Асо отрицательно покачал головой.
— А о внуке его Камо? — спросила Шушик.
— А о сыне моего дяди — Грикоре? — спросил Гагик.
— Грикор и в самом, деле сын твоего дяди? Не верю! — заявила Шушик.
— Разве ты не видишь, что это и есть Грикор? — кивнул Ашот в сторону Гагика. — Словно половинка того же яблочка. Тот же характер, те же шутки…
— Нет, Ашот, я Грикором не стану, — печально возразил Гагик. — Где мне до него! Чего он только не делал! Поднимался на Пчелиную скалу за медом, пробирался в тростники озера Гилли и собирал яйца бакланов. Он везде находил пищу, а я вот приткнулся у костра и ною от голода. Будь Грикор с нами, мы вот как жили бы! — И Гагик коснулся рукой горла. — По сих пор всего было бы.
— А если бы у нас был такой звеньевой, как Камо, мы бы теперь… — вырвалось у Шушик, но она поняла свою оплошность и умолкла.
— Что же я могу поделать! — вспыхнул от смущения Ашот. — Попади они в Барсово ущелье, тоже, должно быть, не смогли бы выйти.
— Ну, ну, попрошу начальника не трогать, — вступился за товарища Гагик. — Наша группа ничем не хуже кружка Камо, а я — своего двоюродного брата Грикора.
— А знаете, я Бороду Асатура видел! — воодушевился Ашот. — Как — то осенью он к нам приезжал. Подружился с отцом моим, вместе ходили на охоту за козами. Какой замечательный человек! Только борода у него очень смешная — длинная — длинная. Когда он торопится, то запихивает ее за пазуху, чтобы не развевалась. И идет так, что не догонишь.
— А Чамбар за ним — хвост кренделем!
— Да, Чамбар за ним. Ах, если бы только отец сообщил старику о том, что мы пропали! Глядишь, и пересек, бы снега Агирджа — горы — и прямо к нам на ферму.
— А вдруг моя мать напишет про меня бабушке? — сказал Гагик и даже вскочил, обрадованный такой мыслью. — Конечно, напишет! Грикор, конечно, приедет, сейчас же уткнет нос в айгедзорские карасы с вином и скажет: «Дедушка Асатур, здесь лучше, чем у нас, давай навсегда тут останемся. Вина много, солении…» Ах, — размечтался Гагик, — если бы вдруг вон на том гребне показался Грикор! В руках — кюфта[23] в лаваше. «Эй, Гагик-джан, лови! Кюфта пришла!..» — крикнул бы он.
— Довольно нас мучить! Все нутро своими рассказами переворачиваешь! — рассердился Ашот и вышел из пещеры.
Откуда — то из — за гор луна тускло освещала туманный силуэт Арарата. Было холодно и тихо.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
О том, как рождается человечность
На заре ребята услышали какие — то странные звуки — словно невдалеке кто — то беспорядочно стрелял из мелкокалиберных пистолетов. Сидя у костра, Асо от души смеялся — такой панический вид был у его товарищей. Снова послышались выстрелы. Из костра взметнулись кусочки кроваво — красных, раскаленных углей, разлетелась во все стороны зола, будто в огне были скрыты какие — то взрывчатые вещества.
— Чего ты смеешься? — спросил Ашот, подозрительно поглядывая на костер.
Асо выхватил из огня несколько испеченных в костре желудей и сказал товарищам:
— Кушайте, это хорошая еда. Промерзли они, потому и стреляют, — пояснил он.
— Где ты взял?
— Нашел. Ходил под утро с Бойнахом на охоту. На, Бойнах, на, и ты поешь.
— Да, это прибавит нам сил. Из желудей и кофе приготовляют, — говорил Гагик, съедая свою долю. — Только я не советовал бы давать их Саркису.
— Почему?
— Нехорошо. Отяжелеет — цепь не выдержит, — улыбнулся Гагик.
Когда поднялось солнце и в ущелье стало теплее, все вышли из пещеры и снова собрались под лестницей, свисавшей с утеса.
— Саркис, вылезай-ка из своей берлоги, пора, пожалуй! — крикнул Ашот.
Колеблющимися шагами Саркис подошел к краю впадины.
— Возьмись за елку и вставь ногу в первое кольцо.
— Не могу. Придумайте что-нибудь другое, — посмотрев на пропасть, испугался Саркис.
— Ладно, дело твое. Оставайся, — внешне безучастно сказал Ашот, Шушик открыла было рот, чтобы запротестовать, но Ашот остановил ее взглядом.
А то, что девочка приняла за жестокость, возымело свое действие. Саркис вложил ногу в первое кольцо и, дрожа от страха, начал спускаться.
— Вниз не смотри, глаза закрой.
И эти советы помогли. Саркис медленно спускался, на ощупь переставляя ноги из одного кольца в другое. Кольца растягивались, но были крепкие и выдерживали мальчика. Наконец он достиг последнего кольца.
Товарищи напряженно наблюдали за его движениями. У всех тревожно бились сердца. Не смотрела только Шушик. Закрыв глаза, она спряталась за спиной у Гагика.
Присев на задние лапы и высунув язык, с любопытством смотрел на необычайное зрелище и Бойнах.
— Стой, не двигайся, цепь окончилась! — крикнул Ашот.
И Саркис быстро подтянул ногу, тщетно нащупывавшую очередную опору.
— Теперь тебе нужно ухватиться за последнее кольцо руками и прыгнуть. Не бойся, внизу мягкий снег.
— Мягкий? Вчера — то он был мягким… — в раздумье сказал Гагик и вдруг крикнул: — Погоди, не прыгай, я проверю снег!
На хорошую «мягкую» подстилку пришлось бы прыгнуть Саркису! Пушистые комья снега за ночь сковал мороз, и они превратились в ледяные глыбы.
Удивительно вовремя спохватился Гагик. Еще минута — две, и Саркис разбился бы об этот оледеневший холм.
— Поднимись обратно! — скомандовал Ашот.
От волнения на лбу его выступила испарина. Он мысленно бранил себя за неосторожность.
Гагик молча наблюдал за выражением его лица. Он порывался сказать что — то важное, но не решался.
— Согласен ты теперь с тем, что даже такой испытанный руководитель, как ты, может ошибиться? — наконец мягко, дружески спросил он.
Ашот не ответил. Он был очень смущен, но, соглашаясь с Гагиком, все же не хотел сказать об этом вслух.
— Вот так штука!.. — задумчиво протянул Гагик.
— Костер, ребята, костер надо развести, — предложил Асо. — Без огня ничего не выйдет.
До полудня они были заняты своей одеждой. Развели костер, с трудом дотащили до него полные тяжелого, мерзлого снега рубахи и стали их оттаивать.
Асо с Ашотом были заняты изготовлением новых колец.
Освобождение Саркиса придется опять отложить, — огорченно объявил Ашот. — Саркис, — крикнул он, — отвяжи и кинь нам цепь!
Они прибавили к ней еще несколько колец, но сколько их еще было нужно, чтобы Саркис мог спуститься прямо в ущелье!
— Погодите, в моем черепке родилась удивительная мысль, — приставив палец ко лбу, вскочил с места Га — гик. — Мы сейчас же раз и навсегда освободим нашего любимца. Слишком уж долго оставался он в одиночестве, ослепнуть бы мне!.. Саркис, — крикнул он, задрав голову, — можешь ты укрепить ствол ивы так, чтобы он прочно уперся в стену и не сдвинулся, если ты на него полезешь? Можешь? А?
