значит, надо мне.
— Яга, — обращаюсь я к ней, — у нас школа ведовская, значит…
— Знаю о ней, — кивает она. — Что не так?
— Да всё не так! — в сердцах отвечаю я. — И детей мучили, и не учили ничему толком, и…
— В темнице сидят, можешь полюбопытствовать, — комментирует мамочка.
— Нет уж, спасибо, — хмыкает Яга. — От меня что нужно?
— Учителя нужны, наставники, нет же ничего, — объясняю я. — А дети — сироты же сплошняком, и деть их некуда! Их согреть надо! Веру дать!
— Эк тебя, — качает Яга головой. — Ну хорошо, учителей с наставницами я вам подгоню, а вот веру дать…
И тут я предлагаю самой Яге школу возглавить и брать туда тех, кого она нужным посчитает — без разбора и притеснения. Ну, это я не сама придумала, конечно, я же не только книжки писала, я и читала тоже, но вот в одной книге у меня было что-то подобное. И я начинаю объяснять, припомнив, как оно у меня было описано. Одновременно с этим я и маме рассказываю о том, почему эта идея хорошая.
Яге, я вижу, идея нравится. Нравится она и мамочке, переглядываются они, а я уже и не знаю, как легендарную нашу уговорить. По идее, ей скучно же в лесу сидеть, поэтому на такое должна легко уговориться, но, с другой стороны, это же сколько проблем! Вот я и ищу аргументы, чтобы уговорить, хотя кажется мне, что баба Яга просто куражится, нечисть же! И вот, когда я уже чувствую усталость, она кивает.
— Договорились, — улыбается мне как-то вдруг ставшая молодой женщиной легендарная нечисть. — Тогда я займусь школой, ты о том не думай. Будем ждать тебя в положенный срок.
— Что значит «в положенный срок»? — удивляюсь я.
— Месяца через три, — объясняет мне Яга. — Как раз в себя придёшь и с делами закончишь.
Я хлопаю глазами, не в силах понять, о чём она говорит, а Яга берёт каждую мою руку в свою и оглаживает её сверху донизу. Она делает это с какой-то странной улыбкой, при этом шепчет что-то, а я вижу — будто серый порошок сыплется с моих рук на пол.
— Здоровы отныне твои руки, — сообщает мне Яга. — Справилась ты, а по делам и награда.
— Как здоровы? — не сразу доходит до меня.
А вот мамочка верит с ходу, принимаясь меня обнимать. Я тоже верю, просто доходит до меня медленно, как раз тогда, когда я её обнимаю. Руками обнимаю, как будто и не было ничего. Я поднимаю взгляд, а у двери стоит мой Серёженька и, кажется, сейчас плакать будет. Потому что чудо же… И я срываюсь с места — к нему. Обнять его, наконец, прижаться, почувствовать!
— Да, Алёна, истинная любовь — это редкость, — слышу я голос Яги. — Большая редкость, оттого хватит им уже приключений, пусть взрослые берут всё в свои руки, а они — бегают, прыгают и радуются жизни.
— Да, — соглашается мамочка. — Пора наводить порядок в нашем царстве.
— Мамочка, а мы же ещё налоги посмотреть хотели, — припоминаю я.
По-моему, они смеются, а я просто прижимаюсь к Серёже и не могу ни о чём думать. Мамочка и папочка разберутся, что это было, Яга школу в ежовые рукавицы возьмёт, а стража уже всё поняла, и они все хорошие. Значит, получается, конец приключениям?
Глава двадцать первая
— Век бы этих приключений не видеть, — сообщает мне Серёжа, пока мы топаем в темницу.
— Вот разберёмся, что и как, — отвечаю я ему, — и будем отдыхать. У тебя с фехтованием как?
— Ну, не мастер спорта… — задумчиво тянет жених. — А что?
— А давай после… — жалобно прошу я его.
Хочется мне шпагами позвенеть, вот чего-то накрыло и захотелось, значит. Хотя, понятно, чего — руки же восстановились, а зарядку мы делаем вдвоём, как привыкли. Вот и хочется мне, значит, узнать, насколько я себя сама защитить могу. Мало ли что будет в той школе, хотя я в Ягу верю, но дети — они разные. Правда, так получается, что часть мальчиков тоже с даром, только с колдовским, ну и Серёжа мой. А колдунов в царстве у нас немного, и они все мужчины, ибо у женщин этот дар не встречается.
Сейчас мы спускаемся в темницу, чтобы поставить все точки над нужными буквами. Я так и не поняла, зачем это было сделано, а Посольский Приказ у нас теперь вообще не на Руси находится. Папка, ну, царь-батюшка, этот пережиток прошлого просто уничтожил — не было от него никакой пользы, не могут такие миры, как наша Русь, с другими торговать — всё, попавшее к нам, рассыпается, кроме живых, конечно. Но рабов нам, в отличие от них, совсем не нужно, вот и закрылся наш мир на замочек. Впрочем, нам ещё в школе расскажут, чем такие миры друг от друга отличаются.
— То есть, по сути, получается, им рабыни нужны были? — интересуюсь я. — Оставим этическую проблему, но платить они чем хотели, ведь ничего материального не передашь?
— А вот сейчас и спросим, — отвечает мне Серёжа, хотя он ответ знает, я вижу.
Видимо, мой любимый хочет, чтобы я это сама услышала да выводы сделала. Значит, так себе новости, что я и сама понимаю. Вот и дверь, кстати, там уже все подготовлено для того, чтобы царевна Милалика всё услышала сама да в глаза заглянула тем, кто такое непотребство с детьми творил. И неважно, что именно они делали, потому что им доверили, а они… Твари какие-то, а не люди.
Мы заходим, усаживаемся, а перед нами… Марья. Я так и думала, что она во главе всего стояла, слишком уж уверенной была. И на каждый вопрос ответ знала такой, что нам понравиться он не мог. Правда, сейчас Марья выглядит не очень презентабельно — в одной рубашке, без волос и с ненавистью во взгляде. Очень мне интересно всё-таки, чем ей платили, поэтому вопрос я задаю.
— Силой жизни младенца, — отвечает мне женщина.
Я понимаю, что это что-то нехорошее, но вот почему оно такое дорогое, не осознаю. Зато, видимо, Серёжа этот вопрос провентилировал. Он тяжело вздыхает под
