Сама собой возникла мысль: может, старший повар заговаривает мне зубы, распространяясь о чтении и тайных рукописях, чтобы не менять мое положение на кухне?
Марко хитро улыбнулся, показав почерневшие зубы, и снова плюхнулся на землю.
— Если хочешь, верь своим придумкам про старшего повара. — Он привалился к стене и завел ладони за голову. — Но если ты намерен вытащить ту монахиню из монастыря, тебе потребуется помощь. Люди судачат, будто в книге есть секрет любовного зелья. А мы с тобой прекрасно понимаем, что без него или гор золота она головы не повернет в твою сторону. Бьюсь об заклад, какой-нибудь богатый кардинал уже положил на нее глаз. — Марко знал, как поймать меня на крючок.
Он заметил в моих глазах неуверенность и продолжал натиск:
— Мы можем разбогатеть, Лучано. Франческа будет твоей. И мы все вместе отправимся в Новый Свет. Скажи на милость, неужели наше счастье повредит твоему старшему повару? Каким образом?
Марко видел, что мое смущение растет, и воспользовался этим:
— А так… она в монастыре, ты всего боишься…
— Кто сказал, что я боюсь?
— Ты сам. Не хочешь идти на риск. Даже ради Франчески и Нового Света. Ты меня разочаровал, Лучано. Никогда бы не подумал, что ты такой трус. — Марко ущипнул себя за покрытую струпьями руку.
Внезапно все загадки тайных Евангелий показались мне совершенно не важными. Какое отношение имеют ко мне интриги священников и политиков? И каким образом мое счастье может повредить старшему повару? Почему он молчит о моем повышении? И все же…
— Марко, нам надо крепко подумать. Прежде всего мы не умеем читать.
Марко изменил тон и заговорил вкрадчиво:
— Что с тобой, дурная твоя башка? Мы же сообразительные ребята! Можем научиться читать. Сумеем все, что задумаем.
Он был прав. Раньше нас ничто не останавливало. Может, я просто раскис? Да, я обещал старшему повару, что никогда его не предам, но любовное зелье никак не связано с тайными Евангелиями. И я почти не удивился собственным словам:
— Думаю, что смогу держать глаза открытыми.
— Так-то лучше, братишка. — Я прикрыл ладонью карман с деньгами, но он только рассмеялся. — Не беспокойся. С какой стати мне отнимать несколько медяшек у младшего брата, который может достать формулу изготовления золота? Иди исполняй поручение, как примерный раб. Чао, Лучано! — Марко махнул рукой и пошел прочь.
А я поплелся к выходу из тупика и, кусая нижнюю губу, пытался осмыслить происшедшее. Когда я оказался в ряду переписчиков, он уже затерялся в густом дыму.
Я потратил с ним слишком много времени и не мог себе позволить искать Франческу. Солнце стояло уже высоко, и я убедил себя, что моя возлюбленная, привыкшая делать покупки рано утром, давно вернулась в монастырь. Я представил, как она плетет кружева и ее тонкие пальцы ловко управляются с питью и иголками — счастливыми иголками. И, пробормотав длинное проклятие, повернул к прилавкам с фруктами и сыром.
Я выбирал груши очень тщательно — каждую осматривал, нюхал, слегка ощупывай. Брал только самые сочные и забраковал одну из-за маленького пятнышка, которое продавец пытался закрыть рукой. Похвалив себя за острый глаз, я решил, что мой выбор произведет на старшего повара впечатление. И это очень важно, поскольку я не раб и он после этого меня повысит.
Я торговался с продавцом сыра, а потом наблюдал, как тот отрезает большой кусок горгонзолы. Когда он взвешивал его, я стоял рядом с весами, не оставляя ему шансов обмануть. С сердитым видом он завернул сыр и опустил в мою корзину. Сыр был спелым, груши — великолепными, и несколько монет еще звенели в моем кармане.
Я должен был радоваться, но вместо этого понуро шел, обдумывая коварные слова Марко. Раб? Вот еще! Что он может знать? Я получу повышение, а если к тому же что-то узнаю об алхимии — прекрасно. Поделюсь с ним. Никаких проблем, если только не придется предать моего благодетеля. Не составит труда держать Марко подальше от синьора Ферреро — он не приближался к кухне, поскольку завидовал моей работе и не желал видеть меня там. Марко ждал, чтобы я сам к нему приходил. От него не будет никакого беспокойства. Но что это? Он там?
Марко стоял во дворе рядом с дверью на кухню — ошибиться было невозможно — и поджидал меня.
— Похоже на праздник. — Он загородил мне дорогу, потер свой впалый живот, и я услышал, с каким урчанием тот переваривал единственную морковку. — Или ты так питаешься каждый день?
— Прекрати. Вот возьми грушу.
— Всего одну? Ты же ешь по три каждый день.
— Хорошо. Возьми две.
Марко выбрал две самые лучшие с верха корзины.
— Ты не должен здесь находиться, — сказал я.
— Почему? Ты мой должник. Деньги остались?
У Марко был взгляд как у всех уличных мальчишек — смесь страха и поднимающегося откуда-то из глубины вызова. Я вспомнил чувство, сопровождавшее этот взгляд, и произнес:
— В моем кармане осталось несколько монет. Возьми и уходи. — Я почувствовал, как он достает деньги, и понял, что старший повар придет в ярость. Решит, что я абсолютно глуп, раз заплатил столько, сколько с меня запросили.
Марко зажал монеты в грязном кулаке.
— Я знал, Лучано, что на тебя можно положиться. Не такой уж ты размазня. Вместе мы добудем эту книгу.
— Марко…
— Я приду завтра.
Глава XIV
Книга подозрений
Я решил пробраться на кухню, как воришка, с заднего входа, хотя хотел не украсть, а, наоборот, избавиться от своей добычи. Быстро и без шума я сложил груши и сыр на боковом столике, надеясь, что успею отправиться за дровами до того, как мой благодетель заметит мое возвращение. Позже, когда он пересчитает фрукты, я бы состроил невинный вид, который мне так хорошо удается, и сказал, что оставил на столе две дюжины груш и несколько монет и совершенно не понимаю, куда они подевались. Может, даже смог бы набраться наглости и кивнуть на Джузеппе. Но стоило мне направиться к порогу, как я наткнулся на синьора Ферреро.
Он скептически наклонил голову и, указывая на груши, стал считать:
— Uno, Due, Tre, Quatro, Cinque…[34] — И, досчитав до двадцати двух, повернулся ко мне: — Разве я не велел тебе купить две дюжины? Знаю, ты не умеешь читать, но я сам научил тебя считать.
— Остальные были нехорошие, маэстро. Помятые, некрасивые.
— На Риальто горы фруктов с разных концов света, а ты сумел найти всего двадцать две груши?
— Да, маэстро.
— М-м-м… Где мои деньги?
— Ничего не осталось.
— Понятно. Груши внезапно подорожали.
— Намного, — кивнул я.
Очень долго, мне показалось — целую вечность, старший повар с философским видом рассматривал меня, затем сказал:
