— Да, в этом, — согласилась я.
— Существуй она, — сказал Вичай, — мне бы очень хотелось ее увидеть.
— Не поделитесь ли своими планами относительно «Аюттхая трейдинг», о которых упомянули?
Вичай усмехнулся.
— Смешные вы, западные женщины. При взаимопонимании, которого мы как будто достигли — вы заметите, что я немного овладел французским языком для дел по ту сторону границы с Вьетнамом, или лучше сказать, Индокитаем? — поделюсь. Я хочу прибрать к рукам эту компанию. Всю жизнь я смотрел на Чайвонгов и стремился стать таким, как они, богатым и принятым в обществе. Я хочу приобрести это богатство и положение. Могу добавить — тем или иным образом. Я надеялся на брачный союз. Не вышло. Молодой Чат мне нравился. Я был бы счастлив иметь его зятем. Но он явно любил другую. Это не вина вашей Дженнифер. Я это знаю. С моей стороны ей бояться нечего. Есть еще Дусит, но я люблю свою дочь и думаю, он не тот молодой человек, которого я бы для нее выбрал. Он избалованный, и из него ничего не выйдет. Это оставляет мне только деловой выбор.
— Идея брака все равно не годилась. Ваша дочь вышла бы за двоюродного брата.
Прошло несколько долгих секунд, показавшихся чуть ли не целой жизнью. Я подумала, что слышу шум самолета в небе и гудение насекомого где-то поблизости. Из-за двери доносился негромкий разговор охранников.
— Это правда? — спросил наконец Вичай.
— Думаю, что да.
— Вы удивляете меня, — заговорил он. — Я редко удивляюсь. Старался отучить себя удивляться совсем. Едва увидел в гостиной тот портрет, с мечом, я понял, что тут есть какая-то связь. Мне мгновенно вспомнилось детство. Знаете, мне позволяли играть с ним. В ножнах, разумеется, и когда был не один. Но никогда не думал… Мне вспомнился мужчина. Лицо его было просто пятном. Вы скажете, что это был мой отец.
— Вират. Старший брат Таксина. Ваш отец.
— Это правда? — повторил он. Наступила еще одна долгая пауза. — Значит, я незаконнорожденный сын, отправленный на север и забытый, так?
— Думаю, это было сделано для вашей защиты. Людьми, которые по-настоящему заботились о вас.
— И кто же эти люди?
— Ваша мать и ее родные. Она считала, что если Таксин узнает о вашем существовании, вам не жить. Не знаю, так это или нет. Возможно, если Чайвонги узнали, то убили бы вас. А может, взяли бы в семью, вы жили бы в роскоши и высшем обществе, как того хотите.
— По тому, что знаю об этой семье, мне ясно, какой бы выбор из этих двух они сделали, — сказал Вичай. Глаза его сильно потемнели.
— Ваша тетя беспокоилась о вас много лет, — сказала я. — Это вдова Роберта Фицджеральда, того человека, что написал портрет, и мать… — Я заколебалась на секунду, но я дала обещание, пусть это и значило лишить Вичая брата. — Мать, — повторила я, — другого Роберта Фицджеральда, того, кто начал расчищать портрет. Может, вы захотите познакомиться с ними.
— Надо будет подумать об этом, — сказал он. — А моя мать?
— Ее бывшая невестка говорит, что она мертва, что она вернулась в Штаты под вымышленной фамилией.
— Вы ей верите?
— Не знаю. Вашей матери было бы почти восемьдесят. Придется предоставить решать это вам.
— Да, — сказал Вичай.
— А теперь вернемся к вашим планам относительно «Аюттхая трейдинг».
— Если на то пошло, вы укрепили мою решимость, — сказал он. — Пока я еще не читал этой книги, если только удастся найти ее копию, я вполне уверен, что радости она мне не доставит, хотя может оказаться познавательной.
— О вас в ней ничего не говорится. Меня привел к вам только портрет. Но, что касается «Аюттхаи», вы, насколько я поняла, хотите, чтобы «Бусакорн шиппинг» приняла на себя ведение дел «Аюттхая трейдинг».
— Совершенно верно.
— Что вы перевозите, Кхун Вичай? — спросила я.
— То, что нужно моим клиентам, — ответил он. — Я мелкая сошка в международной индустрии услуг.
— Вещи вроде этих амулетов? — спросила я, поставив перед ним пластиковый пакет с обломками? — Сапфиры и рубины?
Вичай даже не взглянул на них.
— Я удивлен, как, разумеется, и вы, — ответил он с легкой улыбкой.
— И все эти Будды на вашем складе. Кощунственные, где Будда держит мир как чашу для пожертвований. Полагаю, так определяются, ну, скажем, «особенные», верно? Что в них? Они слишком велики для рубинов и сапфиров. Что скажете о пластиковых мешочках с белым порошком? О героине из Бирмы, переправляемом через Чиангмай? Или о таблетках? Например, метедрине? В таких штуках можно перевозить много таблеток.
