Превосходный зеленый чай, китайский, еще когда в Средней Азии служил, понял – нет ничего лучше чая на жаре, а мы еще и яблочек, и повидлочка, вы садитесь, садитесь. Полковник лебезил, и суетился, и опасливо поглядывал на дверь, и непрестанно бормотал, кивал, вытягивал губы – пытался изобразить улыбку. Потом дверь с грохотом распахнулась, визгнув вывороченным замком, а в руках Павла и Сергея оказались пистолеты.
Трое вбежавших получили по пуле в переносье. Четвертый, отброшенный пулей в бронежилет, получил вторую в глаз и успел взвизгнуть, падая на пол. Еще двоих Сергей сбил у лестницы – от автоматной очереди в упор они дергались, как марионетки, нелепо махали руками. Больше снизу не лезли. Полковничий кабинет находился на втором этаже, в конце короткого коридора, начинавшегося лестницей. Уйти можно было только по ней. Или в окно – пустое, с единственным уцелевшим стеклянным краешком, застрявшим в углу рамы. Пули выбивали ямки в бетоне потолка, вспарывали борозды в побелке. Во дворе затукал, зачихал крупнокалиберный пулемет. Сергей, выглянувший в окно на другой стороне коридора, крикнул: «Обе машины подожгли!», а Павел, зашипев сквозь зубы, рубанул полковника рукоятью в переносицу. Снизу, с лестницы, в коридор кинули гранату. Сергей отфутболил ее назад, прыгнул в комнату. Грохнуло, высадив коридорные окна.
– Ну что, шеф, что делать будем? – спросил Павел.
Дима, подобравшись на корточках к окну, осторожно приподнял зеркальце на длинной ручке, оставленное секретаршей.
– Ты хорошо стреляешь навскидку? – спросил Дима.
– Сносно, – ответил Павел.
– На, – Дима протянул ему свой пистолет. – К нашему окну поворачивает «БМП». Нас минут через пять собираются накрыть здесь. Целься в башню стрелка.
Павел покачал пистолет в ладони. Над головами свистнуло, выбив в потолке цепочку ям.
– Вот хренотень, – пробормотал он сквозь зубы.
Со двора заорали в мегафон: «Выходите по одному!» Не дожидаясь продолжения, Павел вскочил и выстрелил. Потолок, дальняя стена брызнули бетонной крошкой – но он уже лежал, уткнувшись лицом в пол.
– Ты в порядке?
Павел повернул голову, выдавил хрипло:
– В порядке.
– Ты попал, – констатировал Дима, приподнимая зеркальце. – «БМП» как-то уж очень резво подалась назад.
Зазвонил телефон. Дима, подобравшись к столу на четвереньках, снял трубку.
– Не высовывайтесь, – приказал Матвей Иванович. – Начинаем.
Дима еще не успел положить трубку, как здание дрогнуло от близкого взрыва.
Мертвых хоронили вечером. Семь укрытых кумачовыми полотнищами тел лежали на броне, окруженные молчащей, угрюмой толпой, а над нею, рядом с погибшими, стоял бледный, со стиснутыми кулаками старик. Слова падали на площадь – обрывистые, рваные, тяжелые, закипавшие в мозгу.
– Братья! Вы заплатили за нашу свободу своей кровью. Мы не забудем вас. Мы отомстим! Вас предали! Мы отомстим предателям. Мы отомстим всем, кто нас предает. Живые! – Старик простер над площадью руки, будто обнимая огромную толпу. – Вы отомстите? Отомстите?
Его голос ударом колокола раскатился над площадью. И с дальних ее краев, набирая силу, крепчая, пришло эхом «…стим-м-мстим» и рванулось вверх синхронным ревом сотен глоток: «Мстим!! Мстим!!»
Площадь кричала, ревела и клялась в истыканной прожекторами темноте. Матвею Ивановичу помогли слезть с брони, повели под руки. У исполкомовского крыльца он оттолкнул поддерживавших: «Я еще не инвалид!» Скрипнув зубами, шагнул на ступеньку, поднял одеревеневшую ногу, шагнул скова. На его лбу проступили капли пота. Наверху, в кабинете, Ваня подал ему кружку свежего, крепкого кофе.
– Потом, – выдавил Матвей Иванович. – Воды. Теперь – воды.
– Вот, – сказал Ваня, – тут бутылка «Дарницы» в холодильнике. Вам врача вызвать?
– Потом. Зачем он мне сейчас?
– «Потом» может и не быть. А что без вас будет с нами?
– Не спеши меня хоронить. Я еще здесь и даже могу бегать. Я еще увижу танки, наши танки, на улицах Города. А что потом – мне не важно. Сделай мне укол.
– Но, Матвей Иванович, я же перед выступлением сделал вам, – сказал Ваня обеспокоенно.
– Сделай еще один. Мне уже можно.
Пока старик пил воду прямо из полуторалитровой бутыли, Ваня, отбив стеклянный кончик ампулы, набирал в шприц бурую жидкость. Перетянул жгутом старческую руку, воткнул, надавил на поршень. Матвей Иванович откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.
– Хорошо. Почти как двадцать лет тому назад.
