— Принеси веревку и нож! Мы их свяжем.
Она кивнула. Да, есть бельевая веревка. С прищепками. Прищепки не нужны. А нож кухонный? Боже, какая нелепость! Просто наваждение.
Все испортила Ольга. Ей стало жаль неиспользованного «бактериологического оружия», и она принялась бросать в лежащих бандитов пакеты с навозом. И еще вдобавок, забывшись в кураже, звать подружек:
— Лахудра! Киргизуха! Бросайте!
Услышав любезные прозвища, мужчины на минуту оторопели. Минута решила многое. Бандиты, сообразив, что настоящий противник дерьмом не кидается, частью вскочили, частью быстро поползли к своим машинам. Раздались первые выстрелы с их стороны.
Случилось то, чего Борис более всего опасался. Бой с вооруженными подонками, половина из которых наверняка несовершеннолетние.
— Ребята, в укрытие! — крикнул он. — Таня, домой! Быстро!
Какое домой! Хотя выстрелы были совсем не похожи на киношные, просто громкие хлопки, она чуть не умерла от страха. Присела, закрыла голову руками и твердила: «Господи, господи, господи…» Краем глаза увидела, что Лена, прижав локти к земле, но высоко подняв круглый зад, на коленях быстро семенит по скату в гараж. А Ольга захватила Сергея. Верещит и закрывается им как щитом. На голову его выше.
— Оля, отпусти, — бьется он в ее объятиях. — Пусти, я сказал! Дура!
Сергей изловчился, вывернулся, сделал ей подсечку, и Дылда рухнула на землю. Затем вслед за Киргизухой поползла в гараж.
* * *
Бабка Стеша примчалась в избу к Клавдии без зимнего полушубка, но с биноклем на груди. Бинокль принес с войны муж, одно стекло треснуто, но в другое смотреть можно.
— Спишь, карга старая! — Стеша подскочила к печи. — Вставай, тут такое! — Она стягивала Клавдию, помогала надевать валенки и ни на секунду не умолкала. — Я тебе говорила! Я тебе говорила, устроят они у нас разборку. Ты слово-то такое знаешь? Вот, дурья башка, телевизор смотреть надо. Разборка — это склока со стрельбой. У Татьяны палят — ужас. Народу — сотни.
— В п-п-п… — Клавдия показала на пол.
— Какой подвал! — возмутилась Стеша. — Чего мы там увидим? На чердак. У тебя там оконце.
— Я не-не-не…
— Доползешь, — прикрикнула Стеша. — Я тебя с заду подпихивать буду.
С грехом пополам они забрались наверх. И были вознаграждены открывшимся зрелищем. Даже без бинокля было видно, как летят гранаты, плюхаются — и пламя. Что тебе война! А в бинокль рассмотрели Екселя-Мокселя. Куда старого дурня занесло!
— Пу-пу-пу, — твердила Клавдия.
— Пулеметы? Вроде не слыхать.
— Не, — досадливо дернула головой Клавдия. — Пу-пу…
— Пушки? Хорошо бы одна в твою халупу попала, — замечтала Стеша, — ты б ко мне перебралась. Не мудохалась бы я на два дома. Ой, правда! — ответила Стеша на выразительный жест (постукивание по лбу) Клавдии, — мы же туточки сейчас. Ладно, пусть в мою фазенду лупят. Фиг с припеком наследничкам достанется.
— Ко-ко-ко…
— Козу ей жалко! А меня тебе не жалко! Таскаюсь к тебе каждый день! Свалилась на мою голову. Еще и на чердак тебя на своем горбу тащи. Замолчи, кривая злыдня. Ой, Клавдюш, смотри, еще едут. Ну побоище! Ну Бородино, задери их черти!
На пригорок выскочили две машины. Одна вроде маленького автобуса. А у другой, Стеша через бинокль прочитала, по бокам и на крыше написано: «ТВ Канал-22».
В микроавтобусе прибыл ОМОН. Ребята в пятнистой форме, в бронежилетах и в черных шапочках-масках — тоже все друг на друга похожие. Они градом выкатились из дверей, мгновенно создали полукруг и двинули на бандитов. Несколько предупредительных выстрелов из коротких автоматов, и бандиты задрали руки.
И чуть не случился конфуз. По сигналу Сергея и при поддержке бутылок с зажигательной смесью, которые Стеша приняла за гранаты, за несколько минут до прибытия ОМОНа на бандитов двинул Саша на тракторе. Из-за гула мотора и по причине того, что обзора он не имел, сидел на корточках, укрываясь от пуль, Саша о конце боя не знал. Трактор ехал и ехал. Уже подцепил «Ниву» и таранил ее к «форду», за которым лежали поверженные бандиты. Омоновцы решили, что наступает один из преступников, приготовились к нападению на него. На крики Олега: «Это свой!» — они внимания не обратили. Поди разбери в первые минуты, кто тут свой, а кто чужой. Тогда Олег, геройски пересекая огневую линию, побежал, запрыгнул в кабину, и мотор заглушили. Трактор остановился.
