— Да ничего мы не видели. Мы опоздали. А эту заразу Стар я упоминать не могу: она конкурентка. У нее на руках все козыри, и теперь она выдумает невесть что, потому что и понятия не имеет, что именно видела. — Она посмотрела на Уайетта. — А ты понимаешь?
— Не совсем. Может, объяснишь?
Коттен снова села на кровать. Уайетт подумал, что у нее нервы на пределе. Плечи поникли, лицо покрылось легким румянцем.
— Гапсбурги нашли табличку. В этом я уверена, — начала она. — В том круглом святилище я чувствовала их присутствие и слышала их голоса. Я знаю, они там были. — Она глотнула колу. — На снимках, которые ты видел, Ричард Гапсбург отдавал табличку… летающим светлячкам.
— Светлячкам?
— Тот светящийся шар на снимке… Впервые я видела их в Перу. Томас, я думаю, что эти светлячки на самом деле демоны. Они унесли табличку из палатки Эдельмана. А сегодня вечером забрали вторую табличку из рук Ричарда Гапсбурга.
«Демоны», — подумал Уайетт. Несмотря на разговор с Папой, было трудно это переварить. Басни про чертей придумали священники, чтобы манипулировать паствой. Вот и все. А то, что он видел на снимках, — всего лишь некий природный феномен — шаровая молния, болотный газ, оптическая иллюзия… Проклятье! Черт, во что он вляпался?
— Томас, я должна узнать, что написано на этих табличках. И не для репортажа, а просто потому что мне надо это знать. Ты говорил, что слышал от Папы: второе очищение не за горами, вот почему надо поспешить и найти эту табличку. Я знаю, что в послании идет речь обо мне, потому что я — это я. И что я буду руководить этим вторым очищением — Армагеддоном. Ну и как я смогу это сделать, если не знаю полного текста послания? — Коттен наклонилась и закрыла лицо руками. — Господи, как же мне это надоело! Ну почему все обязательно надо писать шифрами? — Она посмотрела на потолок. — Если уж Богу надо, чтобы я что-то сделала, почему Он не может просто сказать? От Него ведь не убудет, если Он по-простому объяснит, в чем суть.
Уайетт бросил на нее сочувственный взгляд. Он понимал, как ей плохо. Но чем тут поможешь?
— Извини, — вздохнула она. — Просто я никогда не могла понять, почему выбрали именно меня. Фурмиил Фурмиилом, но Бог мог найти кандидатуру и получше. Может, подсознательно я уверена, что если буду ныть или ничего не пойму, то Бог сообразит, что выбрал не того, и оставит меня в покое. — Она уставилась на пол и потерла лоб. — Не понимаю.
Уайетт поставил стакан и, наклонившись вперед, взял ее за руку.
— Вместе разберемся. В конце концов, тебя выбрали из-за твоего происхождения, а меня — из-за моего.
Коттен вскинула голову.
— У меня родословная, конечно, не такого калибра, как у тебя, Коттен, но один из моих предков — если быть точным, прапрапрадед — имел прямое отношение к одной из хрустальных табличек, той самой, которая считается последней. Его звали Чонси Уайетт, и он был членом древнего тайного общества под названием «Омбрес дес фантомес» — по-французски это значит «Тени призраков».
— Какая красота. Еще одно древнее тайное общество. Куда ни плюнь — всюду тайное общество.
— Подожди, слушай дальше. Миссия «Теней» состояла в том, чтобы оберегать религиозные древности и документы — в том числе и последнюю хрустальную табличку. Ты знала, что какое-то время одна из этих табличек была в Ватикане?
— Нет, — оживилась Коттен. — Но ведь тогда они знают, что там написано?
— Табличку украли.
— Но у них есть архив, они должны были снять копию. Давай позвоним Джону. Он узнает, что на ней было написано.
Уайетт осторожно сжал ее руку.
— Они расшифровали первую часть послания, ту, где предсказывается Всемирный потоп и говорится о втором очищении. Но вторая часть текста показалась бессмыслицей.
— Так в Ватикане все-таки хранится рукописная копия?
— Все документы, рисунки и копии были украдены вместе с табличкой.
Коттен покачала головой.
— Тогда зачем ты об этом рассказываешь? И какое отношение это имеет к тебе или к твоему прапра…
— Чонси был не просто членом «Теней» — он был фанатиком. А из «Теней» впоследствии вырос Венатори. Чонси ушел из организации, но тем не менее хранил верность клятве — охранять священные религиозные древности даже ценой жизни. Он полагал, что хрустальная табличка не должна быть собственностью католической церкви или, если уж на то пошло, любой другой религии. Он был уверен, что послание должно быть достоянием всего рода людского. Поэтому он ее и выкрал.
— Но это бессмыслица. Он забрал эту табличку из благородных побуждений, потому что она должна принадлежать всем, — и от всех ее спрятал. Лучше бы пылилась в архивах Ватикана. Тогда мы, по крайней мере, могли бы узнать, что там про меня написано.
— Чонси оставил записку на месте таблички. Мы считаем, что там подсказка, куда он ее спрятал.
— И что же в ней говорится? — спросила Коттен.
Уайетт отпустил ее руку. Текст записки, оставленной его пращуром, врезался в память. После встречи с Папой он каждый день повторял его про себя. Глубоко вздохнув, он произнес:
— В записке мой предок написал: «Этот секрет принадлежит не католической церкви, но всему миру. Чтобы войти в Царство Небесное, ты должен вдеть нитку в иголку».
Интенсивная терапия
Самолет «Гольфстрим Г450» летел к региональному аэропорту Нью-Хейвен, оставляя за собой полосу в ясном голубом небе над западной Пенсильванией. Заходящее солнце закрасило оранжевым светом поля далеко внизу. Мария Гапсбург смотрела на город у горизонта, кажется, Питсбург. Перевела взгляд на Ричарда, спавшего в кресле через проход.
Какими же прекрасными были эти двое суток. Сначала — радость Эли, узнавшего о землетрясении и обнаружении древних построек. Потом — чудесная находка артефакта, когда ее муж стал властителем момента — даже осанка у него стала величественной, когда он передавал табличку. И наконец, это потрясающее зрелище — светлячки.
Ричард предупреждал, что первая встреча с ними поразит ее. И все-таки она не была готова к такому. Невозможно подготовиться к восхищению, которое испытываешь при встрече со сверхъестественным. От одного воспоминания по коже пробежали мурашки, как и тогда, в пустыне, при свете полной луны.
И еще запах — острый, пряный, пьянящий. И гул летящих светлячков. Он словно пронизывал тело.
Ее возбуждало осознание абсолютной власти — опасной, запретной, смертоносной. И то, как демоны кружились — прикасались к ней, пульсировали.
Все это было невероятно сексуально.
А в гостинице стало очевидно, что случившееся так же возбудило мужа. Ричард любил ее неистово, яростно, именно так, как ей и хотелось. И его яростный огонь еще больше распалил ее страсть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
