Вооруженный богатым и интересным материалом, я вернулся в Москву и приступил к подготовке статьи о Добробабине для «Комсомольской правды».
Но тут последовал вызов на Старую площадь. В полученной открытке, которую храню до сих пор, значился номер телефона, по которому я должен был позвонить т. Осташеву С. П. Молодой голос в трубке подтвердил приглашение, поинтересовавшись, нет ли у меня возражений, если беседа будет проходить в присутствии военного прокурора. Отвечаю, что это, конечно, дело того, кто приглашает.
В кабинете С. Осташева — молодого приветливого человека, уже находился другой собеседник в зеленых погонах подполковника, плотного сложения, с густыми черными бровями, непроницаемым лицом и немигающим пристальным взглядом.
— Какими документами, связанными с историей подвига 28 панфиловцев, Вы располагаете? — спросил С. Осташев.
Я показал все, что захватил с собой, включая ряд документов из Центрального архива Министерства обороны СССР, различные свидетельства, подтверждения.
— Вот что, молодой человек, — жестко заметил военный прокурор. — Народ надо воспитывать на мертвых героях.
— Совершенно правильно, — охотно поддержал его хозяин кабинета. И добавил: — Предупреждаем — больше этим вопросом не заниматься и ни в коем случае его не ворошить. Ответите партбилетом.
На этом «предупредительная» беседа закончилась.
Такова вкратце судьба одного из 28 героев-панфиловцев, Ивана Евстафьевича Добробабина, которая ни одного честного человека не может оставить равнодушным и которая взывает к нашей совести.
Все попытки в течение вот уже более трех десятилетий помочь Ивану Евстафьевичу вернуть истории его честное имя, восстановить в высоком звании Героя Советского Союза оказались безрезультатными. Журналистка из г. Новочеркасска Ирина Сергеевна Юркова несколько раз побывала в селе Перекоп, собрала обширный материал (в том числе десятки свидетельств перекопцев в пользу И. Е. Добробабина), но ее поистине героические многолетние усилия постоянно наталкивались на стену недоверия и предвзятости.
Сам Иван Евстафьевич неоднократно обращался в разные инстанции, в военную прокуратуру с просьбой о пересмотре его дела, о полной реабилитации. Однако все оставалось без изменений.
За его плечами уже восьмой десяток. «Сердце стало пошаливать», — жаловался он. Все чаще стал принимать лекарства. Но крепится мужественный панфиловец. Похоронил жену Лидию Гайнановну, которая с ним прошла трудный жизненный путь и вместе с которой он вырастил прекрасных детей. Их дочь Элла окончила Ростовский университет. Преподает в Цимлянской средней школе № 2, а сын Ринат трудится технологом по обработке рыбы, плавает по Черному морю.
…Как часто, вспоминая о подвиге у разъезда Дубосеково, мы не задумываемся, что за ставшими священными для народа цифрами «28» стоят реальные люди.
И пока не очень-то вяжутся с действительностью слова из песни о Москве о вечной нашей признательности к бессмертному подвигу «28 самых храбрых сынов» нашей Родины, когда один из этих легендарных героев остается в забвении, оклеветанный и запятнанный, лишенный заслуженных перед Отечеством наград».
Мой очерк о панфиловце был написан осенью 1988 г. и 18 ноября того же года опубликован в «Правде». Однако ничего в жизни героя не изменилось. Более того, нашлись такие, кто, ловко манипулируя ложными документами и фактами, внесли в дело Ивана Евстафьевича осложнения и снова очернили его.
Еще раз о судьбе панфиловца
В № 8 и 9 «Военно-исторического журнала» за 1990 г. в новой рубрике «Осуждены по закону» был опубликован обширный материал под названием «Чужая слава», подписанный тогдашним главным военным прокурором генерал-лейтенантом юстиции А. Ф. Катусевым.
В указанной публикации отрицался имевший место 16 ноября 1941 г. подвиг 28 воинов у разъезда Дубосеково. Она была направлена и против полной реабилитации (с возвращением всех наград) одного из 28 панфиловцев, сержанта И. Е. Добробабина, которого автор представил как отпетого изменника Родины, хитрого и изворотливого проходимца, пытающегося присвоить себе чужую славу.
Заодно досталось от Катусева и тем, кто искренне пытался помочь ветерану-панфиловцу восстановить справедливость в его очень не простом и трудном деле. Главный военный прокурор не пожалел черной краски, чтобы показать их в виде этаких поверхностных и даже корыстных правдоискателей, действия которых он именует не иначе как кощунственными. При этом достаточно много критического внимания прокурор уделил содержанию очерка «Судьба Ивана Добробабина — одного из 28 героев-панфиловцев», напечатанного в «Правде» 18 ноября 1988 г.
