— К тебе, — утвердительно сказал я.
— Сначала нет. Но потом, мой коллега передал дело мне. Решил, что тут ловить нечего.
— А Иркин муж согласился?
— Чего ему остается? Согласился. Но я недавно работаю в этом качестве, и особенно выбирать не приходится. С другой стороны, провальное дело мне тоже ни к чему. Мне репутацию надо завоевывать.
— Ты — юрист широкого профиля, чего тебе бояться? С твоими мозгами и способностями…
— Я недавно в адвокатуре, и тут масса своих особенностей и проблем.
— Это как и в любой работе. А почему вообще ушла с прежнего места? Из-за меня?
— Неважно. Ушла и ушла. Больше места нигде не нашлось. Шучу. Просто когда генеральный прокурор издал приказ о реорганизации транспортных прокуратур, мы были переданы территориальным прокуратурам, и пошел долгий и нудный процесс реорганизации. Потом – следсвенные комитеты, всякая фигня… Мне тогда все это очень не понравилось. Но сейчас речь не об этом. Ты можешь мне помочь по старой дружбе?
— А чем я могу тебе помочь? С Ириной я все последнее время практически не виделся, а в последние полгода не видел ее вообще. Что касается старой дружбы, то может мы…
— Это не телефонный разговор. — Валька резко меня оборвала. — Давай встретимся в городе, и спокойно поговорим.
— А у тебя — нельзя? Надо проконсультироваться.
— Ты опять? Я же сказала — между нами — всё!
— Хорошо. В городе, так в городе. Где?
— В метро. Помнишь, на какой станции мы встречались последний раз, только не говори вслух.
— Ух, какая конспирация. Помню, конечно. Мы вообще только один раз в метро и встречались, и то было это уже давным-давно.
— Ты через час можешь?
— Через час… Я даже не знаю…
— Чего ты мямлишь? Можешь или нет?
— Могу, — буркнул я.
— Сейчас на твоих сколько? Точно?
Я посмотрел в правый нижний угол компьютерного монитора.
— Четырнадцать двадцать три. Точно.
— Тогда у эскалатора, ровно через час.
5
Через час я уже стоял у эскалатора на станции Парк Культуры Кольцевой линии метро, стараясь щадить больную ногу. Валентина явно опаздывала. Сам я обычно приходил на все подобные встречи вовремя, если только не оговаривалось, что особая точность тут не требуется. Но на встречи «в городе» — в метро, или у какого-нибудь приметного места, я приходил точно. Никакого чтива я с собой не захватил, поэтому ничего другого не оставалось, как только предаться воспоминаниям и невеселым мыслям…
Прошло уже минут десять, как я топтался у эскалатора на станции метро Кольцевой линии. У меня не было другого выбора. Влетевшая в последнюю минуту в переполненный вагон бабка, умяла стоявших пассажиров, а затем втащила за собой сумку-тележку. У таких сумок, от частого употребления, V-образный упор стачивается, и вместо него образуются два штыря, направленные вниз под острым углом друг к другу. Довольная бабка тут же привела свое транспортное средство в вертикальное положение и перераспределила часть собственного веса (надо сказать немалого) на упор тележки. Я был в кроссовках, и стоял справа от входа в вагон. Один из упомянутых ранее штырей со всей силы вонзился мне в палец ноги. Пошевелиться я почти не мог — со всех сторон меня плотно спрессовали. От нестерпимой, а главное неожиданной боли я сдавленно вскрикнул, и невольно изрек краткое, но нецензурное ругательство. Бабка, дико посмотрев на меня, сказала — «Припадочный!», и еще сильнее надавила на свой пыточный инструмент. Кое-как, несмотря на старухины протесты, я приподнял тележку и освободил ногу. После этого моя походка временно изменилась, и я вполне мог бы в том же метро «собирать деньги на лечение».
Еще недавно чуть ли не на всех станциях московского метрополитена существовали такие полезные заведения, как медпункты. Ну, мало ли что — плохо стало человеку в поезде, с платформы упал, или поранился обо что... Но, сейчас бесплатная медпомощь в таких случаях мало кому угрожает. Судя по некоторым признакам, медпункта не осталось даже на одном из самых напряженных пересадочных узлов столицы — на станции «Комсомольская-радиальная». Там теперь коммерческий кабинет ультразвуковой диагностики, плакат напротив двери коего выглядит весьма двусмысленно: на нем изображен скрюченный мужик, одной рукой держащийся за бок, и надпись аршинными буквами: «Начни с УЗИ». Для тех, кто не в курсе — «Узи», это автомат, состоящий на вооружении израильской армии.
Ну да Бог с ними, с медпунктами, в конце концов, не каждый день люди туда попадают. Но в метро нет заведений значительно более часто посещаемых — общественных, извините, туалетов. Оно и понятно — на заре становления московской подземки даже билетик был действителен только в течение 30 минут. Но теперь, когда поездка зачастую отнимает больше часа, да еще к тому же мы там не только ездим, но покупаем книги и периодику, утоляем голод и жажду, встречаемся и творим еще, черт знает что, туалеты крайне нужны. Необходимы просто. Но метрошное начальство и в ус не дует. Говорят, только в Минске, в подземном переходе, ведущем на станцию «Пушкинская» означенное заведение общего пользования имеет место быть. Прямо скажем, редчайший случай для метрополитена «советского» типа.
Но вот, пробившись, наконец, через ряды бабок и теток с сумками, толстых потных и похмельных мужиков, бомжей, нищих, побирушек и просто через толпу разнообразного народа, неведомо куда ехавшего по в середине рабочего дня, я добрался, наконец, до нужной мне станции. Добрался не без потерь — мне прорвали кроссовку, я хромал, у меня жутко болел большой палец на ноге, и настроение мое было хуже некуда. По старой памяти, я все же обратился к дежурной по станции «красной шапочке» с вопросом о медпункте. Окинув меня подозрительным и недобрым взором, подземная начальница спросила, что мне собственно угодно. Получив ясный, и достаточно точный ответ, что получил травму в толчее, я был послан аж в Сокольники. В Сокольники я, конечно, не поехал, а остался в центральном зале у эскалатора, где у меня было деловое свидание.
— Давно ждешь? — Валентина опоздала на пятнадцать минут. В свои без малого тридцать лет она выглядела просто классно. — Извини, не могла раньше вырваться.
— Нет, только пришел,— соврал я. — У тебя ко мне что? Дело какое-нибудь? Или соскучилась вдруг? Я смотрю, ты прикид изменила, похорошела, помолодела. Отлично выглядишь.
Валентина действительно изменилась. Кроме другой стрижки, она стала более крепкой, спортивной. Лицо сделалось жестче, взгляд ее больших, стально-серых глаз приобрел несколько циничный оттенок. Но от этого Валентина не утратила своей привлекательности, даже наоборот.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
