Педро дель Карпио мысленно улыбнулся, но ответил не сразу.
— Сеньор де Вега, — официально начал он, — вы мне нравитесь, я был бы рад видеть вас своим зятем. Я знаю, что вы любите Патрицию, наслышан о ваших к ней чувствах. О том, как вы бегали за ней, словно комнатная собачка, старались исполнить любую прихоть.
Риккардо покраснел, и это еще сильней подняло барону настроение.
— Вы любите Патрицию, — продолжал Педро, — но Пат — моя отрада, мой единственный ребенок. Я хочу, чтобы она была счастлива. И не могу ее неволить.
— Что ж, барон, спасибо за прямой ответ, я знал, что у меня нет шансов…
— Эх, Риккардо, — рассмеялся Педро, да так, что лошади испуганно всхрапнули. — Я не гоню тебя прочь, просто говорю — подожди. Я поговорю с Пат, она хоть и своевольна, но пока прислушивается к моему мнению. Будь рядом, докажи ей, что с тобой она будет счастлива. А я постараюсь развеять ее предубеждения против твоей персоны.
Риккардо внял словам барона. Окружил его дочь ненавязчивым вниманием, был одновременно и где-то рядом, всегда готовый прийти на помощь, выполнить мелкую услугу, просьбу, составить компанию, и в то же время чуть вдалеке, чтобы не надоедать ей своим обществом, когда она того не желает.
Граф мил, галантен, мягок и добр, почти не ревновал ее, спокойно относился к ее легкому флирту с другими, понимая, что чрезмерными требованиями может только обозлить Патрицию.
Время для Риккардо разделилось на три части: месяц[19] в Вильене рядом с любимой, месяц — в Кардесе, о делах графства он никогда не забывал, две-три недели, в зависимости от времени года, — на дорогу.
Патриция колебалась. С одной стороны на нее ненавязчиво давили отец и мать, с другой — внимание Риккардо, его любовь, эти чувства были ей приятны, находили отклик, подарки и внимание вызывали благодарность, нет, она не полюбила графа, но старалась быть с ним пообходительней. Улыбалась, шутила, уже без прежней язвительности, проводила с де Вегой больше времени, часто ловя себя на мысли, что рада его обществу.
Риккардо же расцветал на глазах, видя улыбку на губах Патриции, особенно если причиной ее был он.
Ее лучшая подруга и наперсница Анна тоже выступала за союз Риккардо и Патриции.
— Пат, рассуди сама, — сказала ей как-то раз Анна, — отец от тебя не отступит, ссориться с ним ты не хочешь. Это, во-первых. Второе: сейчас твое сердце свободно, какая тебе разница, за кого из нелюбимых выйти замуж? Или ты собираешься уйти в монастырь?
Патриция лишь улыбнулась в ответ.
— Де Вега, — продолжала Анна, — не самая плохая кандидатура. Знатен, богат, не урод и молод. Вместе эти качества сейчас встречаются редко. Если вытащишь его из кардесского захолустья — станешь блистать при дворе в Мендоре. Чтобы управлять им, он мягок, тебе нужно будет только позволять себя любить.
— Если он так хорош, почему ты сама не приняла год назад его предложения? — парировала Патриция.
— Не люблю быть второй, он обратил на меня внимание лишь назло тебе. Хотя, Пат, может, ты уступишь мне Риккардо? Хочу быть графиней.
— Нет уж, — рассмеялась Пат, — я его тебе не отдам.
На следующий день, гуляя с Риккардо по тенистым аллеям, она неожиданно для графа обмолвилась:
— Мои подруги, наблюдая, как вы ухаживаете за мной, решили, что вы будете хорошим мужем.
— А вы, Патриция, что думаете по этому поводу? — небрежно, стараясь унять дрожь в голосе, поинтересовался Риккардо.
— Я начинаю склоняться к тому, чтобы согласиться с их мнением.
— Пат, — он взял ее за руки. — Я люблю тебя, Пат!
Девушка улыбнулась.
— Скажи это еще раз.
— Я люблю тебя! — воскликнул он, целуя ее руки. — Патриция дель Карпио, я обожаю твое прекрасное тело, нежные, мягкие руки, кои так хочется целовать, голос, что приятнее пения птиц. Лик прекрасен, улыбка ярче солнечного света, один вид твой может сделать меня счастливым.
