– С демоном! – подал голос Цведоний.
– Да, наставник. Видимо, с демоном, – подтвердил Титус прежде, чем Магистр успел сделать замечание нетрезвому брату.
– Это существо наложило на тебя заклятье, – после сумрачного молчания вздохнул Магистр. – Очень тонкое, почти незаметное. Брат Савеларий работал с тобой всю ночь и только под утро сумел его нащупать. А ведь он маг высшего уровня! Заклятье не позволяло тебе усомниться в том, что ты имеешь дело именно с Эрмоарой До-Энселе. Мальчик, как же ты дал себя поймать?
– Это вначале… – вспомнил пристыженный Титус. – Хрустальный светильник, сияние ударило мне в глаза, и тут она сказала: «Я – Эрмоара». Как же я не понял… Я очень волновался, наставник. Моя вина перед Орденом безмерна.
– Ну, как-нибудь да искупишь свою вину, – хмуро проворчал Магистр. – Обсудим это потом, когда поправишься. Сейчас надо выяснить, что понадобилось демону от нашего Ордена!
– От Ордена – ничего. Ей нужна была только Роми. То есть Романа До-Энселе. Ну да, ведь демон не может войти за периметр Хатцелиуса…
Магистр повернулся к целителю:
– Дай ему укрепляющее питье! Он должен рассказать о демоне во всех подробностях и ответить на мои вопросы. Что-то здесь не так…
Питье было горьковатое и теплое. Титус сразу ощутил прилив сил, даже боль утихла.
– Начинай! – велел Магистр.
Титус умел излагать факты последовательно и сжато, не упуская ничего важного – его этому обучили, как и всех афариев. Наставник слушал, постепенно мрачнея. Когда Титус дошел до конца, он тихо промолвил:
– Ох, Создатель… Воистину, худшей беды не могло стрястись! Мальчик, неужели ты сам до сих пор не понял, кого кинул?
– Демона?
Устало покачав головой, Магистр покосился на брата-секретаря:
– Сейчас же свяжись с Департаментом Жертвоприношений! Похоже, что избранная жертва Нэрренират нашлась.
– Где нашлась? – встрепенулся задремавший на подоконнике Цведоний. – Мы же всю канализацию облазили…
Магистр оборвал его досадливым взмахом руки и вновь повернулся к секретарю, который уже начал бормотать заклинание над кристаллом десятидюймовой длины, одна из граней которого была отшлифована до зеркального блеска.
– Погоди! Сначала узнай, когда начнется суд над Романой До-Энселе.
Секретарь склонился над кристаллом, а Титус, откинувшись на подушку, прикрыл утомленные глаза. Роми судят. Она сама во всем виновата, а он не мог поступить иначе, и все равно ее жалко. Пусть она в следующей жизни будет хорошей… Голос секретаря вывел его из полузабытья:
– Суд начался четверть часа назад, наставник. Связаться с Департаментом?
– Не надо. – Магистр ссутулил плечи. – Поздно. По закону никто не может прерывать заседание Императорского Суда, даже сам император. Если б чуть пораньше… Я бы известил Департамент, они бы потихоньку забрали девушку из тюрьмы и передали жрецам Нэрренират. Тогда бы и с эскалаторами наладилось… А если сейчас – нас выставят главными виновниками всех неприятностей! Братья, каждый из вас должен поклясться, что будет молчать о причастности Ордена к этому делу. Цведоний, хоть ты и пьян, а к тебе это тоже относится. Это прегрешение, братья, и нам еще предстоит его отмаливать, но иначе мы сильно навредим Ордену. Титус, Титус, что же ты натворил…
Глава 13
Храм Правосудия незыблемой холодной громадой высился в конце проспекта Неумолимой Длани, на фоне более светлой стены периметра и знойного сиреневого неба.
Оба его фасада, и этот, обращенный к зданиям и улицам Верхнего Города, и противоположный, который смотрел наружу, украшали мозаичные панно. Мозаика изображала императоров в парадном облачении, неподкупных судей, сцены казней. Она скорее подчеркивала, чем смягчала мрачный облик Храма. У зрителя невольно возникала мысль, что сие творение древних зодчих переживет еще сотни поколений панадарцев и будет стоять тут всегда, как бы ни менялся окружающий мир.
В ночи двойного полнолуния, когда и Омах, и Сийис висели во тьме, как два серебряных блюда, из подвалов Храма доносился глухой заунывный вой, ибо там обитал Карминатос, бог справедливости.
Об этом Карминатосе ходили в народе различные слухи. Говорили, например, что, будучи богом справедливости, он является зеркальным отражением той справедливости, какую вершат судьи Верхнего Города, – а поскольку дела с ней обстоят, прямо скажем, неважно, Карминатос с течением времени деградировал и стал законченным психом, вроде Цохарра. Потому его, мол, и держат в подвале на цепях, за семью засовами. Но это была диссидентская версия.
Говорили также, что настоящий Карминатос, удрученный неправедностью и коррумпированностью Императорского Суда, давным-давно сбежал, а придворные маги отловили какого-то демона, засадили в подвал и ныне выдают беднягу за бога справедливости. Это тоже была диссидентская версия.
По официальной же версии, в подвале Храма Правосудия обитал истинный бог справедливости, добровольно согласившийся освятить своим присутствием высшую инстанцию панадарского судопроизводства.
В самом здании было прохладно, голоса гулко отдавались под серыми сводами. Трое императорских судей, в венцах и расшитых оберегающими иероглифами мантиях, сидели в креслах на возвышении. Сбоку, на отдельном возвышении, стояло кресло прокурора. Обвиняемая сидела на каменной скамье в нише, отгороженной от зала мощным магическим экраном. Ее юное лицо осунулось и похудело, но она была умыта, причесана, в чистой рубашке – на суде все должны выглядеть пристойно. Стражников в зале было не слишком много, а маг только один, из начинающих, ибо никаких осложнений этот процесс не сулил.
На скамьях для публики расположились родственники убитых, а также преподаватели и студенты Императорского университета. Парлус, занимавший адвокатское кресло возле скамьи подсудимых, выделил среди них своих главных противников. Родители Обрана Фоймуса. Фоймусу-отцу принадлежит три четверти всех манглазийских рудников, а его супруга, рыхлая женщина в богатом траурном одеянии, является, по непроверенным слухам, тайной поклонницей великого бога Ицналуана и дважды в год приносит ему кровавые жертвы. Мать Вария Клазиния, элегантно-худощавая придворная дама с макияжем в резких тонах. Рядом ее деверь, влиятельный царедворец (отец Вария, теолог, несколько лет назад умер – теологи долго не живут).
Сведения, собранные о них Парлусом, не обнадеживали: все они жаждут мести, все намерены требовать максимально сурового приговора.
Двери были распахнуты, как предписывала традиция. Одна арка выходила на проспект Неумолимой Длани, откуда доносился уличный шум. Парлус знал, что там, за порогом, дежурят десятка три наемников Фоймусов и Клазиниев – на случай, если приговор, против ожиданий, будет слишком мягким либо же если кто-нибудь попытается отбить Роману До-Энселе. За другой аркой виднелась вымощенная белыми плитами опоясывающая терраса, и дальше – солнечная сиреневая бездна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
