Последние песчинки в часах упали, и епископ перевернул колбу. Приближалось время службы в соборе. Однако прежде чем начать облачаться в полагающиеся литургические одежды, епископ послал за одним из рыцарей своего окружения и приказал тому срочно отправиться на остров Уайт. Генри Винчестерский хотел разобраться, как вышло, что непреклонные тамплиеры отпустили с принцем леди, которую обязались охранять.
На следующий день, в четверг, умолкли до воскресенья все колокола. Но сам город гудел, будто пчелиный улей. Постоялые дворы были переполнены, на улицах шла бойкая торговля и одновременно большая уборка, как и положено в предпасхальные дни. Белились фасады домов, вывозились кучи мусора, хозяйки натирали воском деревянные ставни, разгоняли бродивших по улицам свиней. И конечно, отовсюду доносились запахи стряпни: женщины ставили тесто и закупали пряности для пасхальных пирогов, чтобы жжение во рту напоминало о страданиях Христа. Также в особых формочках изготовляли печенье в виде кролика, любимое детьми и взрослыми: этот пушной зверек с давних времен олицетворял изобилие и плодовитость. Детям рассказывали, что именно кролики прячут на Пасху крашеные яйца, которые молодежь и дети будут искать и дарить друг другу.
В этот четверг Милдрэд вместе с дочерьми графа Арундела отправилась в город. Пасхальный четверг считался днем милосердия, и девушки взяли с собой по кошелю для раздачи милостыни. Во время их отсутствия к Юстасу прибыл его капитан Геривей Бритто, с которым они надолго заперлись в покоях. После разговора с ним принц сначала был задумчив, потом собрался и отправился в собор, где в это время находились граф Арундел с дочерьми и сопровождавшая их Милдрэд.
Принц повел себя весьма любезно, даже смог увлечь Милдрэд от ее спутников, когда показывал ей гробницы саксонских королей. Их статуи составляли как бы еще один ряд колонн в боковом нефе, и девушка вместе с принцем рассматривала увенчанные каменными коронами изваяния королей Кенгильса, Кеневульфа, Эгберта. Там они неожиданно застали за молитвой Хорсу. Правда, при их приближении саксонский бунтарь тут же поднялся и ушел.
Едва он удалился, Милдрэд негромко сказала принцу:
— До сих пор не могу опомниться, что вы взяли на службу этого человека. Он возненавидел меня после того, как я отказалась выйти замуж за привезенного им невесть откуда потомка саксонских королей. Хвала Всевышнему, что Хорса отказался от своих планов ради службы вашему высочеству.
— Да, за Хорсой следует приглядывать, — согласился Юстас. — А как я могу держать этого смутьяна под наблюдением, если не назначив его главой моих саксонских отрядов?
— Так просто? — вскинула брови девушка, глядя вслед своему неприятелю, удаляющемуся среди мощных каменных столбов собора. И добавила на латыни: — Parturiunt motes, nascetur ridiculus mus[49].
— Что вы этим хотели сказать? — не понял Юстас.
— О, не обращайте внимания, милорд, — засмеялась Милдрэд. Ей не нравился Хорса, но она не желала ему зла, потому и словом не обмолвилась о том, что еще не так давно тот собирался, ни много ни мало, начать собственную войну против всех норманнов сразу.
Негромко переговариваясь, они двигались по огромному пространству длинного нефа собора, и Милдрэд не могла не восхищаться его мощью и красотой. Неф уходил далеко вперед, его стены покрывала старинная роспись, а чередование полукруглых высоких арок было так торжественно и величаво, что перехватывало дыхание. Юстас проводил девушку к уникальной крипте, нарочно построенной с таким расчетом, чтобы ее затопляло водой. Возможно, пояснил Юстас, затопление происходит само собой, вследствие того, что вода подмывает фундамент, но все же отражение огня в темной глубине смотрелось очень красиво. Поведал он и про библиотеку храма, где хранится труд саксонского ученого монаха Беды Достопочтенного, описавшего историю саксов в столь древние времена, что и представить трудно.
— И вы читали ее? — оживилась Милдрэд.
Она дивилась, как хорошо образован принц, ей было с ним интересно.
— Вы довольны, что поехали со мной? — вкрадчиво спросил Юстас.
Девушка одарила его улыбкой. И принц забыл, что безобразен, забыл, что он чудовище, увлекшее красавицу. Даже то, как она оперлась о его руку при выходе из собора, где их ожидали граф Арундел с дочерьми, обнаруживало ее доверие.
Прогуливаясь, они двинулись по пересекавшей весь Винчестер Хай-стрит, столь широкой, что на ней могли разминуться две телеги. Здесь сохранились выложенные еще римлянами плиты, что делало ее чистой и красивой. Они рассматривали нарядное здание ратуши и большой каменный крест на площади перед ней. Пройдя весь город, они подошли к старому королевскому дворцу, ныне почти не обитаемому, но где по-прежнему чеканили королевскую монету, и, среди грохота и шума, смотрели сквозь решетку, как для Англии куют пенни, а из-под ударяющих по матрицам молотов вылетают огненные искры.
Здесь Милдрэд опять увидела Хорсу. Он наблюдал за ними издали, но девушке не понравилась презрительная улыбка, с какой он на нее смотрел. Поэтому ей стало легче, когда они двинулись вдоль городской стены к недавно построенной епископом Генри лечебнице Святого Креста — длинному зданию из светлого камня, где находили приют больные и нуждающиеся, а также останавливались крестоносцы перед отправкой в Святую землю. Свернув в боковую улочку, они оказались в квартале кожевников, и девушки зажимали носики от вони, когда по шатким мосткам пришлось переходить через специально отведенные сюда каналы с мутной водой. А когда они вышли к кварталу мясников, юной Агате д’Обиньи вообще сделалось дурно при виде освежеванных туш и потоков крови. Было решено возвращаться в Уолвеси, к тому же ясное небо стало затягивать тучами. Пошел дождь — вначале мелкий, он стал быстро усиливаться, так что ко дворцу епископа они почти бежали под потоками воды.
В Уолвеси Арундела ожидал гонец. Переговорив с ним, граф изменился в лице и сообщил, что ему придется уехать.
— У графини Аделизы начались преждевременные роды, — пояснил он. — Когда дама в возрасте моей супруги, это внушает опасения. Поэтому мы с моими девочками немедленно начнем собираться в дорогу.
Этот неожиданный отъезд смутил Генри. Пока Арундел оставался в Винчестере, он мог положиться на него и не опасаться за судьбу дочери Эдгара. Сам же епископ не решался взять Милдрэд под свою опеку. И хотя того требовал его долг, Генри не желал портить отношения со столь непредсказуемым и непримиримым человеком, как Юстас.
Поэтому он и не вмешивался, на другой день заметив племянника и саксонку во дворе, когда грумы уже подводили к ним оседланных лошадей. Причем сопровождали их лишь несколько охранников, что указывало на намерение совершить обычную прогулку верхом. И это в Страстную пятницу, когда полагалось прекратить всякие увеселения и молиться!
