лилии у дежурного администратора и поднялся в двадцатый номер. Идя по коридору, он услышал или увидел, как кто-то приближается к комнате, и спрятался в чулане за шторой.
 – Так же, как и вы, непонятно зачем.
 – У меня это было, как говорится, рефлекторное действие, – скромно ответил Фокс. – Пока электрик находился в чулане, два цветка отломились от букета. Потом электрик (soi-disant[106]) вышел из чулана и вошел в комнату номер двадцать. Теперь он… только не подгоняйте меня.
 – И в мыслях не было. Теперь он…
 – Пройдя через спальню, входит в ванную, – продолжил Фокс и, подтверждая слово делом, стал постепенно повышать голос, – и кладет лилии в умывальник. Так их одурманивающий запах в комнате ощущается меньше. Потом возвращается в спальню и шутит с покойной.
 – Шутит?
 – Ну, отвлекает болтовней, – пояснил Фокс и склонился над кроватью с интригующей улыбкой. – Она говорит ему, что неважно себя чувствует, и он отвечает: почему бы ей, мол, не выпить снотворную таблетку и не запить глотком виски. Кстати, молодая леди ведь говорила, что мать попросила ее поставить на прикроватный столик флакон с пилюлями? Говорила. Ну вот! Парень вызывается приготовить ей скотч с водой. И теперь наступает время для основной работы.
 – Наступает. По крайней мере, для нее.
 – Он возвращается в ванную, чего я бы делать не стал, якобы… – Фокс многозначительно посмотрел в глаза старшему офицеру, – …якобы для того, чтобы смешать виски с водой, а сам бросает в стакан две-три, может, четыре таблетки. Как вы помните, они легко растворяются в алкоголе.
 – У нее на столике стоит кувшин с водой.
 – Я знал, что вы это отметите. Он говорит, что эта вода застоялась. Берет бутылку и несет ее в ванную.
 – Так небрежно?
 – Именно.
 – Угу. Ладно, Фокс, проглочу это. Пока.
 – Вот, и она глотает приготовленный им напиток, не подозревая о таблетках, а он дает ей еще одну, может, две, которые она принимает, думая, что они первые, и запивает скотчем с водой.
 – А вкус? У них есть вкус?
 – Это крепкий скотч, и она, – быстро добавляет Фокс, – если и заметила привкус, то отнесла его на счет тех таблеток, которые приняла сама. Теперь у нее внутри уже, скажем, шесть таблеток.
 – Продолжайте. Если хватит духу.
 – Он ждет. Возможно, ему даже удается уговорить ее выпить еще. С ним вместе. И добавляет ей в стакан еще таблеток.
 – А он-то из чего пьет? Из бутылки?
 – Давайте позволим себе такое допущение. Он ждет, как я уже сказал, пока