Хагрид открыл было рот, но вдруг остановился и сильно побледнел, потом вскочил и подбежал к окну.
— В чём дело?
— Кто-то сквозь щёлку в занавеске подглядывал… Мальчишка какой-то… Вон, дует обратно к школе.
Гарри бросился к двери и выглянул наружу. Несмотря на большое расстояние, ошибки тут быть не могло.
Малфой видел дракона.
Всю следующую неделю Малфой носил на губах ехидную усмешку; Гарри, Рона и Гермиону она вгоняла в тоску. Большую часть свободного времени они проводили в хижине Хагрида, в которой теперь царил полумрак, и пытались его увещевать.
— А ты его просто выпусти, — упрашивал Гарри. — Отпусти на свободу.
— Да как я могу, — отбивался Хагрид. — Он ещё маленький. Помрёт, того гляди.
Они поглядели на дракончика. Он всего за неделю вытянулся в длину по меньшей мере втрое. Из ноздрей его всё время курился едкий дым, завиваясь кольцами. Хагрид совсем забросил свои егерские обязанности — дракон отнимал у него слишком много сил. Весь пол был усеян куриными перьями и пустыми бутылками из-под коньяка.
— Я его решил назвать Норбертом, — объявил Хагрид, глядя на дракона, и глаза у него блаженно затуманились. — Он меня уже знает. Глядите-ка. Норберт! Но-орберт! Ну-ка, где наша мамочка?
— Всё. Крыша поехала, — пробормотал Рон Гарри на ухо.
— Хагрид, — громко сказал Гарри. — Ещё пара недель, и Норберт будет размером с твой домик. А Малфой может наябедничать Дамблдору в любой момент.
Хагрид закусил губу.
— Я… Вы не думайте, я понимаю, что держать его очень долго у меня, может, и не выйдет. Ну, не могу же я его просто бросить. Не могу, и всё!
Гарри вдруг повернулся к Рону.
— Чарли, — сказал он.
— Ты что, тоже не в себе? — спросил Рон. — Меня зовут Рон. Помнишь такого?
— Да нет, Чарли — твой брат Чарли. В Румынии. Драконов изучает. Мы можем отправить Норберта к нему. Чарли его вырастит, а потом отпустит!
— Гениально! — сказал Рон. — Хагрид, а ты как думаешь?
После долгих уговоров Хагрид согласился, что сову, так и быть, послать к Чарли всё-таки можно — на всякий случай, потому что спросить никогда не мешает.
Следующая неделя тянулась чрезвычайно медленно. В среду вечером Гарри и Гермиона сидели в общей комнате в одиночестве — все уже давно разошлись по палатам. Часы на стене пробили полночь, и дыра за портретом наконец-то распахнулась. Из воздуха возник Рон, стаскивающий с себя накидку-невидимку. Он весь вечер провёл в избушке у Хагрида, помогая ему кормить Норберта. Норберт теперь жрал дохлых крыс — бочонками.
— Укусил! — сказал Рон, показывая свою руку, обмотанную окровавленным платком. — Я теперь, наверное, целую неделю перо в руки взять не смогу. Вы уж мне поверьте, этот дракон — самый мерзкий зверь, которого я встречал в своей жизни. А Хагрид заливается — его послушать, так это просто маленький миленький кролик. Он меня укусил, так Хагрид мне же после этого выговаривать стал — я его испугал, будто бы. Потом он начал ему колыбельную петь, ну, тут я и ушёл.
В тёмное окно кто-то постучался.
— Ядвига! — воскликнул Гарри, и бросился её впускать. — Она ответ от Чарли принесла!
Они сдвинули головы и начали читать записку.
Дорогой Рон:
Как поживаешь? Большое спасибо за письмо — я с удовольствием взял бы гребнеспина, но перетащить его сюда будет непросто. Лучше всего, я думаю, было бы послать его с моими друзьями, которые собираются ко мне на следующей неделе. Только надо позаботиться, чтобы их не засекли с незаконным драконом. Не могли бы вы отнести гребнеспина на верхушку самой высокой башни в эту субботу, в полночь? Они вас там встретят и заберут его, пока темно.
Пришли ответ как можно скорее.
— Твой
Чарли.
Они переглянулись.
— У нас есть накидка-невидимка, — сказал Гарри. — Я думаю, что всё в порядке — под накидкой места хватит на двух из нас и Норберта.
Рон и Гермиона согласились почти без звука — ещё один знак того, как трудно далась им прошлая неделя. Они уже на всё были готовы, лишь бы отделаться от дракона — и Малфоя.
Всё оказалось не так просто. На следующее утро прокушенная рука распухла так, что стала вдвое толще обычного. Рон сперва не решался показать её мадам Помфри — а вдруг она знает, как выглядят укусы драконов? Однако к обеду выбора у него не осталось — кожа вокруг раны приняла отвратительный зеленоватый оттенок. Похоже, клыки у Норберта оказались ядовитыми.
