Неподвижно сидела мать-игуменья, плотно сжав тонкие губы, стиснув руки. Видения прошлого одно за другим выглядывали из тьмы и снова прятались, словно фигурки в старинной и замысловатой музыкальной шкатулке. Она вспомнила своего возлюбленного, убитого во время франко-прусской войны, вспомнила, как посвятила себя богу - давным-давно. Эта язычница с красным цветком в волосах, с набеленным лицом, с подведенными глазами разбудила в ней смутную тоску по радостным ритмам, бившимся в ней, прежде чем они замерли, как ей казалось, навсегда, и она принесла их в монастырь, чтобы здесь похоронить.
Вот музыка смолкла; вот зазвучала опять. Теперь это хабанера, этот танец тоже будит воспоминания о радостных ритмах, которые она, казалось, похоронила, - о запретной музыке, страстной, призывной. Мать-игуменья повернула голову вправо, потом влево. Мудро ли она поступила? Здесь столько ветреных голов, столько юных сердец! И все-таки, как не скрасить последние часы бедной язычницы - считанные часы! Танцуя, она счастлива. Да, счастлива! Какая сила! И какое самозабвение! Это страшно. Она приковала к себе взгляды всех - даже взгляд сестры Луизы, - как удав приковывает взгляд кролика. Мать-игуменья едва не улыбнулась. Ах, эта бедняжка сестра Луиза! И тут рядом с этим завороженным и испуганным лицом она увидела лицо молоденькой сестры Марии. Ах, как смотрит это дитя - и что за глаза, что за губы! Сестра Мария такая юная, ей только-только исполнилось двадцать лет... Ее жених убит на войне всего год тому назад! Сестра Мария, самая красивая в монастыре! Как крепко сжала она руки у себя на коленях! И - да, да, конечно - на нее-то и смотрит танцовщица, для нее извивается и кружится это гибкое тело. Для сестры Марии вспыхивает и гаснет на ярких губах странная и пленительная улыбка. Снова и снова порхала танцовщица вокруг сестры Марии, как порхает пчела вокруг излюбленного цветка. И мать-игуменья думала: "Что же это? Акт милосердия? Или уступка сатане?"
Совсем близко от монашек пронеслась танцовщица - с сияющими глазами, с гордым лицом. Для сестры Марии - взгляд, прикосновение веером, воздушный поцелуй!
- Gracias, sefioras! Adios {Благодарю вас, сеньоры! Прощайте (исп.).}.
И опять, покачиваясь, она выскользнула из трапезной, а за нею старенькая сестра.
По длинному ряду монашек пролетел вздох и послышалось... Неужели? Да, одинокое рыдание.
- Ступайте по кельям, дочери мои. Сестра Мария!
Молодая монахиня выступила вперед, на глазах у нее были слезы.
- Сестра Мария, помолитесь за то, чтобы этой несчастной душе простились ее грехи. Да, дитя мое - это очень печально. Идите в свою келью и помолитесь!
Как грациозна эта девочка! И в ее фигуре - такая красота! Мать-игуменья вздохнула...
Утро - холодное, серое, легкий снежок на земле. За танцовщицей пришли во время мессы. А немного погодя раздались выстрелы. Дрожащими губами шептала мать-игуменья молитвы за упокой души, танцующей теперь перед своим создателем...
В тот вечер повсюду искали сестру Марию и нигде не могли найти. Через два дня пришло письмо:
"Простите меня, мать моя. Я возвратилась к жизни. Мария".
Жизнь, возникшая из смерти! Мать-игуменья долго сидела не шевелясь. Вот к ней опять неслышно подкрались призраки прошлого, а потом лицо танцовщицы с красным цветком в волосах, с темными подкрашенными глазами. Вот ее палец порхнул к губам, раскрывшимся в поцелуе!
1920-1923 гг.
