HTTP://VK.COM/LOVELIT
похабное стихотворение о быке общины, который испортил корову, и её потом вынуждены
были зарезать.
И танцевальные вечера, проходившие на деревянных настилах Титйенса. И в конце ещё
находились два зловещих стихотворения. Одно называлось "Двенадцатый", действие
которого рассказывало о последних шести ночах старого и шести первых ночах нового года.
Тот, кто развешивал в это время бельё, получал саван. Кто вращал колесами, даже в прялке, к
тому подъезжала карета мертвеца. Так как в Гирске в это время по воздуху носился охотник
на оленей. Последнее стихотворение серой книги было написано о большом пожаре в
Боотсхавене в год рождения Хиннерка. Люди кричали как скот и скот кричал как люди, в то
время как сгорело полдеревни.
Я выключила лампу на ночном столике и пристально посмотрела сквозь черноту
комнаты. Мои глаза привыкли к темноте, узнавая контуры и тени. В серой книге Хиннерка
не было ни одного стихотворения о войне, и ничего, что позволяло бы судить, что стихи
были написаны в лагере, который специально служил для того, чтобы свои собственные
заключённые вызывали в памяти другие ужасные дни прошедших лет. Я думала о стихах,
которые обращались к деревне Хиннерка, и были наполнены любовью к местам его детства.
Детство, которое он так ненавидел.
И я поняла, что не только забвение было формой воспоминания, но и воспоминание
было формой забвения.
ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ
HTTP://VK.COM/LOVELIT
Глава 9.
Конечно, я думала о Максе. Я думала над тем, сдерживал ли он так себя, потому что я
таким образом себя сдерживаю, и если я себя сдерживаю потому, что он так себя сдерживает
или потому, что я хочу себя сдерживать по причине, над которой я должна поразмышлять.
На следующее утро, во вторник, я подбежала босиком к большому шкафу и открыла
дверь. Внутри пахло шерстью, древесиной, камфарой и ещё чем-то, возможно, туалетной
водой для волос моего дедушки. Недолго думая, я взяла белое платье в светло-серую
крапинку. Однажды оно было бальным платьем Инги — тонкое и лёгкое, и светилось как
волна горячего воздуха. С чаем в руках я уселась на ступеньку лестницы перед входной
дверью, где снова обнадёживающе благоухало лето.
Когда я захотела уйти обратно в дом, то увидела три пустых ведра из-под краски. Я
побежала вдоль дома к рощице. И действительно: все четыре стены курятника были
покрашены в белый цвет. Я испугалась, ведь он выглядел удивительно красиво, как
маленький загородный дом. "Долго ли вчера Макс здесь докрашивал?" Обежав вокруг
металлической бочки, я увидела, что слово "нацист" мерцает под белой краской, но не
обнаружила слово "Ирис". Я вошла внутрь маленького дома, но могла стоять там, лишь
втянув голову в плечи.
Когда на улице нас застигал дождь, мы с Розмари и Мирой заползали сюда внутрь. Но я
часто была здесь совершенно одна, особенно, когда была в гостях на каникулах. Розмари в
сентябре отсутствовала, может из-за школы, но я ещё туда не ходила. Поэтому первую
половину дня я использовала для себя. Я собирала камешки, которые здесь выглядели
совершенно по-другому, чем дома. В основном у нас была круглая галька, но здесь лежали
камни, которые выглядели как стекло и также разбивались. Если их бросали на жёсткую
землю, то острые куски соскакивали как настоящие лезвия. "Кремень" — так их называла
Мира. Чаще всего встречались светло-коричневые, серо-бурые или чёрные, а белые редко.
Рейнская галька, которая лежала вокруг нашего дома, не разбивалась. Долгое время я
взламывала много камней, потому что надеялась отыскать в них кристаллы. Для этого я
хорошо рассматривала камни — какие-то были шершавые и невзрачные снаружи, зато
сверкали внутри. Часто я находила их в лесу на старых железнодорожных путях около
нашего дома. Форма камней как бы говорила мне, что они в себе что-то содержат. В их
выпуклости было какое-то менее случайное свечение, чем у обычных камней. Иногда
кристаллы проникали через крайние слои, словно через оконное стекло, в которое кто-то
может заглянуть.
Мой отец подарил мне камнерезную пилу, поэтому я сидела часами в подвале и
распиливала камни. Пила издавала такой противный шум, что у меня болели уши. Я
страстно желала осмотреть сверкающие пещеры. С одной стороны, я испытывала ликование
и гордость, когда оказывалась права в своём предположении, но с другой стороны,
понимала, что делала что-то запрещённое, разбивала и разрушала чьи-то секреты. И всё-
ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ ▪ КНИГИ О ЛЮБВИ
HTTP://VK.COM/LOVELIT
таки, я чувствовала облегчение из-за того, что коричневый камень оказывался не только
камнем, но и хрустальной пещерой для фей и маленьких магических существ.
Позже я занимала себя собиранием слов и кристаллических миров герметичной поэзии.
Но после всех сборов я также жадно и методично находила волшебные миры среди спящих
вещей. В детстве у меня была тетрадь для записи слов, в которой я хранила особенные слова
также, как собирала раковины и особенно камни. В ней были категории: "прекрасные слова",
"безобразные слова", "фальшивые слова", "сумасбродные слова" и "секретные слова". Под
"прекрасными словами" я перечисляла: сердечник луговой, фиолетовый, искатель чувства,
вишня лютовка, джекфрут, хлебное дерево, выжимать, взбивалка, локоть, облако.
Среди "безобразных слов" стояли: зоб, туловище, обрубок, ушная сера. "Фальшивые
слова" возмущали потому, что они действовали так, будто были безобидными. Но в
действительности были подлыми или опасными, например, как "побочный эффект" или
"задевать". Либо действовали, будто были волшебными, как "спасательный круг и
"заповедник", и тогда были нормальными, но всё равно разочаровывали. Либо слова что-то
обозначали, что не было ясным ни для кого: например, когда два человека видели перед
глазами один и тот же цвет, то только переспрашивали, услышав это слово - "пурпурно—