— Как уже сказал, я перевожу то, что нужно клиентам. Что-то официально. Что-то неофициально. Здесь вы ступаете на опасную почву, миссис Лара.
— А Вонгвипа, видимо, принадлежит к последнему разряду клиентов? — продолжала я, пропустив последнюю фразу мимо ушей.
— Возможно, — ответил он. — У нее расточительные вкусы. Думаю, я мог бы жениться на этой вдове — моя жена умерла два года назад — однако был бы не в состоянии спать из страха за жизнь. — При этой мысли Вичай засмеялся. — Но скажите, почему вас это интересует?
— Из-за книги. Сведения в ней были бы несомненно очень неприятными для этой семьи. Однако описанные события происходили полвека назад. От них легко было бы отмахнуться. Но книга произвела бы сенсацию, приковала бы внимание к семье и ее делам, часть которых могла бы не выдержать тщательной проверки.
— Понятно.
— Вонгвипа искала моей помощи в продвижении на североамериканский рынок того, что продает на самом деле.
— И вы, очевидно, нашли это оскорбительным, — сказал он.
— Она еще склоняла к помощи Уильяма Бошампа, и он, когда выяснил, в чем тут дело, тоже, видимо, оскорбился.
— Кажется, вы подразумеваете, что Бошамп видел в своей книге способ попытаться остановить Вонгвипу, привлечь внимание к этой семье и ее деловым интересам. Думаю, это возможная, но опасная стратегия. Видимо, он этого не понимал. Надеюсь, вы простите меня, если я скажу, что те из нас, у кого есть совесть, в таких ситуациях оказываются в невыгодном положении. А что до вашего возмущения ее неофициальными делами, то, очевидно, вы росли и воспитывались в более привилегированных условиях, чем она или я.
— Вы говорите, что я могу позволить себе жить, не нарушая закона, и это правда, — сказала я. — Но теперь может и Вонгвипа.
И он, разумеется, тоже мог.
— Некоторым людям все мало, — заговорил Вичай. — Детские переживания навсегда окрашивают их жизнь. Вам может показаться, что я говорю о себе. Мой личный кодекс, если хотите знать, гласит: будь честен с теми, кто честен с тобой.
— Вы ведете дела с Вонгвипой, — сказала я. — Вам бы следовало внимательно посмотреть на ее финансовые отчеты.
— Я вижу их каждый месяц, — ответил он.
— Пользуясь вашей терминологией, существуют официальные финансовые отчеты и неофициальные.
— Она что, утаивает доходы?
— Возможно.
— Тем важнее прибрать «Аюттхаю» к рукам. Но вернемся к тому, о чем вы недавно говорили: возможно, упомянув содержимое в статуэтках Будды, если только оно там есть, вы обвинили меня в том, что я дал Чату таблетки, от которых он умер. Я этого не делал. Мне было неприятно узнать, что молодой человек, за которого я хотел выдать дочь, принимал наркотики. Я не принимаю наркотиков, все мои служащие тоже. Если принимают, я отправляю их на лечение. Если это не помогает, увольняю. Как я уже говорил, в моих планах прибрать к рукам компанию имеются в виду брак или поглощение.
— У вас есть соперник, Кхун Вичай, — негромко сказала я. — И я не обвиняю вас в убийстве Чата. Я знаю, кто это сделал. Скажем, что дал ему эти таблетки некто, лишенный вашей совести, некто, чьи устремления, если на то пошло, превосходят ваши, некто, обладающий ненасытной алчностью. У Чата болела голова, и он думал, что принимает болеутоляющее. Человек, который это сделал, тоже хочет завладеть компанией. Как и вы, он имеет в виду брак, в данном случае с Вонгвипой, а если не выйдет, предпримет что-то еще. Очевидно, убийство — единственный выбор, к которому он пристрастен.
— Ютай!
— Кстати, Толстушка — его дочь от Вонгвипы.
— А, — произнес он. — Власть любви. Очень интересно. Вы можете это доказать? Что Ютай дал Чату таблетки?
— Нет. Но я видела то, что видела.
— А насчет Ютая и Толстушки?
— Нет, но просто присмотритесь внимательно, — ответила я.
— И вы утверждаете, что Ютай сделал то, что сделал, с одобрения или, по крайней мере, с согласия Вонгвипы?
— Утверждаю.
— Пошла даже на убийство своего сына?
Голос его звучал так, словно ему на шею накинули петлю и медленно затягивали. Сделав глубокий вдох, я ответила:
— Не знаю. Может быть. Да. Я не видела, чтобы она попыталась помешать этому.
— Понятно. Не могу сказать, что по-настоящему любил жену, — заговорил Вичай. — Но дочь я всегда любил. Вы сильный противник, миссис Лара. Я доволен, что в этом деле мы занимаем одну сторону. И нашел этот разговор очень познавательным. Пожалуй, это не те люди, с которыми я смогу иметь дело. А теперь, думаю, вам нужно возвращаться домой, в Канаду. И забрать с собой мисс Дженнифер.