После ужина Гарри и Гермиона помчались в больничное крыло, где и нашли Рона в постели, в довольно плачевном виде.
— Рука-то ладно, не в ней дело, — прошептал он. — Правда, чувство такое, будто она сейчас отвалится. Малфой сказал мадам Помфри, что ему нужно у меня книжку взять почитать, чтобы она его ко мне пустила, а сам пришёл надо мной поиздеваться. Он всё грозился, что расскажет ей, откуда у меня этот укус. Я сказал, что это собака, но мне кажется, она не очень-то поверила. Не стоило мне с ним на последнем квиддиче драться — я уверен, что это он так отомстить пытается.
Гарри и Гермиона постарались успокоить его, как могли.
— В субботу в полночь всё кончится, — сказала Гермиона, но Рона это вовсе не утешило. Напротив, он вдруг сел в своей кровати, и его бросило в жар.
— В субботу в полночь! — хрипло повторил он. — Ой… ой-ой-ой…. Я сейчас вспомнил — записка от Чарли была заложена в ту книжку, которую Малфой взял, он теперь узнает, что мы Норберта отправляем!
Ответить ему Гарри и Гермиона не успели — пришла мадам Помфри и вытолкала их, сказав, что Рону нужен покой.
— Перерешать теперь уже поздно, — сказал Гермионе Гарри. — Посылать Чарли ещё одну сову у нас времени нет, да и другого случая избавиться от Норберта тоже не будет. Придётся рискнуть. И кроме того, Малфой не знает про накидку-невидимку.
Несчастный Клык сидел снаружи от Хагридовой избушки с забинтованным хвостом.
Когда они постучались, Хагрид приоткрыл окно.
— Впустить никак не могу, — натужно сопя, объявил он. — У Норберта сейчас переходный возраст… Но я справлюсь, всё путём …
Когда они рассказали ему о письме Чарли, глаза его наполнились слезами — впрочем, возможно, что не от печальной новости, а от того, что Норберт вцепился ему в ногу.
— А-а-ай ты! Ничего, ничего, он только башмак закусил… Играет просто… Он же ещё ребёночек, ежели подумать…
Ребёночек треснул хвостом в стену так, что затряслись окна. Гарри и Гермиона отправились обратно к замку, втайне сожалея, что до субботы ещё так далеко.
Когда Хагриду пришла пора расставаться с Норбертом, жалость к нему у них смешивалась с тревогой перед тем, что им предстояло. Ночь на воскресенье оказалась пасмурной и очень тёмной, а до Хагридовой лачуги они добрались позже назначенного времени, потому что им пришлось пережидать, пока Брюзга перестанет носиться по прихожей зале, играя в теннис «об стенку» и загораживая им путь. Хагрид уже упаковал Норберта в большой ящик.
— Я ему там крыс побольше положил, и коньяку — на дорожку, — глухо сказал он. — И его любимого медвежонка, плюшевого, чтобы ему не так скучать.
Из ящика раздался громкий треск, из чего они заключили, что любимый медвежонок только что распрощался с головой.
— Счастливо, Норберт! — хлюпал Хагрид, глядя, как Гарри и Гермиона накрывают ящик накидкой-невидимкой и втискиваются под неё сами. — Твоя мамочка тебя не забудет!
Как им удалось дотащить ящик до башни, они и сами не знали. Полночь неумолимо приближалась. Они взгромоздили ящик вверх по мраморной лестнице и поволокли его по тёмным коридорам. Ещё одна лестница, и ещё — даже любимый потайной ход Гарри им не очень помог.
— Почти… пришли… — пропыхтел Гарри, когда они добрались до основания самой высокой башни.
Из-за внезапного движения в коридоре у них на пути Гарри с Гермионой чуть не выронили ящик. Забыв на мгновение, что они невидимы, они вжались в стену, уставившись на два тёмных силуэта, боровшихся друг с другом в нескольких метрах от них. Зажглась лампа.
Профессор Макгонагелл, в клетчатом[48] халате, с волосами, забранными в сеточку, держала за ухо Малфоя.
— Взыскание[49]! — громко провозгласила она. — И двадцать очков со Слизерина! Расхаживать по школе в такой поздний час! Безобразие!
— Подождите, профессор, вы не понимаете — сейчас придёт Гарри Поттер, вместе с драконом!
— Что ещё за чушь! Как вы смеете так нагло врать! Ну, отправляйтесь — и имейте в виду, я непременно поговорю о вас с профессором Снейпом!
После подобной сцены крутой винтовой лестницы на верхушку башни они почти не заметили. Накидку они не снимали до самой верхушки, где смогли, наконец, с облегчением вдохнуть свежий, прохладный ночной воздух. Гермиона пустилась в пляс.
— Малфой попался! Будет сидеть после уроков! Я прямо запеть готова!
— Не сто́ит, — предостерёг её Гарри.
Они уселись ждать, еле сдерживая смех, когда вспоминали про Малфоя. Норберт шумно возился в своём ящике. Десять минут спустя из темноты вынырнули четыре помела.