Оставляя в стороне совершенно недопустимый в любой полемике оскорбительный тон публикации Катусева с наклеиванием ярлыков в духе былых времен, наличие в статье явных искажений, приписок и т. п., остановимся вкратце на ее главных положениях и выводах.
Но прежде надо подчеркнуть, что затронутая в «Правде» тема вызвала широкий резонанс: в поддержку высказанного в статье пришли сотни писем и телеграмм. Были, разумеется, и отклики, авторы которых выражали несогласие с нашей позицией. Причем некоторые из них, не приводя, к сожалению, каких-либо убедительных фактов, опровергающих доводы в защиту Добробабина, выражали свой «плюрализм» в форме грубых выпадов и даже угроз.
Приведем лишь выдержки из нескольких писем:
«Со сложным чувством преклонения, горести и негодования читали мы в “Правде” от 18.11.88 г. очерк о трагической судьбе И. Е. Добробабина. Отважный солдат, он по жестокой иронии судьбы оказался оклеветанным, униженным и оскорбленным. То, что произошло с ним, взывает к немедленному восстановлению справедливости…
Президиум Совета ветеранов 2-го Украинского и Забайкальского фронтов».
«В первые годы войны мне довелось трижды в составе воздушно-десантных отрядов выполнять боевые задания в глубоком тылу противника.
…В каких ужасно тяжелых, нечеловеческих условиях находились советские люди на захваченной врагом территории. Там нам пришлось повидать не только мерзавцев, изменивших Родине, но и “полицаев”, которые помогали партизанам, раненым бойцам и своим односельчанам, часто не имея на это “специального задания” или “указания”.
Не понаслышке, а самому лично довелось видеть, как фашисты вешали этих “полицаев” и не за предупреждение об облавах и спасение людей от угона в рабство (за это они сразу же расстреливали), а только за то, что “полицаи” из награбленного немцами у местных жителей зерна и продуктов что-то передали односельчанам.
Вот почему мы, десантники, побывавшие в тылу врага, всегда выступали против того, чтобы каждому “полицаю” общим чохом пришивалась бирка предателя, как произошло с Добробабиным.
Вице-адмирал в отставке М. А. Усатов (г. Москва)».
«Летом 1944 г. по поручению руководства контрразведки “Смерш” 2-го Украинского фронта я выехал в командировку в одну из дивизий 40-й армии, расположенную на отдых и переформирование на территории Румынии.
Начальник отдела контрразведки этой дивизии (фамилию не помню) обратился ко мне, представителю фронта, с “щекотливым” вопросом: “Как быть?” Оказалось, что в одной из частей их дивизии объявился один из героев-панфиловцев сержант Добробабин…
Начальник контрразведки еще сообщил, что на свой запрос в порядке проверки всех вторично мобилизованных полевыми военкоматами на освобождаемых территориях, он получил ответ, что Добробабин, став полицаем, действовал против оккупантов, предупреждая население и срывая многие готовившиеся акции оккупантов.
С. А. Шехтер, майор в отставке (г. Харьков)»
«Уважаемая редакция!
Пишет вам Крымова (Рубашка) Елена Филипповна. Я родилась в с. Перекоп в 1925 г. и жила там до 1951 г. Прочитала статью о судьбе Ивана Добробабина и невольно вспомнила все пережитое в военное время. Я помню, когда он вернулся в Перекоп и когда он стал работать в старостате. Мы, молодежь, все его считали своим человеком. Много раз Иван Евстафьевич нас и лично меня спасал от угона в Германию. Весной 1943 г. у нас забрали корову. Я побежала, нашла его, и он сделал все, чтобы нам корову вернули, хотя это было очень нелегко сделать. Все было уже так давно, но я хорошо помню — он работал как советский человек и Родине нашей не изменил. С благодарностью вспоминает Ивана Евстафьевича и моя дочь Дуброва (Гирич) Анна Мелентьевна. Е. Ф. Крымова, (г. Петропавловск-на-Камчатке)».
Оперативно откликнулась на мой очерк военная прокуратура. Работавший в то время главным военным прокурором генерал-лейтенант юстиции Б. С. Попов сообщил редакции «Правды» о возбуждении производства по вновь открывшимся обстоятельствам по уголовному делу Добробабина. И хотя Б. С. Попов обещал проинформировать редакцию о результатах расследования и принятом решении, долгие месяцы военная прокуратура хранила молчание.