Риккардо опустился на одно колено.
— Патриция, прошу тебя, будь моей женой, клянусь, я сделаю тебя самой счастливой женщиной на свете!
— Обещаешь? — лукаво спросила она.
— Обещаю.
— Я запомню эти слова, Риккардо. А теперь встань с земли, — девушка потянула его за рукав камзола. «Я согласна», хотела сказать Патриция, но не успела, произнесла лишь: — Я со… — потому что Риккардо обнял ее и поцеловал.
Этот поцелуй длился долго, очень долго, граф не отрывался от ее губ, боясь, что если он это сделает, то происходящее окажется иллюзией.
В тот же день Патриция попросила у отца и матери родительского благословения на брак. Мать ее заплакала от радости, а старый барон крепко обнял Риккардо со словами:
— Я всегда мечтал о таком сыне.
На следующий день Патриция увидела Риккардо лишь ближе к вечеру, глаза графа светились от счастья при виде ее, вот только чуть заметные круги под глазами портили всю картину, но Патриция была не в обиде. Знала, что спаивать графа начал еще ее отец:
— Выпьем за ваше счастье!
А потом Риккардо забрали друзья — Карл де Санчо и Хуан де Боскан. Последний заявил Патриции:
— Сеньорита, я буду, счастлив, когда вскоре смогу называть вас сеньорой. И в честь такого замечательного события я торжественно обещаю: мы выпьем не меньше бочки старого доброго вина.
— Не слушай его, Пат, — отмахнулся Риккардо.
— Патриция, — продолжал Хуан, — у вас нет для меня красивой подруги?
— Есть, но это уже ее выбор, — смеялась Пат.
Свадьбу запланировали на позднюю осень. В конце лета Патриция и Риккардо хотели съездить на месяц-другой в столицу. Побывать на Большом Королевском Балу, заказать столичным ювелирам обручальные кольца и другие свадебные драгоценности — традиционный подарок от жениха невесте. Купить мебель, драгоценную посуду, ткани и драпировки. Привести в порядок столичный особняк графов Кардесов — он пустовал со времен Энрике де Веги.
Патриция привыкала к роли хозяйки, хотя в Осбене, городе-резиденции графов Кардес, она еще не бывала.
Они осуществили задуманное. Приехали в Мендору. На переезде через городскую заставу под колеса кареты попала старая облезлая рыжая псина[20]. Никто этого не заметил, а зря. Риккардо и Патриция забыли, что столица любит играть людскими судьбами.
Альфонс де Васкес был человеком жестким, решительным, волевым. Он всегда добивался того, чего хотел. Эти черты характера вкупе с умением нравиться женщинам и общительной и пылкой натурой делали его грозой всех прекрасных сеньор и сеньорит в Мендоре. Столица любила красавца Васкеса, он отвечал ей тем же. Искренне любил ее блеск и шик, принимал как должное и даже неотъемлемое ее интриги и заговоры. Страдал, когда приходилось ради неотложных дел покидать Мендору и отправляться в Вильену, где у его семьи были большие владения.
Альфонс был своим и в кругу сплетников, распространителей слухов, и в компании гвардейских рубак, и в обществе старых интриганов.
Он не был злым, ему не доставляло радости чужое горе, но если требовалось сокрушить соперника, устранить конкурента, его собственного или конкурента друзей и покровителей, сломать человека, то Васкес никогда не колебался. То, что приносило ему пользу, он считал добром, все, что совершало обратное, — злом.
Альфонс любил играть людьми, менять их судьбы, что полностью соответствовало гербу его рода — на синем поле скрещены золотые меч и кубок — и девизу «Рожден побеждать».
Однажды осенним вечером в особняке герцога Гальбы за столом, где шла ожесточенная игра в карты, он услышал:
— Господа, сегодня я проезжал по улице инфанта Сида, старый особняк графов Кардесов меняется на глазах. Наследник великого Энрике приехал в столицу. Я раньше ничего о нем не слышал, что это за юнец?
— Внешне — вылитый отец, только взгляд другой, нет знаменитой стали кардесского Кондотьера[21]. Неплохой парень, наивный, богатый, — при последних словах собеседники, профессиональные игроки, оживились. — Впервые в столице. Привез с собой из провинции невесту. Говорят — хороша собой.
