Ковбойский автомобиль проезжает по главной улице, и мы палим в каждую движущуюся мишень. Здесь нет людей, одни оборотни. И пусть мы можем накормить их свинцом, потому что жалеем на тех, у кого отняли право жить, даже грамма серебра. Огромные толстые цыганки, почему-то ассоциировавшиеся у меня с ромовыми бабами, квохчат и, подхватив юбки, бегут от нас, а мы с Молчуном делаем их злыми героями русского вестерна. Это расплата за тысячи подсаженных на иглу парней, за десятки тысяч распавшихся семей, за миллионы моих не родившихся кровников. Достаточно всего один раз вколоть себе опиаты, чтобы стать наркоманом. Я презираю тех, кто стал им, но я хочу уничтожить тех, кто помог им такую возможность.
Машина сбивает стайку цыганских отпрысков, которые не поняли, кто пожаловал к ним в посёлок, и мы оставляем после себя гирлянду поломанных вещей: они так и не смогли социализоваться в российском обществе и стать барыгами, сутенёрами, убийцами, насильниками и победителями детского Евровидения.
Автомобиль выруливает на просёлочную дорогу и бешено мчит на трассу. Я успеваю театральным жестом выкинуть на улицу листовки, где мы говорим о том, что от имени русского народа боремся исключительно с криминальными элементами. Наш расчёт крайне прост - нужно совершать только те акции, которые придутся по душе большинству русского люда. Особенно мы упирали на то, что выступаем от имени простых русских людей, уставших от беспредела и бездействия полиции. Мы обещаем вырезать под корень все наркокартели, уничтожить зажравшихся чиновников и защитить интересы простого русского человека.
В интернете нам желают удачи, и мы постепенно становимся национальными героями, которым начинают подражать и выражать акции солидарности. Страна терпил и обиженных восстаёт против угнетателей, и снова медленно начинает напоминать страну колонизаторов и воинов. Нет, я знаю, что мы не добьёмся никаких существенных перемен и не подымим на революцию народ, как об этом мечтает Слава. Мы не выдвигаем никаких тезисов о том, что можем предложить взамен сгнившему фундаменту системы. Этим займутся люди куда как более подготовленные, умные и эрудированные, которые легко отличат Бодрийара от Файнингера. Я просто подкидываю им пищу для размышления, напоминая, что русский бунт - он всегда бессмысленный и беспощадный, поэтому лучше иметь на своей стороне интеллектуалов, которые смогут выработать для него цель.
А пока мы просто говорим людям, что справедливость находится на расстоянии вытянутой руки, и каждый в силах взять её. Не стоит бояться.
***
Молчун двинулся к железнодорожной станции, а я углубился в лес и себя. И если я ещё мог отодвинуть плотные еловые лапти, то никак не мог разгрести тот пульсирующий сумрак, что заволакивал моё сознание. Когда я ступаю на условленную поляну, Алиса бросается мне на шею, а я снова чувствую уродство своего тела, когда его обнимает девушка. В такие минуты мне хочется провалиться в ад, к Сатане и быть проткнутым его вилами.
- Как вы? - в её глазах нет слёз, какие бывают в аниме, - всё нормально?
- Лучше, чем можно было ожидать, - отвечаю я, - поедим?
Сердце бешено скачет внутри, оттеснив лёгкие, прогнав селезёнку и вырвав мне кадык, и кажется, что теперь оно мечется внутри самого тебя: от горла до паха. И даже страстные, с заглотом языка поцелуи, когда я ощущаю слегка, самую чуть, колющиеся волоски Алисы, мне хочется блевать. Что я и делаю, с криком достойным предсмертия, опорожняя в сторону кишечник.
- Ты многих убил? - спрашивает Лис.
Она думает, что я, как в фильмах, сблевнул именно от этого. На мой взгляд такая реакция возможна только у конченных буржуа, которые впервые за свою жизнь оказались на улице и случайно толкнув с лестницы, кого-то ухлопали. Как ей объяснить, что причина спазмов в моем желудке - она сама? Пробуждается злость, и я говорю:
- Пошли отсюда.
- Но мы же должны выждать какое-то время, чтобы всем вместе не идти?
- Плевать!
- Что?
- Срать я на всё это хотел, вот что! И на убийства, и на пистолеты, и на идею эту. И на себя срать хотел! Достало меня это всё! - я орал без передыху, как будто смотрел матч любимой баскетбольной команды, - не хочу я ничего этого видеть! Я жить хочу! Без всей этой бесполезны движухи, а как человек, как солнце!
Бледно-розовые губы моей девушки искажаются и она ровно, будто ведёт меня на плаху, говорит:
- Тогда зачем ты подписался на это? Ты что, не мог сказать: "Нет?".