Едва стихли выстрелы, как из телевизионной машины выскочили оператор, парень с большой камерой на плече, и длинноногая девица, в яркой куртке, с распущенными волосами и микрофоном в руках. «Канал-22» — телекомпания, в которой работала Ольга. Это она, втайне от всех, вызвала съемочную бригаду.
Девица с микрофоном командовала оператором:
— На меня, крупно, — тряхнула гривой и другим голосом: — Сейчас мы находимся в деревне Скупиново, Скотиново… Владимирской, Ярославской, — сбилась, но не растерялась, — этот кусок потом перепишем, начали заново. — Опять телевизионным голосом: — Только что здесь закончился бой, который вели бойцы ОМОНа с бандой вооруженных бандитов…
От долгого сидения на корточках, от пережитого страха у Тани дрожали и подгибались ноги. Она повисла на Боре, который подошел справиться о ее самочувствии. Выползли из гаража Ольга и Лена. Татьяна укоризненно покачала головой, глядя на Ольгу, — как ты могла? А с той как с гуся вода. Снова в возбужденном настроении.
И тут учудил Сергей. Со словами «ненавижу журналюг» он поднял пакет с навозом, размахнулся и бросил в журналистку. Попал точно в макушку. Темная пахучая жижа поплыла по девичьему лицу.
— Кто хулиганит? — крикнул командир омоновцев, который разговаривал с Олегом.
Крикнул грозно, но сквозь смех. Всегда смешно, когда человек мимо стула садится, в лицо летит торт, а тут — вовсе потеха. Смеялись и бойцы, и бандиты, и оператор чуть камеру не уронил. Но неожиданнее всего повела себя Ольга. Она вприпрыжку бросилась к верещавшей журналистке, выхватила у нее микрофон:
— Замолчи, отойди! Это мой репортаж! На меня, крупно. Я нормально выгляжу? Поехали. Я веду репортаж из деревни Смятиново Владимирской области. Здесь, в ста километрах от Москвы, находится загородный дом известного архитектора Татьяны Александровой. События, о которых пойдет речь, напоминают закрученный боевик, но все это произошло на самом деле. И вы в этом сейчас убедитесь…
— Лихо, — сказал Борис.
— Сереженька, не бросай, пожалуйста, в нее навоз, — попросила Лена.
Ольга, отбарабанив преамбулу, уже интервьюировала командира омоновцев. Теперь все как завороженные слушали ее и следили за движениями камеры.
— Но до того, как приехали профессионалы, этот прекрасный дом… — Далее в сторону, оператору: — Крупно дом, наезд и откат, — и опять в камеру: — Этот прекрасный дом защищала группа людей, оказавшихся в нем по воле случая.
— О нет! — дружно простонали защитники прекрасного дома и стали оглядываться, куда бы смыться.
Но Ольга уже была рядом:
— Куда вы? Стойте! Так, все вместе развернитесь, Сережу не видно. Где Олег? Первой Татьяна. Говоришь: я поражена случившимся тра-та-та, благодарна всем, кто тра-та-та, ну, у тебя получится. Готова?
— Нет. И я поражена твоим подлым коварством, — сказала Таня. — Что ты устроила? Мало нам сражения, стрельбы? Еще и съемки дурацкие! Ничего говорить не буду! Ты вообще…
— Ой, — перебила Лена, — кто-то еще едет. Таня проследила за ее взглядом и ахнула. Это была машина Павлика. Как он здесь оказался?
Поскольку кавалькада машин растянулась на добрых полкилометра, Павлик остановился далеко от дома. Но Маришка, кажется, выскочила до торможения.
Она бежала по сугробам (дорогу загораживали автомобили), падала, поднималась, догнавший ее брат тянул за руку — быстрее. Маришка вопила, Павлик ее подгонял, и вместе они составляли пару очумевших молодых людей, несущихся за последним спасением.
— Снимай! — велела Ольга оператору. — Все снимай!
На видео была запечатлена душераздирающая сцена встречи с матерью. Маришка набросилась на Татьяну и принялась охлопывать ее по голове, рукам, бедрам.
— Мамочка! — в три ручья рыдала дочь. — Ты живая? Мамочка, родная моя!
— Мама, тебя не ранили? — топтался вокруг них Павлик.
Дети совершенно не обращали внимания на окружающее, на посторонних людей. Татьяне показалось, что она присутствует на репетиции собственных похорон — столь велики и оголены были эмоции детей.
Таня сгребла в охапку дочь, подождала, пока та перестанет биться, высвободила одну руку и обняла ею сына.
— Тихо, тихо, — уговаривала она детей. — Все хорошо, все в порядке. Я жива. Не ранена. Успокойтесь. Вот так. Хорошо. Слава тебе господи, что вас тут не было. Как вы тут вообще оказались?
— Стае позвонил. — Голос Павлика, уткнувшегося в ее плечо, звучал глухо.
Татьяна с осуждением посмотрела на Стаса.
