Две девочки, Юля и Надя, тоже не представляли собою бинома Ньютона. Со вкусом одеты, при золотишке, разговор могут поддерживать самый светский – но мечены неизгладимой печатью если не эскортниц, то все равно профессиональных девочек для застолья.
Женщина по имени Марина была несколько загадочнее. Если Надя с Юлей светскими дамами не выглядели как раз из-за того, что чересчур уж казались подчеркнуть эту самую светскость, Марина, годами пятью старше Даши, как раз и выглядела настоящей дамой: платье из разряда простеньких на вид, но ужасно дорогих, драгоценности интересны не глупым обилием золота, а изящной работой, в манерах – ленивая непринужденность хозяйки жизни. Даже полковник, стремительно надиравшийся, задевать ее опасался – ибо был пару раз пригвожден к позорному столбу язвительнейшими репликами, облеченными в безукоризненно вежливую форму, после чего лишь смущенно фыркал, но устроить аварию уже не грозил. Даша уже была уверена, что Марина не соврала насчет истинной профессии Волховича – а это прибавляло загадок. Равно как и безнадежности – если полковник похитил Ниночку, выполняя прямые служебные обязанности, если военные играют какую-то свою игру, к ним не подберешься…
– В честь чего вечеринка? – спросила она у Романа, спохватившись, что выглядит чересчур уж задумавшейся. – Или – просто так?
– Тысяча лет русского рэкета, – усмехнулся он.
– Это как?
– Знаете, кто на Руси был первым, официально зафиксированным в документах рэкетиром? Князь Игорь. Только не тот, про которого написали «Слово» и оперу – муж Ольги и отец Святослава. Все классические детали соблюдены – заявился к древлянам, взял законную дань, потом вернулся и стал, говоря современным языком, гнать беспредел, требовать еще. Древляне обиделись, забили стрелку, устроили разводку, да ненароком и прикончили…
Даша тоже усмехнулась:
– Ну, если уж проводить параллели, то стрелку уже потом забила княгиня Ольга, когда спалила древлянскую столицу… Господи боже мой, выходит, наша история писаная с рэкета и начинается? С града Коростеня?
– Ничего, западноевропейская тоже, – утешил ее Роман. – Все эти германские вожди, которые приходили к Риму и требовали отстегнуть от доходов… Не меняется человечество. А вы, я вижу, далеко не так просты – помните, что Ольга жгла град Коростень…
– Помилуйте, я и не прикидываюсь дурой, – сказала Даша. – Какая есть. А про Коростень я совсем недавно в книжке читала – такой пухлый боевичок, на обложке голая девка с мечом… Постойте, а разве Игоря тысячу лет назад замочили? По-моему, раньше…
– А какая разница? – пожал плечами Роман. – Плюс-минус… Домой торопитесь? (Это он перехватил взгляд, брошенный Дашей поверх его плеча на вожделенные часы.)
– Да нет, с чего вы взяли?
– На часы поглядываете.
– Не на часы, а на камин, – сказала Даша, про себя зарекшись уделять внимание чертовым часам. – Смотрю с тоской и не могу его представить в своем бедном обиталище…
– Ну, слава богу, а я-то решил – дома ревнивый муж…
– Вот уж чего нема, того нема, – сказала она чистую правду.
Еще через пару минут констатировала про себя: а ведь клеится, стервец, галантно, но недвусмысленно. Расклад пар эту версию подтверждает: Надей по-хозяйски завладел полковник, Влад прочно прилип к Юле, а Марина определенно сама по себе, а не чья-то партнерша… Судя по оцепенелости Стольника, он заранее выбывает из борьбы, даже понарошку своих прав не предъявляет, хотя мог бы и подыграть, паразит. Крепко его держит Роман, интересно только, на чем…
Вечеринка была самая стандартная, отличавшаяся лишь роскошью стола: шумная трепотня ни о чем, анекдоты и хохмы, скоро согласно неписаной традиции начнутся пляски и обжиманья по углам, кто-то полезет из-за стола размяться, кто-то останется…
Полковник надирался старательно и умело, откровенно потискивая хлопавшую его по рукам Надю. Марина тоже была изрядно пьяна – но, в отличие от шумного Волховича (оравшего сейчас, что его род происходит от доподлинных древнерусских волхвов, потому и фамилия такая), всецело ушла в неподдельную меланхолию – полное впечатление, что не замечает окружающих, уставясь куда-то в неведомые дали заторможенным взором. В общем и целом, компания, если прикинуть, была самая обычная – не просматривалось пока что скрытых противоречий, старых счетов, взаимных обид. Хорошо знающие друг друга люди в сотый раз собрались на даче приятно провести время… А посему возникает интересный вопрос: что такого могла услышать на одной из подобных вечеринок Маргарита Монро? Зауряднейший треп…
