– Вот и применили!
Он сказал успокаивающим голосом:
– Капитан, я военный, а военные не бывают демократами.
– Все правильно, – сказал я. – К счастью, наше руководство решилось наплевать на протесты госдепа, что лезет во все дырки… Госдеп – это не Америка! Америка – это Гейтс, Цукенберг, Маск, Курцвейл…
Они даже задумались, стараясь понять, как это повернуть, а я поглядывал на проплывающий лес с небольшими вкраплениями коттеджных поселков разного уровня благосостояния.
На расчищенной от деревьев полосе в окружении неприметных домиков стоит военный самолет, скоростной, что видно по его бойцовской фигуре.
Вертолет опустился от него буквально в десяти шагах. Десантники мигом выметнулись, соскакивая на землю сразу по трое, и с разбега запрыгивали в распахнутое чрево самолета.
Поддубецкий влез последним, самолет тут же легко понесся по взлетной полосе, легко прыгнул в небо, где-то с ее середины.
Ингрид заметно расслабилась, вслед за Поддубецким, морщась, сняла наушники.
Поддубецкий сказал с облегчением:
– Предпочитаю, как говорится, живой звук.
В самолете нет того грохота, как в вертолете, хотя шумит достаточно сильно, не пассажирский, конструкторы удобства принесли в жертву скорости и маневренности.
Поддубецкий выудил из сумки большой планшет, развернул так, что он стал размером с телевизор.
– Смотрите, вот снимки города, куда заложницу предположительно повезли.
– Ого!
Он сказал неохотно:
– Не надо ужасаться его виду, мы не хотели его превращать в такое! Нас вынудили.
Я помалкивал, вся операция как на ладони, три предыдущие тоже. Все верно, после этой, которую назвали «русские рассердились», бойцы халифата уже не решаются открыто входить на земли России, да и местные страшатся даже подумать, что русские заподозрят в пособничестве боевикам.
Силу все понимают, все-таки мы животные, хоть и гордо именуем себя уже людьми, но с этим поспешили, поспешили, потому и с коммунизмом облажались. С питекантропами коммунизм не строят, даже пусть всех обучили читать, писать и ездить на велосипеде.
– Мир слишком велик, – сказал я с неудовольствием. – Спутниковое наблюдение вроде бы ах-ах сделало земной шарик совсем крохотным, чуть ли не с футбольный мяч, но все равно люди на нем мельче микробов. И спрятаться все равно есть где.
– Особенно, – добавила Ингрид едко, – когда по щелям тоже расплодились микробы.
Поддубецкий покосился в мою сторону, сказал достаточно виноватым голосом:
– Гражданское население мы предупреждали, что на этот раз халифат точно вышибем из города, так что им лучше временно покинуть его пределы.
– Но таких нашлось мало, – сказал я.
– Увы…
Ингрид сказала зло:
– Решили, что снова не решимся и будем сюсюкать, как от нас требовали правозащитники! Госдеп слал протест за протестом, даром ли он в подготовку халифата столько миллиардов вбухал!
Поддубецкий кивнул.
– Да, местные поверили, что у нас снова все закончится полумерами или даже имитацией наступления, как уже было. Тем более что наши либералы на весь мир кричали, что нельзя атаковать город, где есть мирные жители, а Штаты и вся Европа требовали, чтобы никто здесь пальчика не прищемил и чтобы с халифатовцами, если кого вдруг и захватим чисто случайно, обращались как с пленными уважительно и с достоинством…
Я прервал:
– Вы как будто оправдываетесь. Я знаю все подробности и одобряю операцию полностью. К городу подвезли установки «Солнцепек», «Буратино» и несколько «Градов». Одновременно ударили высокоточными бомбами. Выжгли все так, что и тараканы сгорели. Никаких пленных, зачем нам такие пленные?
– Впервые никто из наших солдат не пострадал, – сказал он быстро и уже оживая, видя и мою поддержку, да еще более решительную, чем со стороны Ингрид. – А Штатам посоветовали заткнуть свои протесты в жопу, иначе рванем те атомные мины, что по проекту Сахарова заложены вдоль тектонического разлома у берега Штатов.
– Помню, – ответил я. – Рейтинг нашего правительства сразу прыгнул вверх.
Он сказал с удовольствием:
– И все сразу затихли, как в Штатах, так и в сраной Европе, где силу понимают не хуже халифата. Да что там не хуже, намного лучше! Намного.
– Россия их всех била, – напомнила Ингрид. – Как шведов и поляков, так и Германию с Францией.
Он криво усмехнулся.
– Ну да, у европейцев добра больше. Терять жалко. Спасибо за понимание.
– Я ученый, – пояснил я, – а не гуманитарий, у которого головы вообще нет, а только большое и отзывчивое сердце идиота.
Он кивнул.
– Тем более спасибо.
– Не за что.
– Когда дураки поддерживают, – пояснил он неуклюже, – это хорошо, даже важно, их большинство. Но когда умные люди… их поддержка решает все. Правят все-таки умные.
Один из десантуры крикнул:
– Сейчас будем проходить над городом!.. Можете посмотреть вживую.
Я скривился, никогда не понимал этого желания очень простых и недалеких людей «смотреть вживую», из-за чего едут в египты смотреть на пирамиды или в Париж поглазеть на спальню Помпадур, хотя на экране 4К все ярче и реалистичнее, а бродить по залам можно в трусах и не слезая с дивана.
Однако Ингрид и Поддубецкий сразу же прильнули к окнам, дикари, я же предпочел рассматривать снимки со спутников, они и ярче и намного детальнее.
Город в руинах, хотя какая-то жизнь в нем есть, кое-где видны автомобили, но, конечно, большинство обгорелые и покореженные, но есть и на ходу, с виду совсем новенькие, жизнь в город возвращается… Заметил и группки людей, но все равно очень не нравится видеть место, где совсем недавно шли ожесточенные бои. Хотя назвать ожесточенными нельзя, просто на этот раз жестоко и свирепо уничтожали противника, не обращая внимания на разрушения и гибель тех жителей, что приняли чужаков кто с ликованием, кто без, но не покинули город, как потребовал командир полка, которому поручено было покончить с халифатом в этом городе.
Чем больше я смотрел, тем больше не нравилось, спрятать здесь заложницу трудновато, но и вытаскивать будет нелегко, все-таки город не просто чужой, но и враждебный…
– Очень серьезно, – сказал я. – Да, спецназ будет в самый раз.
Он спросил с иронией:
– А вы намеревались вдвоем?
Ингрид сказала с достоинством:
– Но мы же переговорщики!
– Да, – согласился он, – переговорщики… Но я на успех переговоров не рассчитываю, а вот если бы вы там на месте подсуетились насчет ее местоположения…
Ингрид промолчала, я ответил уклончиво:
– Да, было бы хорошо. Но обещать рискованно.
– Мы попытаемся, – сказала Ингрид.
– Но не чересчур, – уточнил я. – Место очень нехорошее. Не понимаю, почему здесь?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