– Для вас это яд. Вы убиваете себя. И очень быстро, – укоризненно покачал головой Ваня, пряча коробку с оставшимися ампулами.
– Мне и так немного осталось. Знаешь, как это когда из твоей жизни сыплется песок? В суставы, в мозг, в душу.
– Я уже договорился с врачом. Толковый молодой парнишка.
– Утром. Утром я решу, нужен ли мне врач. А сейчас мне хорошо, я хочу кофе и хочу отдохнуть.
Ваня выбросил шприц, сунул в кожаный саквояжик жгут и пакет ватных тампонов. Повозился с замком. Наконец защелкнул, обернулся. Старик спал и улыбался во сне. Ваня накрыл его пледом и, выйдя из комнаты, осторожно притворил за собой дверь.
Павел с Сергеем не были на площади. Вернувшись из военного городка и отконвоировав полтора десятка успевших сдаться пятнистых в подвалы райотдела, они поехали на базу, к Сергею-второму. Того два дня подряд лихорадило, привезенные из райбольницы доктора накачивали его старыми дешевыми антибиотиками и чистили рану. К вечеру он пришел в себя и немного поел, поэтому на привезенные фрукты и копченую колбасу едва глянул.
– Вы б мне хлебнуть чего дали, – сказал он, глядя в потолок.
– Тебе нельзя, – ответил Павел. – Ты напенициллиненный.
– Мне по х…й, – буркнул тот. – А тебе что, не по х…й, сдохну я или нет? Так хоть хлебнуть бы дал.
– Остынь, Серый, – сказал Сергей. – Ятебе травы привез. Насилу достал. Здесь глуше, чем в космосе. На вот… раскурю тебе даже.
– Ну давай, раз привез… – Сергей схватил протянутую самокрутку, жадно затянулся, выдохнул. – Пробирает. Злая она здесь.
– С махрой мешанная.
– Чего-то я вас, братва, не пойму – вы что, действительно собрались впахивать на этих козлов? После того как они наших порубили? Или вы время тянете?
– Тянем, – ответил Павел.
– А ты попробуй допереть, с кем нам квитаться, – взбеленился Сергей. – Может, с тем, кто нас на болото послал, а? А кто приказал людей стариковых порезать? И ведь не один раз. Ему есть за что нас не любить.
– Ты мне лапшу не вешай. Ты с хлопцами из одной миски хлебал? Вместе в говне был? Они тебя вытаскивали? А сейчас всё забыл? Ссучился?
– В том и дело – в говне. А сейчас я хочу из говна вылезти. Подумай: ты не хлопцам служил. Ты служил большому дяде. А помнишь, когда он наших подставил? Помнишь то дело о пропавших? Кто приказал? А кому потом терпеть пришлось?
– Х…йня! – отрезал Сергей. – Если б мне, как вам, пистолеты дали, я б тут всех покрошил.
– Ты подумай, почему ты еще жив. Нам всем комитетчик предложил подумать. Мы с Сергеем поняли, почему. Ты, я вижу, не захотел, – сказал Павел.
– Ты, умник, всегда был сукой. Кто больше даст, тому и лижешь.
– Вспомни Рябого. Вспомни. Он из болота сам вылез. Приполз к своим. А свои? Помнишь, как его? И не ты ли первый орал? – скривился Павел. – Тогда тоже чувство локтя было, да? Не ты ли помогал его к стулу прикручивать, когда его сывороткой качали? Вы ж друзья были с ним – с одного двора?
– У-у, сука!! Сука!! – Сергей зарычал. – Если б не наручники, я б тебя!..
– Если б не наручники, ты бы бросился на меня, и я бы тебя убил, – хмыкнул Павел. – Избавил бы от хлопот и себя, и остальных.
– Серый, – сказал первый Сергей, – у нас стая, ты не понял? Сильные живут, а ослабнешь – съедят. Ты сильный был, тебе по х…й было. А сейчас подумай: явишься с пустыми руками, думаешь, тебе поднесут и за стол посадят? Да с тобой то же, что с Рябым будет, а то и хуже.
Сергей не отвечал.
– Молчишь? Ответить нечего? Ладно, молчи. Жратву мы тебе оставляем, а вот тут еще травка в мешочке, зажигалка, бумаги клок – хорошая бумага, настоящая гильзовая, я у полковника в сейфе нашел. Выздоравливай, ума набирайся. Ну, мы пошли.
В машине Сергей выматерился в сердцах и сказал:
– Хоть бы спасибо какое. Вот же козел.
– А он прав, – меланхолично заметил сидящий за рулем Павел. – Как ни объясняй, по сути мы – ссучились. И ты тоже прав – с пустыми руками назад к нашим являться нельзя. А вот если не с пустыми…
– Ты о чем? – насторожился Сергей.
– О текущем моменте. Ты вот советовал Серому подумать, а сам подумать хочешь? О нашей личной будущности. Ты вот за здешнюю революцию и чувствуешь себя, б…ядь, вершителем мировых судеб. А не видишь, как на нас смотрят и куда пихают. В каждую жопу пихают. С полковником – нас сунули вперед. Покрошат – не жалко. И с погоней тогда чуть не накрылись. Наш шеф – он только и рад. Тебе не кажется, что у него не всё в голове на месте?