Сосны удовлетворенно гудят в такт её словам и чёрные ножницы ласточек, раскроивших небо, подписывают мне смертный приговор. Если бы под рукой у меня было оружие, я бы незамедлительно исполнил его, чтобы эта самодовольная, холодная тварь добавила красок и эмоций, склонившись над моим трупом.
- Потому что я люблю тебя! - начинаю орать банальности, - потому что хуже смерти жизнь только без тебя. Как бы ты смотрела на меня, если бы я отказался участвовать? Ты бы назвала меня трусом, плюнула бы в меня. Растоптала бы мою любовь к тебе.
Её лицо по-прежнему недвижно, и разлитый по кружкам чай, стынет, как моя утопающая любовь.
- Получается, - Алиса недвижна, - ты соврал мне? Ты не хочешь в этом участвовать?
- Конечно нет! - фыркаю я, - воевать во имя быдла, которое потом же тебя и распнёт? Единственное, чего я хочу - это быть с тобой. И пусть вокруг будут орды чурбанья и пылающие руины, мне всё неважно, если рядом будешь ты.
Из её зеленых глаз медленно катится тоска. Прочерчивая бледную щёчку Лиса, и отражая медь прекрасных волос, в которые я так люблю зарываться, она падает на белую скатерть. В этих слезах сквозит приговор к моей жалкой личности, которая предала общую идею ради подлого эгоистичного счастья. Тот, в кого она влюбилась, оказался обычной романтической размазнёй, которой полно на любом историческом факультете.
- Как странно именно сейчас это слышать. Ты не мог сказать этого раньше?
- Чего? - не понимаю я, - что тебе надо ещё знать?
Алиса улыбается, и солёные капли раскрошенными жемчужинами блестят на её зубах.
- Я ведь тогда тоже соврала.
- Ну?
- Я тоже не хочу этим заниматься. Я хочу быть только с тобой.
Сжимаю сфинктер своей души в кулак, чтобы тут же не навалить кучу счастья. Я ещё ничего не понял, но уже счастлив.
- Не понял?
- Мне тогда казалось, - улыбается Алиса, - что ты полностью горишь этой идеей. Я молила тебя, чтобы ты отказался, тогда я бы смогла тоже сказать "нет". Но судьба распорядилась так, что я принимала решение раньше тебя. Я боялась, что если откажусь, то ты, обиженный и поражённый, уйдёшь от меня.
- А я вынужден был сказать "да", так как думал, что точно также скажешь ты. Получается, - говорю я, - мы, сами того не понимая, обманули друг друга?
Алиса бросается в мои объятия, как ветер в лапы сосен. Её рыжие волосы напоминают рыцарскую коту, а я - всего лишь доспехи, на которые она надевается. Её руки, позабывшие гордость, обвивают мою спину. Девушка поднимает ко мне заплаканное лицо:
- Давай бросим всё это? Прямо сейчас сядем на какой-нибудь поезд, который увезёт нас далеко-далеко на Восток, где океан бьётся о землю? Где есть скрипучие причалы, крики чаек и спокойствие? Мы бы жили там. У нас были бы дети и воспоминания.
События сделали из меня типичного истероида, я десять раз на дню могу поменять настроение. Но я уже перестал быть прежним. Если бы она высокопарно отмела мои крики, то я бы молил её убраться вместе со мной, но когда девушка вдруг оказалась в ещё большей, чем я, подчинительной позиции, это поменяло дело. Я ненавижу себя за следующий ответ:
- Знаешь, любимая, есть вещи поважнее наших чувств.
***
Мы ужинали в холодной и пустой, как сердца моих родителей, квартире. Мне казалось, что столу не хватает ледяных блинчиков и кутьи, тогда бы праздничный ужин окончательно стал бы походить на поминки.
- Бери салат, - говорят худые мамины губы, а сама она, её настоящее я, смотрит куда-то в сторону.
- Я не люблю салат.
- Ты же раньше ел.
Лицо отца не отличается от морды диктатора в телевизоре: оба они врут. Чтобы завязать разговор отец начинает банально рассуждать о происходящем в городе:
- Слышали же про бандитов?
Спрашиваю:
- Каких бандитов?
- Про комитет полезного действия. Которые за русских выступают.
- Что-то слышал.
Отец размахивает вилкой:
- Эх вы, молодежь. Совсем не интересуетесь политикой, а вам ведь в этой стране жить.
- Это ты верно подметил. Кстати, пап, мам... я на время к вам приходить не буду, готовлюсь к экзаменам в универе. Очень сложные, поэтому буду безвылазно дома сидеть.