Электричество давно уже погасили, служанки принесли несколько подсвечников. Даша признала про себя, что ей здесь определенно нравится – пока что нет необходимости лицедействовать и вести сложные игры, в голове легонечко зашумело, но выпивка хорошая, а закуска еще лучше, так что держать себя в руках легко…
Первым, возжаждавшим активных развлечений, оказался бравый полковник (впрочем, похоже, его к тому склонила облапанная Надюша, возжаждавшая передышки). Приоткрыли одно из высоких окон, впустив прохладного воздуха, народ разбрелся по каминной, кое-кто вообще вышел, кто-то включил магнитофон. Даша едва не вздрогнула, когда из динамиков рванулся с неповторимой хрипотцой голос Маргариты Монро:
А по чащобам – лешаки,а на дороге – казаки.И их дорога тяжела и далека.Кто бы ведал наперед,что однажды чешский сбродвыдаст красным адмирала Колчака…
Этой песни Даша прежде не слышала. У нее осталось стойкое впечатление, что запись «домашняя» – на заднем плане явственно присутствовал посторонний шум, голоса, смех. Она сидела в том самом историческом кресле, что приютило некогда лично Л. И. Брежнева, а над ухом у нее надравшийся Волхович подпевал покойнице так, что едва не забивал динамики:
На нас Россияидет в набег.Но тем красивейбагряный снег.Но наши шашки —верней жены.Давай отмашкуволкам войны,руби с оттяжкой,спасай, казак,зелено-белыйсибирский стяг!
Мельком глянув на него снизу вверх, Даша поневоле передернулась – физиономия у полковника лишилась пьяного добродушия и выглядела зверски. С таким лицом и в самом деле пластают шашкой от плеча до седла. Он орал с небывалой сосредоточенностью и злостью, поклясться можно, что сейчас-то и полезло подсознание…
К счастью, следом шла вполне нейтральная песенка, где без особой причудливости переплетались измены, сердечные терзания и полевые цветы. Полковник, однако, не в силах был угомониться – направился всерьез снимать шашку со стены, рыча что-то насчет московских колонизаторов и грозя всех распластать, но был на полпути перехвачен Романом, исполнявшим роль умелого дирижера, возвращен к столу и ублаготворен бокалом вина, каковой Роман ему предложил выпить в память генерала Пепеляева.
– Господа инсургенты! – громко заявила Марина. – Вы бы орали поменьше, а то по старому русскому обычаю удачу спугнете… Бонапарт, между прочим, по аустериям не вопил допрежь дела…
Даша перехватила устремленный на холеную дамочку взгляд Романа – совершенно трезвый, жесткий, колючий. Так смотрят поверх ствола, уже плавненько потянув спуск…
Это тут же исчезло, он стал прежним, но переместился поближе и, усевшись в соседнее кресло, притворяясь беззаботным, краешком глаза держал Марину в поле зрения. Даша подобралась – похоже, что-то, наконец, прорвалось наружу, пусть непонятное пока…
Марина, с трудом сохраняя равновесие, присела на широкий подлокотник Дашиного кресла, наклонилась к уху и сообщила оглушительным мелодраматическим шепотом:
– Верно тебе говорю – наши Бонапарты слишком много пьют и слишком громко орут задолго до брюмера, потому из них и не выходит никаких Бонапартов…
«Опять Бонапарт, – констатировала Даша. – И снова брюмер».
– Мужики… – пожала она плечами.
– Вот то-то. Женщинам надо поручать… Точно тебе говорю, женщинам…
Громкий кашель Романа был явно деланным. Марина вдруг слегка обмякла, словно вспомнив нечто для себя важное, прошептала Даше в ухо:
– Прелесть моя, а вас никогда не привлекала женская любовь?
– Абсолютно мимо жизни, – сказала Даша.
– Пьяна я уже, вот досада, нет ни сил, ни искусства тебя соблазнять по всем правилам… Лучше удалиться. – Она, опершись на Дашино плечо, выпрямилась и громко объявила: – Я пошла спать. Чтоб без меня – никаких брюмеров. И девочку не обижайте…
И проследовала к выходу (покосившись перед тем на Романа определенно боязливо). Даша, манерно пуская дым, мотала на ус. Роман торопливо вышел следом. Она обратила внимание, что уже исчезли и Стольник, и Надя. Юля и Влад ворковали в дальнем, самом темном углу. Динамики иностранными голосами выдавали ламбаду, колыхались огоньки свечей, бросая причудливые тени, – это Волхович решительно маршировал прямо к Даше. Подошел, прищелкнул каблуками: