Но сейчас он был очень не в духе, и именно Лисса была тому виной.
— Чёрт! Чёрт! Чёрт!
Он подошёл к высокому пню, заменяющему ему стол, захватил руками все, что на нём находилось, и с лютой яростью сбросил всё это на земляной пол, а потом схватился за голову в районе лба обеими ладонями и беспокойно зашагал по комнате из стороны в сторону. Промерив, таким образом, всё помещение и не один раз, он бросился на импровизированную кровать из соломы и сухих листьев, подтянул ноги к самой груди и совсем по-детски сжался на ней в тугой комок, обхватив собственные плечи руками. По его щекам обильно струились слёзы, горькие слёзы обиды, совсем как в детстве, словно бы сейчас он вернулся на добрый десяток лет назад.
В тот момент он чувствовал себя человеком глубоко несчастным и именно человеком, так что не было ничего удивительного в том, что он совсем не хотел, чтобы кто-нибудь видел его таким. Ему так хотелось когда-то стать оборотнем, он так долго мечтал об этом, что став им вначале испытал даже некоторое разочарование, что со временем совсем не спешило уходить, а только всё больше усугублялось. Так часто бывает, когда чего-то страстно желаешь, а когда оно приходит, то ты почему-то не испытываешь того душевного подъёма которого ожидаешь и кажется что все твои ожидания были напрасны. Так что теперь, даже имея возможность свободного перевоплощения как в одну, так и в другую сторону, он по-прежнему ощущал себя человеком, но человеком совершенно одиноким, обездоленным и никому не нужным, несмотря даже на то, что сейчас он имел в своём распоряжении преданную ему стаю волков и оборотней и даже одного человека, женщину, которая, сказать, что неплохо к нему относилась, значит совсем ничего не сказать. Если бы ему сказали об этом раньше, несколько лет или хотя бы даже месяцев назад, он ни за что бы в это не поверил. Но так оно всё и было на самом деле.
Иногда ему снова хотелось стать человеком, примкнуть к стану людей, вернуть всё то, что он потерял благодаря своим же собственным усилиям, отказаться от всего, что он получил теперь. Но повернуть время вспять было никому не под силу. И сам он не был тем редким исключением из общепринятого правила. Но и эти проявления отчаяния случались с ним очень редко, да и такое его состояние, как правило, длилось весьма недолго. Он отгонял его от себя всеми силами и тогда на него накатывали приступы особой злобности, и он снова вёл свою стаю на охоту, охоту на людей. Ему и самому порой бывало от этого противно, но ничего поделать, ни с самим собой, ни со всеми этими обстоятельствами он не мог. То была сама жизнь, его жизнь! Хорошая она была или плохая, но она целиком и полностью принадлежала ему.
Но иногда его обуревала и жгучая злоба на всё человечество за то, что оно некогда отвергло его. За то, что оно заставило его желать жизни волка. За то, что оно само вынуждало его, себя же самого и ненавидеть. Он злился на мать, злился на отца, злился на самого себя, злился на оборотня, что не только когда-то просто попался на его пути и лишь подстегнул его детское желание стать волком, но и сделал его позже таковым. Злился на Лиссу за то, что она волей или не волей, но стала причиной его нынешнего состояния, за то, что она отвергала его ухаживание, его преданность, его любовь. Он ведь и сам не с самого начала так к ней относился. Когда-то он хотел просто отомстить ей и её дружку, а потом, так уж случилось, он и, правда, в неё влюбился, но только, ни к чему хорошему это всё снова не привело, впрочем, как и всё что когда-нибудь случалось в его жизни.
И вот теперь он чувствовал себя растерявшимся, потерянным, жалким, вконец запутавшимся мальчишкой, таким, каким он был лет так двенадцать-тринадцать назад, когда впервые в своей жизни повстречал настоящего оборотня. Тогда он был обозлён на весь мир, в общем, и на человечество, непосредственно его окружавшее, в частности. С тех пор в его душе ничего не изменилось, совсем ничего, если только не считать того, как разительно сильно изменился он сам.
