– М-м-м… Да.
– Следовательно, вы дадите согласие участвовать в касающейся вас генетической программе?
– Да… Если.
– Я не жду от вас окончательного ответа сейчас и здесь, – спокойно проговорил Мордан. – Но вы согласитесь сотрудничать, если будете знать, что предпринята серьезная попытка найти ответ на ваш вопрос?
– Полегче, дружище! Не торопитесь. Так уж сразу – вы выиграли, я – проиграл. Сначала я должен получить право взглянуть на ответ. Предположим, вы поручите кому-то этим заняться и он заявится к вам с отрицательным ответом, когда я уже выполнил свою часть сделки?
– Вы должны мне довериться. Такие исследования могут длиться годами – или вообще не завершиться на протяжении вашей жизни. Но предположим, я заявляю вам, что к исследованиям приступят – серьезно, трезво, не жалея ни сил, ни затрат – в этом случае согласитесь ли вы сотрудничать?
Гамильтон закрыл лицо руками. Его мозг перебирал миллиард факторов – некоторые из них он не вполне понимал и ни об одном не хотел разговаривать.
– Если бы вы… если вы… я думаю, возможно…
– Ну-ка, ну-ка, – зарокотал в комнате незнакомый голос, – что здесь происходит? Возбуждение вам пока противопоказано.
– Хелло, Джозеф! – приветствовал вошедшего Мордан.
– Доброе утро, Клод. Как самочувствие – лучше?
– Несколько.
– Вы все еще нуждаетесь в сне. Попытайтесь заснуть.
– Хорошо. – Мордан откинулся на подушку и закрыл глаза.
Человек, которого Арбитр назвал Джозефом, подошел к Феликсу, пощупал пульс, приподнял веко и посмотрел зрачок.
– С вами все в порядке.
– Я хочу встать.
– Еще рано. Сначала вам надо несколько часов поспать. Посмотрите на меня. Вы чувствуете себя сонным. Вы…
Гамильтон отвел взгляд в сторону и окликнул:
– Клод!
– Он спит. Вы не в состоянии его разбудить.
– Вот оно что! Послушайте, вы гипнотизер?
– Конечно.
– Существует ли способ излечить храп?
Врач усмехнулся.
– Все, что я могу вам порекомендовать – это хорошенько выспаться. И хочу, чтобы вы немедленно занялись этим. Вас клонит в сон. Вы засыпаете… Вы спите…
Как только его выпустили из больницы, Гамильтон попытался разыскать Филлис.
Занятие оказалось не из легких – более чем скромные площади больниц города были переполнены, и она лежала, как и он прежде, во временном помещении. Но и тогда, когда он наконец разыскал это помещение, его не пустили к ней, заявив, что пациентка спит. И даже не удостоили его никакой информацией о состоянии девушки, поскольку он ничем не мог удостоверить своего права на это знание, если оно относилось к священной сфере личной жизни.
Однако он проявил столько настырности и занудства, что в конце концов ему сказали, что Филлис вполне здорова, если не считать легкого недомогания, вызванного газовым отравлением. Этим ему и пришлось удовлетвориться.
Гамильтон мог бы встрять в серьезные осложнения, имей он дело с мужчиной, однако бороться ему пришлось с мрачной, несгибаемой матроной, которая была, пожалуй, вдвое жестче его самого.
У Феликса было завидное свойство – он способен был выбросить из головы ситуацию, в которой был бессилен помочь. И потому едва он вышел из больницы, Филлис напрочь исчезла из его мыслей. Машинально он направился было домой, но потом – впервые за много часов – вспомнил о Монро-Альфе.
Идиот несчастный! Что с ним могло произойти? Предпринимать какие-либо официальные шаги, чтобы это выяснить, Гамильтону не хотелось, ибо так можно было невольно выдать связь Монро-Альфы с заговорщиками. Впрочем, скорее всего, тот успел уже это сделать сам.
Ни тогда, ни в другое время Феликсу не приходило в голову «поступить достойно» и выдать Клиффорда.
Мораль Гамильтона была строго прагматична, почти совпадая с общепринятой, но в то же время в ней доминировал живой и эмоциональный эгоизм.
Феликс вызвал служебный кабинет Монро-Альфы – нет, Клиффорда там не было.
Вызвал квартиру. Телефон не отвечал. Пораскинув мозгами, Гамильтон решил отправиться к другу домой, допуская, что может оказаться там первым.
На звонок в дверь никто не отозвался. Феликс знал код, хотя в обычных обстоятельствах ему бы и в голову не пришло им воспользоваться. Однако сейчас обстоятельства были исключительными.
Монро– Альфу он нашел в комнате отдыха. При виде Гамильтона Клиффорд поднял глаза, но не поднялся навстречу и не проронил ни слова. Гамильтон подошел и уселся перед ним.
– Итак, вы вернулись.
– Да.
– Давно?
– Не знаю. Несколько часов.
– Так ли? Я вам звонил.
– Так это были вы?
– Конечно, я. Почему вы не отвечали?
Монро– Альфа тупо и безмолвно посмотрел на Гамильтона и отвел взгляд.
– А ну-ка встряхнитесь! – рявкнул выведенный из себя Феликс. – Возвращайтесь к жизни! Путч провалился. Знаете?
– Да, – безжизненно кивнул Монро-Альфа и добавил: – Я готов.
– Готов – к чему?
– Разве вы пришли не арестовать меня?
– Я? Великий Боже! Я же не блюститель.
– Это неважно. Мне все равно.
– Послушайте, Клифф, – серьезно заговорил Гамильтон, – что с вами случилось? Вы все еще переполнены болтовней Мак-Фи? Или решили стать мучеником? Вы были дураком – но ведь нет смысла становиться полным идиотом! Я доложил, что вы были моим агентом (только сейчас его осенила эта идея – и позже, если понадобится, он ее осуществит). Вы совершенно чисты перед законом. Ну же, говорите! Ведь вы не участвовали в боях?
– Нет.
– Так я и думал – особенно после снотворного, которым я вас начинил. Еще немножко – и вы бы слушали сейчас райских птичек. Тогда в чем же дело? Неужто вы все еще остаетесь фанатичным приверженцем всей этой чепухи проклятого «Клуба выживших»?
– Нет. Это было ошибкой. Я был не в своем уме.
– Что правда, то правда. Но поймите: хоть вы и не в состоянии сейчас этого оценить, но вы легко отделались. Вам не о чем беспокоиться. Просто въезжайте в старую колею – и никто ничего не заподозрит.
– Это не поможет, Феликс. Ничто не поможет. Но все равно, спасибо. – Монро-Альфа улыбнулся кроткой, слабой улыбкой.
– О Господи! Я готов съездить вам по физиономии, чтобы хоть как-то расшевелить!
Монро– Альфа не отвечал. Он сидел безучастно, закрыв лицо руками. Гамильтон потряс его за плечо.
– В чем дело? Да что, в конце концов, случилось? Что-нибудь, о чем я не знаю?
– Да, – это было сказано почти шепотом.
– Может, расскажете?
– Это неважно, – отмахнулся Монро-Альфа, однако тут же начал рассказывать – и уже не мог остановиться; размеренно, тихим голосом, не поднимая головы, он повествовал обо всем, что с ним приключилось. Казалось, он разговаривает сам с собой, что-то повторяя, чтобы заучить наизусть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});