Подойдя вплотную к горевшему костру, Рорк понял, что стоянка была гораздо ближе, чем он думал. Костер уже догорал, языки пламени были слабыми, они то исчезали, то возникали вновь, исполняя своеобразный танец. Видимо, его совсем недавно использовали для приготовления пищи.
Рорк обратил внимание, что это была не просто временная стоянка: висевшая над самым горизонтом луна высвечивала небольшую лачугу, покрытую листами жести. По другую ее сторону Рорк смог теперь разглядеть изгородь загона для скота. Он замер и уловил шум двигающихся животных. Опять козы.
Затем он услышал отвратительный вздох. На лице Рорка появилась гримаса. Для тех, кто никогда не слышал этот звук, он напомнил бы стон мученика в аду. Но Рорк был хорошо знаком с ним – это был верблюд, и никто другой. Он не любил верблюдов. Самая отвратительная картина, которую он когда-либо наблюдал и которая запечатлелась в его памяти на всю жизнь, представляла араба, рыдавшего, словно ребенок, над своим умирающим верблюдом. Брюхо животного было разворочено 66-миллиметровым противотанковым снарядом. Трудно было сказать, что тогда больше всего отталкивало Рорка: кровавое месиво или липкая зеленая пена, с пузырями извергавшаяся изо рта верблюда.
Стоянка казалась пустынной. На всякий случай Рорк снял туфли, засунул их в карманы пиджака и в носках тихо подкрался к лачуге. Сплетенная из ветвей кустарника хилая дверь вела внутрь помещения. Минут пять он стоял без движения и прислушивался к шумам вокруг него. Все было тихо. Пастух отошел далеко от лачуги, а кроме него, видимо, больше никого не было.
Дулом карабина Рорк толкнул дверь. Она распахнулась.
Внутри стоял стол, почти невидимый в слабом свете луны, проникавшем через крохотное незастекленное окошко. На столе лежали какие-то предметы. Когда Рорк поставил фляжку и пошарил рукой по его поверхности, обнаружил остатки пищи: несколько кусков жирного мяса и немного пресного хлеба, черствого и горького, но вполне годного для употребления.
Голодный Рорк уже что-то жевал, когда совсем близко от него раздались негромкие звуки – кто-то кашлял и сморкался. Рорк прижался к стене за дверью и еще больше ушел в тень. Сообразив, что на нем светлая рубашка, он доверху застегнул пуговицы пиджака и поднял воротник, чтобы спрятать лицо. Он услышал, как отодвинули часть ограды загона, звонкий шлепок и протестующий крик козы, несомненно, той, которую он уже видел. Наверное, хозяин загнал ее на место.
Что теперь? Рорк быстро проиграл в уме два варианта. Первый: пастух остается снаружи, садится у костра и дает возможность Рорку закончить легкий ужин. После этого Рорк, забрав из лачуги все, что может ему понадобиться, тихо уходит из этого места.
Второй вариант был на случай возвращения пастуха в свою хибару. Поэтому, когда дверь открылась, Рорк уже был готов к встрече.
Появилась мешковатая фигура в накидке наподобие тоги – часть эфиопского национального костюма. Как показалось Рорку, это был мужчина средних лет. Он прошел через всю лачугу, бормоча что-то под нос, вытащил откуда-то из темноты большой кожаный бурдюк с водой – хорошо, подумал Рорк, надо знать, где что находится, – сделал глоток и поставил бурдюк на место.
Заметив на столе оставленную Рорком фляжку, он резко повернулся. Однако времени на то, чтобы как-то среагировать, у него не было: почти в ту же секунду ребром ладони Рорк ударил эфиопа чуть ниже правого уха. Тот рухнул на пол подобно марионетке, у которой обрезали управляющие ею веревочки. Это был достаточно деликатный удар: Рорк пощупал пульс и убедился, что эфиоп жив.
Рорку понадобилась пара минут, чтобы стянуть с пастуха сандалии, мешковатые хлопчатобумажные штаны и накидку. Он снял с себя и связал в узел свою одежду, чтобы позднее зарыть в землю. Затем переоделся в просторную одежду крестьянина.
Медленно двигаясь по лачуге, Рорк прикончил остатки хлеба и выпил из бурдюка около литра солоноватой воды. Большую часть из того, что оставалось, он перелил во фляжку.
– Спасибо, приятель, – сказал Рорк, обращаясь к распростертому на полу эфиопу.
Потом засунул за самодельный пояс своих новых штанов два магазина с патронами, в одну руку взял узел с вещами, в другую карабин и вышел из хибары.
Снаружи он огляделся. Что делать? Куда идти? Можно направиться на восток, ориентируясь по звездам. Вот там, низко над горизонтом, Большая Медведица: две ее крайние звезды направлены точно на Полярную звезду – это север. Однако он не имел никакого представления, как далеко до границы. Два дня ходу? Может быть, две недели?
