Я вглядываюсь в снежную глубину леса. Там, за густыми деревьями, в нескольких десятках шагов, лежат в своей берлоге медведи, не подозревая нависшей над ними смертной беды.
Передо мною открытая, как бы нарочно проложенная, покрытая глубоким снегом просека-чистинка. Над просекой далеко видно в лесной снежной чащобе. Эта лесная чистинка - самое удобное для стрельбы место, и, как бывало в детстве, я загадываю перед охотой: "Хорошо, чтобы по этому удобному месту вышел на меня зверь..."
Наверное, справа и слева товарищи-стрелки также загадывали о своей удаче, оглядывая место, и каждый надеялся выиграть в охотничью лотерею. Я еще раз осматриваю соседа, смутно виднеющегося в белом балахоне. Он, как и я, обтаптывает место, напряженно вглядывается в окружающую его лесную чащобу...
Я оправляю пояс, заряжаю и внимательно осматриваю ружье. Поднимать или не поднимать на тройнике прицельный щиток? Как нестерпимо медленно тянутся эти предшествующие гону минуты! Синичка возится над моей головой, и я слышу, как валятся сверху сбитые ею соринки.
Как бывает почти всегда, гон начался в ту самую секунду, когда меньше всего ожидаешь. Одновременно с лаем собаки в окладе раздался глухой винтовочный выстрел. "Стреляют, - что это значит?" - подумалось невольно.
Казавшийся незлобным лай собак доносился из глубины леса. Собаки переместились, и я отчетливо услыхал знакомый лай старого Мураша. Про себя я подумал: "Неужто так спокойно лает Мураш на зверя?.."
Бежавшего на меня зверя я увидел, когда уже утратилась, казалось, надежда. Переваливаясь по снегу, он вдруг показался в самом конце узкой чистинки. Зверь шел, как по заказу, серединой облюбованной мною просеки-чистинки. Я видел круглую его спину, широкую голову с маленькими ушами. Старчески лая, за ним на почтительном расстоянии следовал старый Мураш.
Я стоял неподвижно, держа на прицеле надвигавшуюся темную тушу. В прорезь мушки была видна седая от осыпавшегося снега косматая холка.
Не замечая меня, зверь шел неторопливо. Шагах в шести он остановился. Я близко видел круглое туловище, тупые, торчавшие на голове уши. Лежавшая на снегу сухая еловая макуша закрывала голову зверя. Он стоял как бы в раздумье перед макушей, перегородившей ему дорогу.
После выстрела, прозвучавшего в лесу одиноко, зверь опустился на снег. Как бы желая хорошенько проверить, опытный Мураш, не раз побывавший в опасных схватках, не приближаясь, сделал большой круг возле лежавшего на снегу смертельно раненного зверя и опять деловито направился в лес...
Через час стрелки и загонщики стояли над убитыми зверями: медведицей и двумя лончаками. Охота была проведена успешно.
Стоя в сторонке, я смотрел на труп зверя, ставшего для меня теперь незанимательной вещью. Мое внимание привлекала маленькая синичка, еще недавно вертевшаяся над моей головою. Почуяв кровь, голодная птичка жадно кружилась над лежавшими на снегу зверями. Не страшась людей, она перепархивала под ногами стрелков, садилась на стволы ружей, жадно припадала на снег, пропитавшийся кровью.
Голодная маленькая синичка провожала нас до самой дороги. Она настойчиво перелетала за людьми, вытаскивавшими убитых зверей на дорогу. Сидя в санях, я видел, как перепархивает она с куста на куст вдоль дороги, по которой двигались нагруженные подводы. Казалось, она не хотела расстаться с убитыми медведями и, оплакивая, провожала их в последнюю дорогу.
* * *
Ровно через неделю мне довелось еще раз охотиться в тех же краях на медведя. На сей раз охота была устроена очень поспешно, нас, охотников-стрелков, собралось немного. Добравшись до места, мы узнали, что медведицу накануне стронули с берлоги неопытные охотники и, нестреляная, она ушла в лес.
Взяв свежий след, к вечеру мы обошли зверя с краю чистого соснового болота. Это было не очень удобное для оклада место. Зверь, возможно, лежал на чистине и далеко видел. Чтобы не испугать зверя, пришлось сделать большой круг, и на другой день еще поутру отправились мы на охоту.
За отсутствием лишних стрелков пришлось развесить с флангов красные флажки. Известно, медведь не очень страшится таких флажков, почти всегда останавливающих волка и лисицу, но другого средства не было, и чтобы вернее выправить зверя, от стрелкового фланга были протянуты по болоту две линии красных флажков.
На сей раз, сообразно с ветром, стрелки были поставлены в центре - на пяте зверя. Мне выпал отдаленный крайний номер, где открытое чистое болото переходило в густой низкий сосняк. Стоя на месте, я совсем не видел своего соседа, расположившегося на болоте.
