Но до сих пор еще, пионер, время от времени происходят реквизиции наших земель, тех лакомых кусочков, что каким-то чудом сохранились у черных на протяжении 134 лет. Конечно, теперь все обставляется законами. И вот таким образом мистер Брумлей отхватил у нас клок плодородной земли, основываясь на том, что некогда один из его предков, спасаясь от жандармерии (взятку, должно быть, малую дал), укрывался на землях Ковровых Змей и даже имел здесь свой маленький домик с палисадничком и свинарным двором.
Будущее сулит нам верную гибель, если прославленная в веках капиталистическая культура не уйдет на слом. Однако я боюсь, что когда она уйдет, для нас будет слишком поздно… Но что мешает нам, пионер, нам, темнокожим, принять участие в той работе, что направлена к разрушению и свержению капиталистической культуры? Что мешает нам перенять из рук угнетателей их оружие — науку и с этим оружием начать отстаивать свое право на существование и на прогресс? Многое мешает, пионер, и я занят в настоящее время наряду с той деятельностью, о которой не буду говорить, еще борьбой с препятствиями, мешающими нам начать новую жизнь…
Вот они, эти препятствия. За последнюю сотню с лишним лет мы столь много «приятностей» получали от колонистов (теперь они гордо называют себя австралийцами), что ко всяким их, даже случайно добрым, начинаниям мы не имеем доверия. Я говорю о туземной массе. Туземцы закоренело-враждебно настроены против своих угнетателей и против всего, что идет из их рук.
Ведь белые теперь открыли для нас школы, и в одной такой учился я. Но идут ли туда учиться дикари? Слабо. А если идут, что получают они там? Возьмем покойного Инта-тир-каку. Он прошел среднюю школу. Что же он вынес оттуда? Может быть, и много (много всякой ереси), но как только он попал в свою родную обстановку, все знания его испарились, как дым. Случайная латынь застряла в его башке, а больше ничего. И он не единственный. В исследованиях антропологов, живших в Австралии и изучавших ее, отмечен ряд случаев, когда дикарь, кончавший школу, по возвращении на родину, в среду своего племени, становился прежним дикарем, таким же неучем, как все его соплеменники, как будто он и не учился…
В чем тут дело, пионер? Может быть, мы так отстали от времени, что знания не пристают к нашим мозгам или пристают, но непрочно и ненадолго. Может быть, у нас нет способностей, как выражаются обычно про таких людей? Я бы мог опровергнуть это предположение фактами из своей личной жизни и учебы, но пускай за меня говорят менее пристрастные люди, белые ученые. Что же они говорят? «Австралийские дикари являются в массе своей людьми средних способностей. Им свойственна глубокая память. Они легко овладевают языками. На школьных скамьях, где вместе с ними зачастую сидят белые, эти последние не всегда оказываются в числе первых учеников». Вот голос белых наблюдателей…
— Теперь, — вставил свое слово пионер, слушавший с исключительным вниманием, — теперь, когда ты знаешь о нашей тайне, я могу подтвердить то же. Я даже больше скажу: такую память, как у дикарят, я редко встречал у белых школьников.
— Славно! — подхватил Бамбар-биу. — Присоединю твой голос к голосу ученых, и дело будет в шляпе. Но шляпа эта, должно быть, с фокусом. Свидетельство свое и свидетельства ученых, попав в нее, только запутали дело. Мы так и не знаем, мы теперь знаем меньше, чем знали: почему же, раз дикари — люди способные, их котелки не держат знаний, как держат их котелки белых?.. Не буду тебя мучить, пионер. Все объясняется постановкой школьного преподавания. Школа должна находиться в гуще учащихся, а не за сотни верст от них — это первое. Преподавание должно вестись так, чтобы все приобретаемые знания связывались с повседневной, привычной для учащегося обстановкой, с его образом жизни, с его понятиями и пр. Только тогда они укладываются прочно и надолго.
Иначе говоря, если хочешь просвещать дикарские массы, просвещай их на месте, не отрывая от родной обстановки, и преподавай так, чтобы были использованы и учтены все особенности и обыденности этой обстановки… Пионер, я предсказываю твоим занятиям с Ковровыми Змеенышами блестящую будущность. Я, извини, не один твой ночной разговор подслушал, но и многое другое… Ты правильно подошел к вопросу: всегда начинай свои занятия от камешка (почему он круглый?), от журчания воды (почему она журчит?), от пролетевшей птицы (почему она летает?) и веди их через отвисшее брюхо и тонкие ноги дикарят (почему они такие?), через отсутствие одежды у дикарей (почему они ходят голыми? — география, экономика и пр.), через разницу между белыми и черными, через возрастные группы у дикарей и классовое деление у белых и т. д. Ты правильную линию взял, пионер, выношу тебе свое одобрение…
— Э… это и есть новая эра? — краснея от похвалы, спросил Петька.
— Нет, пионер. Не забегай вперед… Я говорил о препятствиях, не пускающих дикарей к науке: я сказал о закоренело-враждебном настроении дикарей ко всяким начинаниям белых, я сказал о неправильной постановке дела образования в школах для темнокожих. Эти два положения заставляют нас совершенно не рассчитывать на любезную помощь белокожих и начать своими силами строить здание науки, строить его здесь, в самой гуще угнетенных масс. И вот, я — тот строитель, который возымел желание положить первый кирпич. Я избрал для этого свою родную общину, предполагая впоследствии втянуть в просветительную работу остальные общины, затем — все племя, несколько племен и наконец весь народ.
Но мое желание споткнулось на первых же шагах, и кирпич выпал. Споткнулось оно о железное противодействие со стороны служителей нашего религиозного культа…
Тебе хорошо известна истина, что всюду, во всех странах и у всех народов религия идет против просвещения, что ее служители всячески отгораживают свой народ от света науки, так как при этом свете все божественные тайны начинают выглядывать грязными проделками ловких мошенников. Наша религия первобытна, но и у нас она имеет своих проповедников и защитников, известных тебе чародеев или балий. Их влияние на темный народ громадно. Бороться с ними значит бороться с духами, а перед духами трепещет темная душа дикаря. Слово балии при таких условиях становится законом. Ни алатунья, ни окни-рабат не пойдут против него…
Чтобы начать работу в общине, я должен был устранить балию, мне самому нужно было сделаться балией и воспользоваться его авторитетом для пропаганды новых истин. Я ждал удобного случая, чтобы лишить Инта-тир-каку его духовного сана или, еще лучше, жизни. В действиях своих я всегда осторожен, хотя подчас прорываюсь и становлюсь безумным. Инта-тир-кака осторожен без всяких оговорок. Он моментально понял, чего я хочу: ссоры и такой ссоры, чтобы общественное мнение дикарей стояло на моей стороне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