Рорк понял, что ему ничего не остается, как смириться с чувством отвращения к верблюдам и, более того, на некоторое время сделаться другом именно этого животного, которое поможет ему выбраться из плена пустыни и которым необходимо научиться управлять. Не такое простое дело. Он подошел к животному. Рядом на земле валялись одеяло и седло. Верблюд лежал и надменным взглядом смотрел на Рорка. Уздечка на месте.
– Мне это еще больше не нравится, чем тебе, – пробормотал Рорк.
Он закинул одеяло и сел на горб верблюда, продернул ремень седла под ногами животного и туго его затянул. Потом взобрался на него. Верблюд медленно встал на передние, потом на задние ноги. Рорк дернул поводья, и животное тронулось с места.
В случае удачи, рассуждал Рорк, эфиоп подумает, что был ограблен бандитами и не заявит властям о ночном нападении на его лачугу. К тому времени, когда может быть обнаружен вертолет и на место заявится полиция, пастух со своим стадом будет уже далеко от дома.
В худшем случае он сам обнаружит вертолет и донесет об этом. Но к тому времени далеко будет Рорк.
10
Понедельник, 12 апреля
За восемь часов пути Рорк продвинулся на восток на двадцать пять миль, но хуже этого путешествия ничего не могло быть. Если и существовала какая-то хитрость в езде верхом на верблюде, то он ее так и не постиг. Еще давно, в Омане, когда ему впервые пришлось ездить на этом животном, он никак не мог научиться расслабляться и переходить в состояние своеобразного транса, как это без труда делали его подчиненные из числа арабов.
Теперь, когда скрытое еще за горизонтом солнце только-только начало подавать первые признаки своего скорого появления, осветив на востоке тонкую полоску неба, Рорк страдал от вызванных ездой в седле болей в спине и потертостей в области бедер. Кроме того, он был разбит и чувствовал страшную усталость.
Испытываемое им вначале радостное настроение, подъем, вызванный ощущением свободы, ночной прохладой, ярким светом звезд и цветовой гаммой, казалось, необитаемой пустыни – все это через пару часов езды куда-то испарилось. За всю ночь только однажды он остановился и спустился с верблюда – вырыть неглубокую яму и спрятать в ней костюм и туфли.
Вместе с болью физической в его сознании во всех подробностях стали возникать недавно пережитые события. Он потерял друзей и коллег по совместным боевым действиям. Перед его глазами вновь предстало лицо Коллинза, искаженное неимоверной болью от полученных ран, еще раз пережил он обреченную на неудачу попытку Халлорана спасти майора.
Конечно, Дикки не всегда был добродушным весельчаком, да и Питер имел свои недостатки, но, когда дело доходило до серьезных жизненных испытаний, они всегда приходили друг другу на помощь, были готовы пожертвовать собой ради спасения товарища.
Мог ли он сделать что-то большее, помочь Коллинзу и Халлорану взобраться в кабину вертолета и таким образом спасти им жизнь? Он снова проиграл в голове главные события того дня: убийство в посольстве членов эфиопской делегации, смехотворную попытку добиться сотрудничества и поддержки от Селассие, удар, нанесенный императору Коллинзом из самых добрых побуждений, но, к сожалению, оказавшийся для него роковым.
Нет, он ни в чем не может упрекнуть себя. Ведь они ходили по острию ножа, которое всегда отделяет успех от поражения; удача, как это часто бывает на войне, на этот раз отвернулась от них. Теперь он должен сделать все от него зависящее, чтобы выжить, иначе все принесенные во имя успеха их операции жертвы, смерть друзей и врагов в равной степени окажутся бессмысленными. Он сам и история того, что с ними произошло, должны стать известны людям, только тогда это будет чем-то вроде памятника, возведенного в честь их троицы. Побеждает тот, кто рискует. Рорк, как и любой солдат САС, руководствовался этим принципом.
Сейчас его ближайшая задача была чрезвычайно простой – найти место, где бы он в течение дня мог отлежаться незамеченным. Этого требовал инстинкт и рекомендации по выживанию в этих условиях.
После восьми часов хода верблюд, кажется, чувствовал себя неплохо, однако кто может сказать, сколько он еще выдержит, если Рорк попытается двигаться и днем? Странные создания эти верблюды. Как-то в Омане Рорк со своими людьми оказался в одном из оазисов, где увидел двух неподвижно лежавших в тени верблюдов. Они умирали, как объяснил им проводник. Животные были изнурены дорогой – их заставили долго и быстро двигаться, корма не хватало, и они шли, пока их ноги буквально не подкосились. Хозяева, не сумев поднять их, просто оставили бедных животных умирать, так как те были настолько слабы, что не могли ни есть, ни пить, хотя воды и пищи было предостаточно.
