Госпожу Жафрэ при этих словах так передернуло, что Ноэль недоуменно уставился на нее.
– Неужто в точку попал? – спросил он одновременно и боязливо, и радостно, искоса поглядывая на Адель Жафрэ.
– Балда! – Старуха уже оправилась от шока и принужденно рассмеялась. – Мне просто смешно слушать твои глупости! Как это можно принять меня за мужчину?
– Но… – начал было Ноэль, однако же осекся и пошел на попятную. – Конечно, такого не может быть, особливо если учесть ваши венерины округлости, у вас они будь здоров!
И впрямь: несмотря на худую, но весьма морщинистую шею, шелк корсажа старой дамы распирали груди весьма внушительных размеров.
– Что за неприличие! Что ты себе позволяешь? – возмутилась она, но не слишком всерьез. – Напрасно я с тобой обращалась по-дружески! Похоже, ты знать не знаешь, что такое хорошие манеры.
Руки ее еще едва заметно дрожали, но лицо было совершенно спокойно.
Ноэль, продолжая искоса поглядывать на нее, сказал:
– Надо думать, что это все-таки был господин Ларсоннер. Вы сейчас убедитесь, до чего он талантлив, бестия. Вот послушайте-ка, какая вышла история…
XVII
УЛИЦА БОНДИ
Уж кто-кто, а Ноэль не был новичком в своем деле, и имя Пиклюс, которым называла его по временам Адель, было по-своему знаменитым и известным завсегдатаям кабачка «Срезанный колос». Он тут же отметил волнение хозяйки, когда наудачу рискнул предположить, что немолодой высокий господин, главный виновник бегства, и престарелая Адель – это одно и то же лицо.
Но, следуя логике своего сыщицкого ремесла, рассудил: «Она так обиделась из-за старого господина, потому что ей не по вкусу мужская роль».
Но он очень долго прослужил под началом Приятеля-Тулонца (который как раз и был Видоком) и отлично знал, как опасно знать слишком много; к тому же и «экзамен» он принимал близко к сердцу.
Так что тут, по крайней мере, Адели Жафрэ удалось его ввести в заблуждение.
Он рассказал – и весьма живо, – как преследовал фиакр вдоль Бульваров, и при этом чувствовалось, что он остался доволен собой. Свой рассказ он украшал подробностями, желая привлечь к нему интерес.
– Утверждать, что я не «сел на хвост» злокозненному Ларсоннеру, было бы несправедливо, – разливался он, – однако я хотел сделать приятное и вам, слово чести! От «Ослиного копыта» до «Галиота» путь немаленький, но, пробегая мимо «Срезанного колоса», я был свеж как огурчик.
И вот у лавочки Лазари мне на глаза попался молодчик, который мчался, как олень, и скорость у него была не меньше моей. Меня не нужно было толкать в бок, чтобы я сообразил, в чем тут дело. Я навострил уши и услышал, что топочут и позади меня, причем топочет вовсе не лошадь и не собака. Я припустил сильнее, но возле театра Гете, где дают сегодня «Эстрападскую пещеру», меня тесным кольцом окружили продавцы билетов, предлагая поплакать за пять су. Трюк бы поставлен мастерски, и если его автор – вы, то примите мои поздравления!
Фиакр был уже так близко, что я мог уцепиться за задние рессоры. Я послал к черту мошенников-билетчиков, но они, вместо того чтобы отстать, сгрудились еще теснее. Но я-то быстро понял, в чем дело, и опрокинул сначала одного, а потом второго и третьего. Проход наконец свободен, и я уже мчусь со всех ног… Но говорю же вам, что они продумали все до последней мелочи! Вдруг слышу – мне кричат в самое ухо: «Ты что, не видишь, что настал день?»
Откуда ни возьмись, передо мной вырастают три, а может, даже четыре здоровенных парня – и вот я уже валяюсь на земле от классического «удара молотом», держа в зубах собственную шляпу. Ничего не скажешь – врезали мне славно, уж поверьте!
Господин Ноэль приврал совсем немного – разве что вывел на сцену слишком уж большое число своих противников, так что мы имеем полное право поблагодарить его за точность. Госпожа Жафрэ слушала с насмешливым благодушием, но безразличие ее было наигранным, она не пропускала ни единого словечка.
– Вам, конечно, на это наплевать, – продолжал господин Ноэль, – но мне – нет, ибо у меня теперь одной шляпой меньше. И все-таки, полежав, я постарался встать на ноги. Признайте: дураком меня никак не назовешь, шарики-то у меня всегда крутились. Я взъерошил волосы, снял пальто и повесил его на руку. Пустяки? Но я будто турком нарядился. Все ведь привыкли, что я одет с иголочки. Про себя я подумал: к черту фиакр, но возле театра я еще могу зацепить тех, кто торговал билетами.
– Ну и?.. – спросила мадам Жафрэ, зевнув во весь рот. – Рассказывай покороче, а то видишь, меня уже в сон клонит.
– Разбудить вас дело одной минуты, – отозвался Ноэль. – Как раз возле театра я приметил парнишку, которому его рабочая блуза была явно не по плечам, он о чем-то толковал с одним постреленком, хорошим моим знакомцем. И оба они хохотали в голос, негодяи! Так вот, этот парнишка и был господином Ларсоннером собственной персоной, а второй – Клампеном по прозвищу Пистолет.
– Помощник инспектора Бадуа? – прервала Адель.
– Именно! Вы ведь его помните, хозяйка? Одно время он повадился в «Срезанный колос», но там его быстренько раскусили, – вспоминал Пиклюс.
– А ты слышал, о чем они говорили? – осведомилась госпожа Жафрэ.
– Ни единого слова. Когда эти субчики толкуют на свежем воздухе, ушки у них на макушке, к ним не подобраться, – заявил тюремный надзиратель.
– Неужели же?.. – начала Адель.
– Минутку терпения. Я повернул и зашел к ним с тыла, и мне тут же показалось, что я услышал ваше имя… – сообщил господин Ноэль.
– Мое? Госпожа Жафрэ? – недоумевала старуха.
– Нет, другое – Майотт. Но может, я и ошибся, – проговорил Пиклюс.
– А может, и нет, Пиклюс, – сказала старуха, сверля его пристальным взглядом.
Но пронзительный взор круглых совиных глаз хозяйки ничуть не смутил Пиклюса.
– Вы же сами понимаете, с вами я играю честно. А захоти я наплести вам с три короба, то коробов у меня оказалось бы вдосталь. Не пойдете же вы к Ларсоннеру или Пистолету перепроверять меня!
– Вот как? – холодно спросила Адель.
– Ну сходите, мне-то что! В общем, потом они двинулись в путь, и я следом за ними; они завернули за Шато д'О и оказались на улице Бонди, а там зашли в большой особняк, что напротив Амбигю. Я подбежал к воротам и уловил только одну фразу: «Он платит».
– Кто – «он»?
– И кому? Тоже ведь вопрос, не так ли? Ничего этого я не знаю. Но я еще своего рассказа не кончил, как вы сами догадываетесь. Они исчезли за дверью справа, которая, как мне показалось, вела на первый этаж, и я тут же подбежал к окнам, что глядят на улицу. Они слабо светились за закрытыми ставнями, но рамы, видимо, были подняты, потому что я совершенно отчетливо услышал голос, который сказал: «Отворите…»