В пятидесяти шагах начиналась линия флажков. Сквозь редкие сосны я видел небольшие просветы, пухлые шапки пушистого снега, лежавшего на деревьях.
Так же, как в первую нашу охоту, зверь не выходил долго, и, стоя на номерах в легкой одежде, мы успели порядочно продрогнуть. Наконец послышался сердитый лай Мураша и Пирата. Казалось, собаки топтались на месте. Минут через пять я увидел мелькнувшего впереди зверя. Скрывшись за мелкими соснами, он остановился и, видимо, слушал.
Скоро я опять увидел быстро бежавшего зверя. Пыля снежной пылью, с поразительной быстротою он мчался среди кустов на флажки. Мелькая за соснами, он мчался по глубокому снегу, не разбирая препятствий. Расстояние для верной стрельбы было дальнее, но зверь уходил из круга, и я решился стрелять наудачу.
Я выстрелил, когда зверь переваливал белую небольшую чистинку. После первого выстрела (я стрелял из нижнего нарезного ствола тройника) мне показалось, что зверь немного присел. Пуля, видимо, задела его. Прорвав линию флажков, не изменяя направления, он кинулся в лес из круга. За стволами деревьев была видна мешковатая, скрывавшаяся в лесу темная туша. Не отнимая ружья от плеча, я пустил в след жакана*. Удачно пущенная пуля на сей раз хорошо угодила, - раненый зверь громко рявкнул и круто сел. Я успел выпустить третью пулю и зарядить ружье. Оседая и волоча задние ноги, медведь скрылся в лесу.
_______________
* Так называются разрывные свинцовые пули, предназначенные для стрельбы из охотничьих ружей.
Только охотники, увлеченные своей страстью, могут понять это охватившее меня чувство. Нарушая правила охоты, я побежал следом за раненым зверем. На месте, где медведя настигла вторая пуля, на снегу расплывалась огромная лужа крови. Кровь лила густо, темной полосою заливала скрывшийся в лесу след. Между двух белых берез ошалевший от боли зверь на некоторое время застрял. Здесь, под березами, было особенно много черной, запекшейся на снегу крови. По количеству крови видно было, что рана серьезная: зверь не мог далеко уйти.
Меня обогнали мчавшиеся по следу, задыхавшиеся от волнения собаки. Скоро я услыхал их лай. Вместе с товарищем, догнавшим меня, мы кинулись за медведем.
Раненого зверя нам пришлось увидеть на краю болота. Повернувшись к наседавшим собакам, он лежал на небольшой светлой чистинке, злобно смотря на собак маленькими своими глазками. Собаки не решались приблизиться к зверю и дружно облаивали его со сторонки.
Завидев людей, собаки яростнее стали наседать на зверя. Боясь его упустить, товарищ поднял ружье, выстрелил и... промахнулся. После выстрела зверь тяжело поднялся.
Мне пришлось добивать. Целясь в сердце, я выстрелил в стоявшего на дыбах медведя. Как потом оказалось, все мои пули попали в цель, а вторая пуля раздробила артерию.
А все же с такою смертельною раной сильный зверь прошел из оклада не менее полкилометра и, пожалуй, при встрече с растерявшимся охотником мог бы натворить больших бед.
ПОТРЕВОЖЕННАЯ
В начале марта мне пришла телеграмма: "Выезжай немедленно, обложили медведя!" Мне давно хотелось побывать на медвежьей облаве, и, не откладывая, я за восемьдесят километров выехал на лошади.
В колхозе мне рассказали, как подняли медведицу. Два парня ходили на лыжах за белками. Они ходили по лесу и разглядывали на деревьях беличьи гнезда - гаюшки. Под большой частой елкой парень остановился, долго смотрел на густую макушу. Случайно он поглядел вниз. Там из-под нависших, прижатых снежной нависью еловых лап в упор глядела на него медведица. Парень хотел повернуться, заступил лыжей и повалился в снег. Медведица зарычала, перескочила через охотника и пошла.
Парень лежал долго, потом осмелел, открыл один глаз. Медведицы не было, а в лес уходил свежий след. Охотник поднялся, стал на лыжи и крикнул товарища. Вместе они прибежали в деревню. На другой день колхозники пошли проверять. Под елкой, на снегу, в покинутой берлоге лежал новорожденный маленький медвежонок, уже замерзший: медведица к нему не вернулась. Ее обошли далеко, за несколько верст. Она ходила очень хитро, дорогами, скрывая следы. Утром мы выехали на облаву. На месте выяснилось, что ночью медведица вышла из круга. Мы решили, что она пошла искать медвежонка, и вернулись к берлоге.