Но, как известно, зло порождает зло, жестокость порождает жестокость, грех влечёт за собой новый грех и он снова вёл свою стаю на охоту. Охоту на человека!
Глава 16. И с этим можно жить.
"Иногда мне кажется, что это
не мой родной мир, что очутилась
я в нём совсем недавно и всё меня
в нём ужасает". — Настроения
Лиссы после её первой охоты.
Лисичка больше не ходила на охоту. Теперь она возилась со щенками, то есть с волчатами, выполняя тем самым роль добровольной няньки. Следила, чтобы они не проявляли по отношению друг к другу излишней жестокости, не производили лишнего шума и, в общем-то, наряду с остальными волками занималась их воспитанием, постепенно привязываясь к ним и прикипая душой к этим маленьким пушистым и пока ещё безобидным созданиям.
Детёнышей оборотней в стае на этот момент не было, только волчата, первые как-то не успели ещё здесь народиться. Но это видать было уже не за горами.
А когда стая уходила на охоту, она только провожала её грустным взглядом. Кто-то попадётся им сегодня на пути, и не уменьшится ли людское поголовье и на этот раз на пару тройку так ненавидимых ими людишек. Не дай бог! Но она ничего не могла с этим поделать и никому не могла, ни в чём помочь.
Так Лисса и жила, и подруга среди всего этого хаоса у неё была всего лишь одна. Как не странно ею являлась Зоуи, её несостоявшаяся соперница, та самая, что некогда приносила ей тушки зайцев, та самая, что предоставила в её пользование новую одежду, взамен испортившейся после первой трансформации, та самая, что прежде нещадно ревновала её к Питеру, то есть Клыку.
Сама же Зоуи особой разговорчивостью не отличалась, и своим прошлым делиться не спешила. Так что нет ничего удивительного в том, что Лисса не сразу и узнала, что её новая подруга и не оборотень вовсе, а самый что ни на есть не обращённый человек, то есть единственный человек в их стае. И только когда она это узнала, то вспомнила, что ни разу не видела Зоуи в ипостаси волка и что та ни разу не ходила на охоту, а всё больше находилась при самой Лиссе, возможно, по настоятельной просьбе Питера, так как ей самой это, видимо, не доставляло особого удовольствия, по крайней мере, пока они не познакомились поближе, а так же при нём самом. Спросить же девушку об этом раньше лисичка даже и не подумала, так как у неё и мысли такой не возникало, что посреди этой всеобщей жестокости могло найтись место состраданию и доброте. Но, как выяснилось чуть позднее, история попадания Зоуи в стаю была до удивительного проста и так же невероятна.
Обычная бродяжка она прибилась к этим полулюдям полуживотным и широким жестом хозяйской руки была и не обращена и не изгнана и не загрызена, а признана одним из членов стаи, только просто немного особенным, отличным от других. Никто этому не противился, а она, обретя первую в своей жизни семью, и более-менее устойчивую жизнь так была и вовсе рада этому обстоятельству вдвойне. А то, что вожак изредка делил с ней постель, так это, пожалуй, только улучшало её истинное положение, не позволяя никому с более низкой ступени навязывать ей свои приставания и заставляя остальных членов стаи из страха держаться от неё на расстоянии. К тому же это было тем более желанно для неё после всех тех грязных рук и воняющих потом тел, через которые ей пришлось пройти за тот промежуток времени, что назывался её прошлой жизнью. Прежде ей приходилось либо добровольно продаваться за деньги, либо её брали силой, ничего не давая взамен, теперь же жизнь её полностью изменилась и только в лучшую сторону и всё это благодаря Клыку. Так что нет ничего удивительного в том, что она смотрела на него с преданностью и искренним обожанием.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
